Егорка быстро спускался по лестнице. Ну, то есть как быстро? Вот закройте глаза, представьте, что вы мальчик 9 лет отроду, что впереди у вас визит к деду, мама просила, а потом – свобода и аж до темна можно гасать с пацанами. Закрыли? Представили? Откройте теперь глаза. Вокруг вас – ваша повседневность, на плечах у вас незримо лежат годы, а на лице, и не пытайтесь ее скрыть, грустная полуулыбка. Впрочем, никто не мешает вам снова полуприкрыть глаза и позволить измусоленной душе искупаться в воспоминаниях. В детстве. В сказках. В легендах.
Егорка любил делать так. Закрываешь глаза, прыгаешь вниз, приземляешься, открываешь глаза, жмешь на кнопку открытия замка подъездной двери и… Ты на улице! Как боец спецподразделения прямо!
Правда, сейчас вот так вот ловко не получилось. Он едва не сшиб в полете какого-то странного мужчину в темно-синей форме. Странного такого мужчину, с явной проседью в волосах, с серебряной розой на цепочке, что повисла на запястье и внимательным взглядом.
- Простите, - глянул Егорка быстро вверх, снова устремляясь вперед, на улицу.
Человек посмотрел ему вслед, усмехнулся и продолжил подъем.
В городе раздавался заливистый смех озорной весны, что под ручку со старшим братом Лето, гуляла по городу. Каштаны светились ярко свечами, от асфальта шел уже летний жар. Егорка быстро проскочил двор, пошел к остановке. По дороге его пару раз окликнули, но он не остановился. Занести деду денежку от мамы, забрать толкушку для пюре, и только потом можно будет гулять.
Он вышел на Косвенной, свернул к деду во двор.
- О, Егорка! До деда забежал?
- Ага.
Егор поздоровался с сидящими во дворе картежниками.
И… Вдруг остановился. Повернулся и посмотрел еще раз на мирно сидящую компанию во дворе. Этого дядьку он же чуть не сшиб, когда из дома выбегал?! За спиной Андрюхи Молдавана стоял тот самый незнакомец, что встретился ему в подъезде его дома. Вот он подошел ближе к Андрею. Положил руку ему на плечо. Тот поежился и дернул плечом, словно бы норовя скинуть чужую руку. А потом…
Потом он словно бы раздвоился. Вот сидит Андрей Молдаван за столом, смотрит, что у него в картах и с чего ему сейчас пойти. А вот полуобернулся Андрей Молдаван и смотрит на незнакомца. Тот же в ответ на взгляд вытягивает из-за пазухи длинный узкий конверт, протягивает тому Андрею, что полуобернулся. Потом откуда-то из воздуха берет большой журнал, разворачивает его к Андрею. Тот расписывается в нем.
Еще секунда и Андреев снова не два, а один! Егор ошарашено трясет головой. Незнакомец смотрит на Егора. Улыбается. Машет рукой и… Выходит со двора. Вот так вот просто, как вы вышли бы, выходит и он. Мимо ошарашенного Егора, в арку, скрипнув решетчатой дверью с облупившейся на ней краской.
Егор посмотрел на компанию. Игра как шла, так и продолжила свой ход.
- Да чо ж ты встал, Егорка. Подымайся до деда, дома он, - улыбнулся Егору Андрей Молдаван.
И вправду, что стоять, когда впереди деда, а потом нужно с пацанами договориться за футбол.
В общем-то, управиться быстро у Егора не получилось. Деду явно было скучно одному, внука он без чая отпускать не собирался. Пришлось сидеть, пить чай. Пирожки, правда, у деда вкусные всегда получаются.
- Деда, - Егор поставил на стол пустую кружку, - А у вас тут новые жильцы живут, да?
- Это какие же? Все те же живут у нас. Ни прибавилось, ни убавилось с тех пор, как у Андрюхи Молдавана брат младший утоп.
- А дядька такой, в форме вроде, хоть и не милиционер и не военный, а на руке висюлька какая-то.
Звякнула чашка о блюдце. Дед посмотрел на руки. Осторожно поставил чашку и блюдце на стол.
- С висюлькой?
- Ага, - заулыбался Егорка, - Цветок какой-то, как у девчёнки!
- Где ты его видел?
- Так во дворе у вас же! Он за Андреем стоял как раз, потом ему конверт дал и исчез. А никто не видел, представляешь?
Дед вздохнул. Словно бы осел на своем стуле.
- Какого цвета конверт давал?
Егор помолчал, вспоминая.
- Белый такой, с рисунком каким-то.
Дед чуть просветлел лицом, чуть меньше тревоги стало в глазах.
- Белый - это нормально. Белый - это хорошо.
Он тяжело поднялся, подошел к окну. Стоял, смотрел на играющую внизу компанию.
- Егор, если ты снова его увидишь… То…
Дед замолчал. Он смотрел на внука с любовью, заботой, с огромным желанием защитить того от любых бед. Но, как в этом случае это сделать, он не знал.
- В общем, так, Егорка. Я тебе сейчас расскажу одну историю. А ты слушай внимательно! – он слегка добавил металла в голос, когда увидел как поскучнел Егорка, - Слушай, запоминай. Позже, когда в голове что-то появится, сам будешь думать что да как.
…Было мне тогда 45 лет. Тогда дедом меня никто не звал. Звали Николаем Васильевичем. Тут и жил. Ну, а как, Егорка, здесь родился, здесь живу, здесь и помру. Жену, правда, бабушку твою, издалека взял, аж из Кемерова. Хорошая она была, Нинель моя. Жаль, Егорка, ты не застал ее.
Вот как раз на годовщину ее смерти я его и увидел в первый раз. Помню, сидел я тогда возле суда, ждал когда позовут, по аварии дело было у меня, не прав я был тогда. Сижу, курю, думаю о том, что хорошо, что жив остался да где денег сейчас взять на ремонт. И тут он подходит. Здоровается. Садится рядом со мной. Молчит. Я тоже молчу, но смотрю с прицельным интересом.
Он так же молча достает конверт и протягивает мне. А я почему-то беру! И словно бы понимаю, что там. Потом амбарную книгу сует, как за доставку бандероли чтоб расписался.
А я возьми да заупрямься. Сказал, что не буду конверт брать и расписываться нигде не буду.
Дед замолчал.
- Ну, а дальше что? Что он-то?
- Что он… Он меня по плечу ударил и с собой забрал.
- Куда забрал? – Егорку неожиданно история ухватила.
- Не знаю куда. Не мне судить. Много чего видел, помню, правда, мало. Знаешь, Егорка, что я там видел, я потом расскажу. Когда точно буду знать, где я был. Одно я понял – кто он.
- И кто же? Деда, а ему тогда столько же лет было, сколько сейчас?
- Не перебивай. Очнулся я во дворе того же суда. Почтальон закрывал свою амбарную тетрадь с моей подписью, а я сжимал в руке конверт. Сжимал и чувствовал, как он растворяется и исчезает.
Дед подошел к дивану, сел.
- Я, ведь, Егорка, тогда пить бросил, совсем. И на машине гонять. До того кто бы меня остановить попробовал бы. Бабушки твоей уже не было, сын отдельно жил. А вот перестал… Потому что… Потому что Почтальон пришел. И конверт мне, Егорка, дал. Белый, Слава Богу. А был бы черный… Был бы черный, Егорка, не познакомились бы мы с тобой.
Когда с Ниной прощались, я в спальне зеркало не завесил. Почтальон сказал, что потому быстро и сразу меня нашел. Сказал, что когда его хоронили, на Пересыпи подрезанного, его жена тоже зеркало не закрыла. И что потому он сумел, потому у него получилось тогда, много-много лет назад. Теперь вот приходит, передает весточки. Кому белый конверт, кому черный. Весточки от тех, кого мы проводили раньше срока. У кого на сердце к нам любовь или у кого ненависть, бывает ведь и такое. А он ходит и носит. Много уж лет ходит. И много лет, наверное, ходить будет.
..
Дед откинулся на диван. Ему было не по себе. Не по себе от возраста, не по себе от воспоминаний, не по себе от того, что рассказывал это 9-летнему внуку.
- Кто с любовью шлет – тот время нам дарит. Если есть у него это время. Если есть у него это желание - немного дней или лет передать из своих запасов сюда, к нам. Кто с ненавистью… Ну, считай это штрафом. Считай поводом подумать. Я вот, до сих пор не знаю, как считать, хотя Почтальона я видел целых 3 раза. Отец твой не видел, Егорка, так я ему и не рассказывал этой истории.
Дед посмотрел на внука.
- Егор, не для того рассказываю, чтобы пугать. Для того рассказываю, чтобы сам думал, и был готов к встрече с ним. Видимо, как-то суждено нам часто с ним встречаться. Я его видел, теперь ты. И, послушай, Егорка…
Николай Васильевич внезапно замолчал и положил руку на сердце, на лице появилась гримаса боли.
- Что? Деда, тебе плохо?
Егорка вскочил со стула и рванулся к деду.
Тот успокаивающе махнул рукой.
- В порядке все. Устал просто. Ты беги, Егорка, поиграть не успеешь ведь. Забегай завтра, расскажу тебе, что не успел.
Егорка почему-то не хотел идти, но Николай Васильевич был непреклонен. Выпроводил внука, прикрыл дверь, но закрывать на замок не стал. Потом перекрыл газ и воду.
Сел у окошка. Забил и раскурил трубку. Сидел, смотрел сквозь колечки дыма, как поднимается наверх, к их квартирам, странный человек в странной темной форме.