Седьмого июля мы лихо врезались форштевнем  в прозрачную хлябь меж греческими островками. Когда смуглые матросы смотали канаты, и яхта отчалила от пирса, нельзя было с уверенностью сказать, что выбор даты окажется неудачным.

Опоенные солнцем греческие воды лукаво манили романтикой морской прогулки и першили амброй осьминожьих потрошков, а соленый ветер чертил суровые морщинки на рыхлых лицах пассажиров. Разъедутся они опосля круиза по разные стороны рухнувшей берлинской стены, соберут вокруг себя статичный хоровод таких же пузатых гансов и будут корчить прожженных морских волков, тщательно запивая вымыслы пенным баварским. 

Но здесь нам всем - и офицерам, и матросам, и обслуживающему персоналу, следует посмотреть правде в глаза и признать – всем и каждому было сугубо наплевать:

Капитан Димитрис, курчавая копия льва Бонифация, стремился на остров Самос к юной албанке-любовнице. Теперь Димитрис часто курил крепкие Assos и подолгу щурился вдаль, где его ждала прелестная беженка из Тираны. 

Смазливый помощник капитана Христо мысленно плясал сиртаки в обществе потных сластолюбцев. Ему грезился остров Миконос - колыбель чудного люда с альтернативными половыми взглядами.   

Наплевать было и матросам-арабам. Они тщательно готовились к Рамадану, мирское их не волновало.

За десять минут до отхода яхты приехал веселый боцман Янис в больших черных очках и стал здороваться со всеми:

- Ясу, ясу, ясу.

Торопливо пробежался по всем присутствовавшим в крюмессе, пожамкал потные ладошки  и зашел на второй круг:

- Ясу, ясу, ясу.

После третьего приветствия мы почуяли не доброе. Боцман снял очки. Под ними обнаружилась выпуклая пустота зрачков.  Оказалось, что намедни боцман переборщил с нюхательными порошками.

Позже его спишут и, крепко взяв под волосатые микитки, препроводят в казенные пенаты для больных зависимостями.

Мы же крайней ночью крепко нарушили общественный порядок пляжа, употребляя греческий  Кабернет Совиньон. Я приволок со стора чудесный картонный пак емкостью в десять литров. Чуть за полночь мы фальшиво затянули «За тех, кто в море», сорвали туники и омыли срам в молочном прибое.

Жар тел не остудился, и мы морально разложились на уютных телах стюардесс. Томные девичьи вздохи, песок меж юрких ягодиц да завистливые глаза греков. Весь сей разврат под дивными и яркими созвездиями. Что может быть прекрасней?

Теперь мы томились справедливым похмельем и усталостью красных глаз.

Неудивительно, что никто не обратил внимания на то, как волна покатывалась драматически, заставляя чаек гадить жидким пометом, как тучи завоевывали по тихому небесное пространство, и солнце пряталось за их хищными спинами.

Меж нами по-птичьи снует отель-менеджер с семитским профилем. Паникует, словцом крепким греческим не брезгует. Еще бы, ведь через пару часов должны были приехать туристы, а мы уставшие.

- Янис, говорит Вадим, донт ворри, еврисин гона би оллрайт.

И украдкой запивает трамадол Оранжатом. Две синички стюардессы Иришка и Маришка отчаянно борются с головной болью, созерцая томатный сок. Официантка спит, подперев лапками развратный подбородок.  Лишь Татьяна, безликий обитатель подпалубной прачечной, преисполнена мрачной решительности. Ее приземистое лошадиное тело готово к любой работе: грузить провизию ящиками; таскать багаж чемоданами; расслаблять офицеров оральными. Усердное рвение, знаете ли, не шутка, а средство передвижения по карьерной лестнице.

Таня предусмотрительно не приняла участия в наших ночных оргиях и глядела на нас теперь с усмешкой.

Да плевали мы на ехидцу разнорабочих! 

Отель-менеджера, как и боцмана, зовут Янис (за глаза мы называем его – Деятелем). Что не удивительно - каждый третий грек Димитрис, каждый второй Янис. Закажите густую арабику в прибрежной кафешке и громко окликните:

- Димитрис? Янис?

Добрая половина посетителей кафе характерно оглянется.

Пройдитесь по вечерним афинским улицам и познакомьтесь со встречными гречанками. Абсолютно точно - одна из них окажется Димитрисом,  две - Янисом. В Греции плодотворно заколосились ростки  проклюнувшейся толерантности. Двадцать лет уже как потомки Демокрита -  члены Евросоюза.

- Простите вы член ЕС?

- Член, член...




Покончив с формальностями, Янис скрылся за чертогами ресепшена, где удачно заснул.

Делать нечего – я пересчитал моих подчиненных, отдал беспрекословные приказы. Они меня рассеяно выслушали, неблагодарно послали наяривать половой хобот и разбрелись по яхте. 

Мое поприще – руководитель ресторанного дела и по совместительству бармен ночного подиума со стойкой на верхней палубе.  Работа не пыльная, но вредная. Шутка ли, каждое утро сосредоточенно копошиться в особенностях греческой кухни, снимать пробы, едва  главный кок Маки с вечной губной сигареткой отвернется к жаровням.
Так же на кухне имеется расторопный ложкомой Михалис. Он тщательно контролирует блюда, выгадывает себе деликатесы, снабжает растущий организм витаминами.

Ежевечерне я проверял крепость градуса из ювелирной тары в баре.  Сурово избавлялся от неподобных напитков, предварительно дезинфицируя их колой.

Еще одна приятная обязанность - следить за работой стюардесс в каютах, где я их невозбранно тискал, а иногда и того боле.

Приехали туристы из немецких весей, проснулся Деятель и мы встретили дорогих гостей разудалым welcome-party. Согласно договору «Посейдон» обязан был развернуть белесые холсты парусов. Надо – значит надо. И мы зашелестели по водным колдобинам, под громкий хруст балунов.

Некоторое время я бессмысленно курсировал меж кухней и каютой и тайно воровал вино со склада. Работал!

С открытой палубы доносился стрекот фотографических машинок фирмы Canon. Гансы в забавных шортах на подтяжках старательно фиксировали каждый наш пройденный метр в высоком фотографическом разрешении.

Через час чайки осмелели, оккупировали такелаж и принялись метко стрелять  за крахмальные воротнички офицеров.

Первый раз яхту взболтнуло яхту в аккурат с исчезновением пернатой своры. Непрывыкшие к стихии гансы подернулись зеленцой, метнулись прочь с открытых палуб и прочно заполнили питейное заведение. Трепеща от возбуждения, залопотали что-то на своем, вражьем. Пришлось отпаивать их шнапсом.

С теплотой и любовью поглядывая на престарелых выпивох, я трудолюбиво выписывал чеки. Когда неспокойная арья требуха остудилась высокоградусным успокоительным,  я позволил себе живительный коктейль. Достал сопутствующее и украдкой наполнил емкость. 

- Ясу…

Тихо зашуршал вкрадчивый голос, с ноткой очереденого ворнинга за моей спиной.

Я испуганно звякнул ободком об горло стеклянной емкости.

- Да, Сотона!

Еще одно такое предупреждение и я мог окончтально собирать чемодан перед финальным самолетом на родину.

- Вот а ю дуинг, спрашивает голос, хиар?

За спиной стоял деятель и зло щурился.

- Да вот, говорю,  коктейль колдую. Кто заказывал  ром колу? (громко).

Немцы изогнули безымянные лица вопросительным знаком.

- А-а, никто, говорю, ошибка вышла, шеф.

Стою каюсь, Янис таращится с подозрением, недоброе мыслит.

- Иди-ка ты, говорит, отдыхать. Скоро ужин, апперитивы оливками в сухом мартини, дегустация.

Как будто, думаю, бюргерам интересен ваш кисляк. А вслух:

- Вас, понял! Удаляюсь.

Заглянул в бар, оставил на барном столе извещение:

«Извините, вы можете найти бармена в ресторане»

Спустился в ресторан,  оставил на барном столе извещение:

«Извините, вы можете найти бармена в баре»

Во время предыдущего круиза это алогичная конструкция произвела фурор и кипение американских мозгов.

После сытных осьминогов и баночки пива, захотелось подымить самокруточкой задумчиво в опоясывающие яхту ветра на палубе да перекумарить ломки сна полуторачасовым забытьем.

Недолгий путь к целебной каюте лежал через ресторан. В ресторане мне попался говорливый Вадим. Я задержался и решил обсудить с ним последнюю новость:

Участница американского общества солдатских матерей в ответ на предложение российского врача - попытаться совместно попытатся сообразить мир в Ливии ответила:

«Уважаемый мистер Прохоров, мы рвали и будем рвать Ливию. А вас мы будем иметь в сгибы локтей и уничтожать физически. Такие народы, народы как ваши не имеют права жить на одном шарике с американской нацией.

С уважанием Сарра Коннор, мать Джона Коннора, и внештатная любовница металлического чурбана Терминатор. Господи храни америку.»

Стоим, перебрасываемся высокими политическими терминами, благословляем Америку. Солидная интеллектуальная беседа двух господ
Деятель заливается отчаянным храпом, стюардессы украдкой ,

Неожиданно стихли звуки, стало весьма неуютно. Промеж нас с Вадимом упала печенюха, неспешно перекатилась ребристыми боками и замерла в полуметре. Мы проводили ее ленивыми взглядами.

В какие-то пару мгновений лакированный  пол рокируется с крепким верхом.

В запотевшие иллюминаторы отчаянно щемится огромное количество соленых брызг.

Бокалы сыпятся с рампы на голову.

Два громадных грилля извергают из ребристых недр аппетитные кусочки кальмарьих щупалец и опрокидыватся

Усердно поливает пространство кофейной мочей кофе.


Качая маятник (спасибо тебе мой лысый дядшка тренер!) я уворачиваюсь от двух стульев маятником, но пропускаю коварный удар столика.

В образовавшемся затем водовороте сервиза, столовых режущих предметов и рукодельных скатертей я немного замешкался.

Тощее, героиновое тело Вадима захлебнулось сухофруктами, его ухо настойчиво домогалась фруктовая ваза. Внезапный порыв прийти на помощь неумехе сорвался. Я поскользнулся на аккуратной лужице мочи неизвестного автора.

Вольно раскинувшись на спине, я ощутил как на меня набросились фужеры. Перебив и передушив дерзкий хрусталь, я стал трудно карабкаться через завалы, форсируя раскрытую дверьми наготу мебели.


- ААА Малакииияяяя

В опасной близости пролетел Деятель, хлопая ноздрями и подпуская жидким на пол ( так вот кто наделал лужу!)

Я вяло окликнул Вадима заплетающимся языком:

- Лови шефа!
- Да пошел он на...

Янис ловко остановил покатым лбом стену, взорвал резкий салют звездами из глаз и собрал  внезапно возникших чертиков кастрюльку со словами:

- Знатный будет супчик с чертятинки!
Но морок  завершился, Деятель ошалело оглядел ресторацию и завопил.
Кричит, безумствует:

- Рятуйте китайский сервис и залупу Аполлона, бляди!!!
Затем и вовсе перешел на греческий бессвязный, стал грести под себя развалины посудной Помпеи:

- Моя прелесть, вааай.....

Тусу емся немного погодя мы с вениками. Вадим усердно хохочет и запивает трамадол.
Очередной рвотный приступ моря бьет в покатые бока яхты. Нелепые взмахи и открытые позы с растаращенными руками.

I Believe I Can Fly

Без лишних понуканий в голову прокралась мысль – Remy Maritn!

Я же надежно спрятал его в стеклянных закромах бара…

Нелепое сальто мортале и я в своем баре. Но что я вижу – коньяк на месте, а кресла пусты…

Волны заливают палубу, троса неистово лупят по корме, яхта мастурбирует
и среди етой вакханалии маршируют мои гансы со словами:

- Я воль, я воль…