Машина тем временем свернула с трассы и покатила, переваливаясь на колдобинах, по просёлку. Впереди на холме показалась часовня.
- Вот на ту избушку с крестом и правь, Семён. Старая «лётчица» с метлой, где-то рядом жила. Да не торопись уже, теперь не уйдёт.
- Не уйдёт, факт, - сквозь зубы усмехнулся Октябрь, - я её держу, - на лбу парня выступили капли пота.

Машина проехала ещё метров сто, когда обрамлённая березняком, перед путниками показалась избушка. На курьих ножках? Не угадали. Канадский домик из сэндвич-панелей аккуратный и красочный, словно на картинке.
- Вот тут и останови, Сёма, - старик весь подобрался, - негоже хозяйку пугать.
- Не напугаем, - улыбнулся Октябрь, - она нас давно ждёт. Не к сельской повитухе едем, дед. Тут всё сложнее.

Путники вышли из машины и дед, потянувшись, с улыбкой сказал внуку: - Ты поперёк батька в пекло не лезь. Лариса баба не простая, это тебе не с Уицраоровыми сявками тереть. Я первым пойду.
Неожиданно дверь красочной избушки отворилась, и на крыльцо, улыбаясь, вышла женщина лет сорока пяти. Статная, красивая осенней бабьей красотой. Прадед замер, его спутники тоже остановились. Несколько секунд высокие стороны разглядывали-оценивали друг друга.

- Здравствуйте, гости жданные, - пропела женщина, растягивая гласные, - долгонько ехали, а Шаул? Кстати, не такая я и старая, ведьмак. Небось, когда в первую империалистическую ко мне похаживал, так милее не было?
Старик, под ехидными взглядами Семёна и Октября, смутился, но взял себя в руки и, расхохотавшись, сказал: - Ничего от тебя не скроешь, Лорка, одно слово, нечистая сила!

- Чистая или нет, то не тебе судить, Шаулушко. Не смущай детей. А ну проходите в дом, чего под стенами лясы точить?
Гости вслед за хозяйкой вошли в комнаты. Дом оказался удивительно уютным, светлым и каким-то радостным. Октябрь смотрел и не мог найти ведьминой атрибутики. Ни тебе гробов, чёрных кошек, пучков высушенной травы и сушёных детских ручек.

Хозяйка прошла в гостиную и, указав на кресла, вышла, оставив гостей обживаться. Комната, как комната. Большой телевизор, музыкальный центр, ковер, закрывающий весь пол, суаре на панорамном окне.
- Ну и ну! – смущенно пробормотал Семён, - и это ведьма? А где чёрные свечи, распятие вверх ногами, дохлые крысы?
- Дохлых крыс у меня нет, Семён, - проворковала вошедшая хозяйка, - но если ты пожелаешь, для тебя специально наловят.

Лариса поставила на сервировочный столик поднос с чайничком, чашки, пару розеток с вареньем, вазочку домашнего печения и блюдо с бутербродами: - Чем богата, гости дорогие. Откушайте с дорожки, да поговорим.
Дед Шаул посмотрел в окно. Там, в каких-то тридцати метрах высилась часовня с её семиконечным крестом.

Старик усмехнулся, ехидно глянул на ведьму и спросил: - Ларис, ты ж ведьма. Как ты живёшь в таком соседстве? INRI не мешает?
- Здрасьте вам! – звонко рассмеялась ведьма, - да чем же он мне может помешать? Я, к твоему сведению придерживаюсь деизма. Верю в творение, а дальше моя вера не простирается. Поскольку Сам давно не спускался, а Вестников не дождёшься, - взгляд ведьмы упал на замершего Октября и лицо хозяйки окаменело. Между ней и молодым человеком произошёл миллисекундный диалог в пси-диапазоне.

Октябрь отрицательно покачал головой, ведьма угрюмо кивнула ему и, встрепенувшись, сказала: - Да вы кушайте чай, с дороги притомились. Если желаете, то я насчёт обеда распоряжусь?
- Не суетись, Лариса, - старик отхлебнул из чашки, - ишь ты, на зверобое? Мы к тебе не столоваться приехали, а за помощью. Ты ведь помнишь ту кровь, что брали в 1924 году у Вовы Немецкого? Нам её нужно добыть. А она у нашего ретивого хлопца Уи. Поможешь?

- Помочь можно, отчего бы и не порадеть для таких гостей, - быстрый взгляд ведьмы на Октября не укрылся от взора старика, - Уи так просто нынче не взять. Зело окреп наш друг. А сейчас вы его загнали в угол. Ох, лихое затеял старый чёрт! Если я не ошибаюсь, а мне не положено. Змей решил использовать мёртвую магию. Вот так!

И в это время по окнам дома ударила автоматная очередь. Комната моментально наполнилась осколками стекла и визгом крайне раздраженных пуль. Присутствующие замерли, а выстрелы прекратились и усиленный мегафоном голос, грозно выкрикнул: - Внимание террористам! Ваша база окружена, сопротивление бесполезно! Выходить по одному с поднятыми руками! Неосторожное движение приравнивается к побегу.
- А прыжок на месте – провокация, - невесело добавил Шаул.

- Господи! Как же вы меня утомили, прямо дети малые, - ведьма развела ладони, её хлопок совпал с хлопком подствольного гранатомёта, и случилось чудо.
Моментально стены помещения изменились. Казалось бы та же гостиная, тот же стол с ещё дымящимся чаем, но обстановка странным образом поменялась.
Теперь они сидели в бревенчатой горнице рубленой избы. На столе паровал самовар, а в окно была видна небольшая речушка и огромные сосны.

- Дед Шаул кивнул головой: - Ну да, конечно, ты, Лорка, всегда была кубышкой с двойным дном. Ловко! Где это мы?
- Да какая тебе разница, старик, - Лариса усмехнулась, - ну, на Алтае. Не всё ли равно где быть, главное всё ещё быть?
- А эти одноразовые, там, в Подмосковье, сейчас твой дом разнесут по щепочкам.
- Да какой дом, окстись! – ведьма рассмеялась, - нет там никакого дома. Стоят себе на поляне, глазами лупают. О, сейчас договариваться начнут. Что, мол, ничего не видели. Кому же неполное служебное, да ещё и в дурку охота?

- Лор, ты не забыла, что мы к тебе по делу приехали? Поможешь, или мне тебя сразу пристрелить?
Ведьма улыбнулась: - из тебя стрелок, как из моего Жирика охотник на мышей.
После её слов на большой русской печи что-то зашевелилось, занавеска пошла в сторону и на пол, с грацией артритного бегемота, спрыгнул самый гигантский в мире кот.
Килограммов на двадцать пять, с бездонными желтыми глазищами. Угрюмо посмотрев на присутствующих, кот сурово мяргнул, схватил со стола бутерброд с колбасой и шабаркнув башкой в дверь, вывалился на крыльцо.

- Ты смотри, - расхохотался старик, - замашки и впрямь, как у нашего полуюриста. Только бы что-нибудь приватизировать да на коммунистов свалить. Красава! Ну, так что, Лор?
- Ладно, помогу вам так, и быть, - ведьма, не отрываясь, смотрела на Октября, - знаешь, чего больше всего на свете боится наш братец Уи? Как и всякий Кощей, он давно упрятал свою смерть в яйцо. Не надо смеяться. Этот скот живёт на свете едва ли не больше моего.

Тебя, Шаул, ещё в твоём папе не было, про маму даже не говорю. Все сказки имеют под собой базис. В нашем случае именно с Уицраорчика рисовали Коша Бессмертного. Прокол в иное, утечка информации. Это было во времена первых охот. Когда эта китайская крыса чем-то угодила пришлым Охотникам. Тогда и получил он доступ к технологиям. Получил знание, получил силу, поимел бессмертие.

Убить его можно, и даже необходимо, однако сделать это не просто, а своей смертью, от старости, эта тварь уходить, не намерена. Вобщем так! На Урале, в городке под названием Кунгуръ, есть древняя карстовая пещера. Людишки местные излазили её вдоль и поперёк. Насчитали сколько-то там километров. То ли пять, то ли семь. Пробили тропки для праздного люда, билеты продают, - ведьма рассмеялась, - на самом деле в пещере той километров пятьсот будет, если не более. Запечатали её ещё в древности. Бо в ней соль Уральская. Да не та, что в суп кладут, а что знаниями называется.

Стерегут её наши древние. Берегут от людского глаза, жадных до сокровищ человечишек, но пуще всего от зла. Так Бородатый распорядился, - ведьма опять зыркнула на Октября, - я обскажу, как вам туда попасть. Что взять, как воспользоваться. Но, квест есть квест. Как в современных компьютерных бродилках. Если всё у вас получится, то Уицраор сам на себя руки наложит. В трёх местах сразу!
Да, и вот что ещё! Есть у меня в тех краях должник. Служит лесничим, не любопытен. Парень, - ведьма посмотрела на Октября, - ты посмышлёнее будешь. Запоминай куда идти и что делать, а я пока вероятностные траектории сведу. Так что вам моего должника искать не надо будет. Сам к вам выйдет.

Семён с хозяином вышли на крыльцо покурить, а ведьма принялась пояснять молодому человеку детали. Минут через пять, когда Шаул и Семён искурили по сигарете, в дверях показалась Лариса, за ней Октябрь.
- Давайте ребятки, Он в помощь. Но, я не люблю играть втёмную, что вы сделали с парнем, - ведьма покосилась на Октября, - не могу понять. Какой-то подвох в тебе, но не тёмный, а скорее светлый. Не понимаю! Ну, ступайте с Ним. После разберёмся.

Да! Машину вашу я тоже перенесла от греха подальше. Только до Москвы вам сейчас не добраться на ней. А ну садитесь в свою железяку!
Гости, не мешкая сели в машину, закрыли дверцы и приготовились к очередным чудесам. Когда Октябрь потерял сознание, он и сам не понял, но очнулся всё в той же машине. Которая стояла на трассе, в которой непонимающе протирали глаза Семён и дед Шаул. А впереди, в каких-то десяти метрах, стоял указатель «Москва».

Часть-2 (ЛЕСОВИК)

«Когда касаемся цветка,
Звезду далекую тревожим» (Д.Томсон)

Если от станции Урашим идти строго на север, по широкой дуге обойти местный пруд и углубиться в тайгу, то буквально через какие-то смешные восемнадцать километров, вы упрётесь в зимовье Лёни Строганова.
Если, конечно, есть желание мять ноги. А так-то никто не неволит. Хозяин барин.

Тайга здесь не кондовая, убитая лесорубами и нефтяниками. Что вы говорите, нефть не нашли? А если бы нашли, то и разговор бы не состоялся. Так бы усношали природу матушку, что и во сне не поблазнится.

Лес, не тайга, в основном хвойный, с редкими вкраплениями осинников и березняков. Ну а как вы хотели? Мы ж всё ещё на Руси, секвойя здесь не предусмотрена.
Грибов и ягод пока что хватает с лихвой, а лихву городские автотуристы выбирают, ага. Как сезон, так почитай все обочины ихонными машинами забиты. Шугануть бы, дак место не куплено, тоже чай русские.

У Лёни Строганова крепкая рубленая изба. Пара комнат, сенцы, крытый двор. Всё хозяйство сроблено на века, как и положено среди староверов, пусть хоть и бывших.
В крытом дворе-пристрое обитает злющая и громадная как медведь азиатка Олеся. Когда редкие гости, струхнув от грозного вида медведеподобной овчарки, от её ревущего голоса и желания сожрать всё и вся, узнают имя скотины, они долго хохочут. Ну, надо же, Олеся, с поднябеся.

Лёня местный лесничий, егерь, смотритель. Царь и бог лесного квартала. Давным-давно, лет пятнадцать тому, ещё достаточно молодым мужиком, Лёня освободился с зоны. Помыкал горе в большом городе, пытался приспособить себя к делу, ан не тут-то было. Урка, да ещё со статьёй бандитизм?! Следующий.
Вот тогда-то и познакомился Строганов с тем стариком лесничим. Сидел себе на вокзале, соображал, куда кинуть кости, а тут дед.

Смешной такой старикан, лет под восемьдесят. С котомками, покупками, сразу видно село. Лёня мельком сфотографировал деда и погрузился в собственные проблемы, забыв колхозника напрочь. Однако ему помешали.
Молодые, нерастраченные мужики, лет по двадцать пять или чуть более. Шумные, поддатые, в состоянии поиска приключений. Трое и такая же шебутная кобылка на прицепе.

Сначала они придрались к пожилой женщине, но та быстро подхватила баулы и ушла в барачное помещение станции. Тогда скучающие дартаньяны срисовали старика. Лёню они пока не видели. Таких как он, вообще стараются не замечать. Суетно, хлопотно, больно.
Девица, хлябающей расшарниренной походкой подошла к старику и что-то спросила, Лёня напряг слуховые устройства.

- Нет у меня денег, доченька, но если нужно, я с проводниками договорюсь, за так довезут, лишь бы контроля не было. Меня тут все знают.
- Ты не понял, одуванчик, - это подключились мужики, - нам не ехать, нам забухать не хватает. Дай сотку, чё ты как маков цвет?!
- Так я и говорю, ребятки, нет денег, - старик наивно и светло улыбнулся, - всё на покупки потратил.
- Ну, хер с тобой, давай покупки, - гопник протянул руку к стариковым авоськам и тут же лёг себе под ноги, предварительно обоссавшись, как за подписку «Пионерской правды».

Лёня отродясь не носил с собой ножей, свинчаток, кистеней и прочих приблуд укорачивающих срок службы человеческого организма и увеличивающих цифру приговора. В его кармане для таких случаев покоилась берёзовая палочка пятнадцати сантиметров в длину. Чуть закатанная с обеих сторон, напоминающая собачью косточку.
Именно эта палочка, память о дружбе со старым корейцем, подсевшим за убийство неверной жены, врезалась в лобковую кость хулигана.

Мимолётное движение и скот с мокрыми и воняющими штанами, лёг на захарканный перрон. Двое недоумевают, девка кипешует, а Лёня уже берёт старика под руку, радостно улыбается, как родному.
- Здравствуй, батя, а я тебя обыскался! Решил всё же проводить. А то времена смутные, сам знаешь, сколь говна по улицам вытаяло.

Так они и познакомились, Поликарп и Лёня. Те ублюдки тогда чуть похорохорились, понтанулись перед своей клячей, однако правильно оценив изробленные Лёнины кулаки, волчий блеск в его глазах и акулью улыбку, свалили по тихой, прихватив своего раненного в член товарища.

Старик был далеко не дурак, и, привечая в дому урку, сознавал степень риска, однако рискнул зачем-то.
Первое время Лёня отдыхал душой и телом. Купался в лесном озерце, гулял по окрестностям, ел, пил, балдел.

Дед Поликарп не загружал нечаянного постояльца работой, однако и Лёня не привык лежать на печи задарма. Напиленные поселковыми мужиками берёзовые чурки, он расколол в первые же дни. Заготовив аккуратную и объёмистую поленницу, аж на две зимы вперёд. Занялся дедовым огородом. Заброшенным и помирающим с голоду.

Выпросив у Поликарпа старенькое худое ведро, Лёня принайтовил его к длинной жерди, и при помощи немудрёного приспособления зачистил стариков гальюн ажно до самой Америки. Содержимое гальюна ушло на перепаханный огород, а Лёня довольный собой приглядывался, к чему бы ещё приспособить свой досуг.

Лёня приглядывался и, как оказалось, дед тоже присматривался. И потому, когда через пару недель, не в меру загостившийся постоялец собрался уходить, между ними случился диалог.
- Куда лыжи востришь, парень? – Поликарп сидел на завалинке, смолил папиросу и с интересом разглядывал гостя, - ты хорошо подумал?
- А что тут думать, батя? Не век же мне сидеть у тебя на шее. Отлежался, морду раскормил, тебе пособил, чем мог, пора и честь знать. А так-то да, хорошо у тебя здесь, век живи, век дивись и не надышишься.

Старик подумал о чём-то, медлительный, как сама природа, почесал за ухом и, улыбнувшись, объявил: - Ну а коли любо, так и оставайся. Я в лесничестве сей вопрос утрясу. Мне ведь годов под сраку и даже чуть более. Преемника нет, завтре гикнусь и квартал пустой. Подумай, Лёньша. Зарплату тебе выправим. Не барскую, но по лесному делу хватит и даже останется. Что ты потерял в том городе? Ведь не вытерпишь, опять набедокуришь. А то ещё дружки подобьют на какую пакость.
Леонид подумал, удивился себе переродившемуся и согласился.

Гарунья

Далее была работа, рутина. Обход лесных угодий. Присмотр за солонцами, до которых охоче лесное зверьё и браконьеры. Подкормка изголодавшихся к излёту зимы лосей. Фильтрование популяции волков. Которых к слову, развелось видимо не видимо. И как-то раз, переусердствовав на новом поприще, Лёня всё же нарвался.
Жакан, предназначенный для лося, разорвал ему брюшину, разворотил внутренности и бросил мужика во мрак преддверия.

Чем бы закончилась эта история? Так ясно чем. Лес, село, толкового врача не сыщешь, нормальных лекарств отродясь не бывало. И если бы не старик с его странными таёжными связями, то так и сгинул бы наш Лёня не за понюшку табака.
Он плавал на грани Да и Нет. Всплывал из небытия и погружался в чернушную ночь откровения. Очнувшись, очередной раз, Леонид ощутил себя в мире.

На лавке напротив него, сидела незнакомая женщина. Не молодая, не старая. Лет сорока пяти, ладная, с грустными добрыми глазами. Поликарп суетился возле плиты.
На маленьком приставном столике в изголовье дымилась чаша с тлеющими травами, горела свеча, с маленькой иконки на Леонида взирал Пантелеймон Целитель. В шуйце открытый ларец, в деснице ложка со снадобьями.

Женщина, увидав, что её подопечный очнулся, улыбнулась и сказала Поликарпу: - Ну, вот и всё, Поликашка, дело сделано. Парень будет жить, а ты помни уговор. Тебе скоро ответ держать перед Набольшим. Не забудь сей день. Мне тоже не больно-то надо задарма зелье переводить.
- Да, Лариса, - обрадовано залебезил старый лесничий, - всё, как уговаривались. Ты не серчай, что вызвал тебя. Больно уж парень хороший. Рано ему помирать-то.

- Вижу, что рано, потому и пришла, - Лариса посмотрела на Леонида и, обращаясь к нему, добавила, - а ты, парень, запомни сегодняшний день. Ничего в мире не делается за так. Даже мамка, выкармливая чадо, надеется на стакан воды в старости. И потому, когда понадобишься, я тебя позову! Не отвечай, тебе ещё трудно.
- Я сообразительный, - превозмогая слабость и боль, прошептал Лёня, - понадоблюсь, зови!


С тех пор прошло без малого пятнадцать лет. Сразу, как только Лёня встал на ноги, тихонько по-домашнему, без слёз чисто, как и положено человеку праведному, ушёл дед Поликарп.
Субботним вечером Леонид протопил маленькую жаркую баньку. Похлестался сам, чередуя то дубовый, жёсткий, как доска веник, то берёзовый, ласковый и ароматный. После него погрел косточки старик.

Они посидели за самоваром, проговорили далеко за полночь. Выпили по капле наливки.
- Ты, Лёньша, хозяйствуешь справно, - задумчиво произнёс старик, - чую, пора тебя отпускать в автономку, - заметив, как вскинулся Леонид, старик поправился, - я имел в виду иное. Помру я нынче. Так что живи по правде, трудись на земле и во благо. Я прилягу, а ты выпей ещё, телевизер посмотри.
Утром старик не проснулся.

Дед, несмотря на преклонный возраст, был умён и расторопен, и потому у Леонида не возникло проблем с лесным начальством. Из помощника егеря его моментально перевели в полноправные члены лесного коллектива. Ну а кому надо веками сидеть под ёлкой и бдеть за порядком? В данном случае бирюк вещь незаменимая.

А Лёня, впервые за много лет, наконец-то остался наедине с собой, мыслями, Богом. Библиотекарша из посёлка в нём души не чаяла. Аккуратный, педантичный до фашизма, книги просто «ест», и какие книги?!
Мальчик читает боевик и фантастику, бабушка-инженю глотает дамский роман и плачет на него как Ярославна за Игоря. У Лёни же иное. Заскоками, проколами, завихами.

Очередной понос и приходит эпоха исторического романа. Сенкевич сменяет Загоскина, Скотт чередуется с Говоровым и его Каролингами. Баталии, дворцы, фигуры.
Проходит месяц и у Леонида новое поветрие. Древние!
Платон, Эпикур, Зенон Китийский, Плутарх, Геродот. И всё это вначале хаотично, и после целенаправленно, жадно, захлёбываясь, но не напиваясь.

Дни Леонида текут не скушно, но плавно, по-русски лениво и неспешно. Утренний подъём в пять, пробежка лесной тропинкой до начала Анфискиного болота. Потом умывание из ручья, причём сезон роли не играет. Зима ли на дворе, лето ли. Вода ледяная, рычащая. Всё верно. Нагнуть человека, почти любого, труда не составит. Начинать надо с себя. Ибо внутри под кожей таится такой скот и зверь, что каждая поблажка делает его сильнее.

После процедур, Леонид завтракает. Обычно это кусок хлеба и стакан хорошего чая. Иногда к пайке добавляется кусок масла, но это уже роскошь. И не потому, что денег не хватает. Куда и для кого их копить в джунглях? Просто вынужденная аскеза переросла в убеждение, смысл.

В один из таких дней, совершив вышеозначенные телодвижения, Лёня поставил на печь кастрюлю с Олеськиной болтушкой, а сам присев на крылечко, закурил и, разминая язык, болтал с овчаркой.
- Ну, рассказывай, телушка, как ночь провела, что на свете чудесного? У тебя уши, нюх, глаза, тебе истина быстрее открывается.
Олеся, старательно помахав огрызком хвоста, всем видом дала понять, что на посту без происшествий, вверенное имущество согласно описи, а каналы связи и линии манипуляции в исправном состоянии.

- А что, Олеська, давно мы с тобой нормального мяса не едали? Мы ж посты не блюдём? Ну! Чего нам опасаться? Царствие божие обломается? Ну, это враки! Будда сказал: «Если  бы  можно было достичь совершенства и освобождения от уз, привязывающих человека к земле, только  отмазками от мясной пищи  и человеческих условий, то слон и корова давно жрякали  бы райские авокады». Поверим на слово, всё же Бодхидхарма, а не хрен собачий.
Кстати о хрене! Надо бы тебя повязать, а то ты меня, лошадь, замаешь своими лживыми беременностями.

Прошлый раз, когда Леонид по неосторожности взял Олесю с собой в посёлок, он тогда гостевал у друга, Фаридки, случилась та неприятность.
Фаридкина баба уехала в город к маме, и мужики ничтоже сумняшеся, забухали горькую.

Пили два дня, считай, что и не начинали, а Олеся тем временем находилась в крытом дворе, вместе со своей подружкой и вроде даже роднёй, такой же азиаткой Сарой. Кто знал, что Сарина щенность так подействует на целку Олесю?
Они тогда затарились продуктами, вернулись к себе на заимку, у Олеськи как обычно прошла течка, а потом начались проблемы.

Сначала Леонид не понял, что происходит с собакой, а поняв, обалдел! Азиатка, живущая большую часть времени без поводка и имеющая карт-бланш на свободное перемещение, вдруг забарагозила. Раскопала под крыльцом здоровенную яму, натаскала туда ветоши из дровяника и затаилась в своём гнезде. Что за бес?!
Но когда Лёня увидел, как Олеся украла чёрт знает от кого оставшегося резинового ёжика, подложила его себе под соски, вылизывала и пыталась кормить, здесь-то он и прибалдел.

А прибалдев, подхватил старый, купленный по случаю велик, и, как мог быстро поехал в посёлок. Вера, она всё знает.
Вера Новосёлова, библиотекарь и преподаватель истории в поселковой малолитражке, знала не всё, но многое. Если честно, такую голову ещё поискать. Поискать и не найти.

Вера Валерьевна выслушала Леонида, как всегда с повышенным вниманием, почесала мочку уха и сказала: - А вы знаете, Лёня, мне кажется понятно, что происходит с вашей собакой. Это ложная щенность, эдакая шутка природы. Не болезнь, но и не подарок.
У меня самой такого не было, - в этом месте библиотекарша покраснела, - в смысле у моей собаки не было, но в литературе я такое читала.

Делать нужно вот что! Титечки, - здесь Вера Валерьевна снова сорделась, - мазать камфарным маслом, попоите её отваром шалфея, ну и не давайте ничего молочного. Но, самое главное, постарайтесь её срочно развязать. Чего бы вам это ни стоило.
Лёня, старательно записывавший за мудрой женщиной, при её последних словах побледнел: - В смысле развязать?! Я … сам … покрыть?! А может быть договориться с кем из собачников, и привести ей кобелька?


Так они сидели и беседовали. Мудрая, в силу некоторых причин не говорящая собака и человек. Бирюк Лёня.
Неожиданно овчарка насторожилась, шерсть её встала гребнем, в горле зародился утробный, булькающий рык. Явно чужие, и явно, что-то недоброе.
Живя в лесу, Лёня привык ко многому, повидал немало разных людей, а давняя отсидка в лагере дала урок на всю жизнь. Человека, пока он не доказал обратное, нужно опасаться. А после того, как докажет, опасаться вдвойне. Вы скажете, ну и позиция? Говорите сколь угодно, проверено!

Моментально нырнув в избу, егерь схватил со стены дедовский карабин, а выйдя на крыльцо, положил его за спину изготовившись ждать, как умеет это только лесовик со стажем.
Их с Олесей ожидание не затянулось. Буквально минут через пять, из лесу, не по дороге, а тропинкой, вышло оно. Нет, конечно, это был человек, но бог ты мой, в каком виде!

Женщина, молодая, старая, сразу и не разберёшь. Грязная, лохматая, в изорванном платье и с разбитым в кровь лицом.
Лёня в сильнейшем волнении посмотрел на овчарку, а Олеся в свою очередь с таким же ошарашенным видом смотрела на друга, словно бы вопрошая: «Это нынче вот так носят?»
Дальнейшее запомнилось лесовику, как цепь озарений.

Женщина, сделав ещё несколько шагов, мутным взглядом зафиксировала Лёню, в её глазах мелькнуло что-то типа мольбы, удовлетворения. В этом месте ноги её подкосились, и она рухнула в траву.
Леонид уже подбегал к ней, рядом спешила собака. Босые разбитые в кровь ноги, порванное платье, но не это привлекло внимание егеря. В левом подреберье нечаянной гостьи торчала рукоять ножа.

Выверты человеческой психики порой бывают настолько странными, что объяснить их не представляется возможным. Словно бы тушка живёт по своим законам, а голова автономна и находится в иных измерениях.
Леонид уже нагибался к пострадавшей, рассматривал место ранения, а в голове звучала Лермонтовская строка: «Гарун бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла».

Немедля, егерь перенёс свою находку в дом, прикрикнул на суетившуюся под ногами Олесю: - А ты, какого беса тут трешься? Лучше бы воду поставила греться. Брысь!
Сорвав платье, Лёня принялся колдовать с ножом и раной. Очевидно, что удар был нанесён рукой неумелой, либо суетно, в спешке. Ничего жизненно важного вернее всего  не задето, да и не глубоко. Словно бы ударила баба или ребёнок.
- Ну что, Гарунья, терпи, будет больно, ори. Тут никто не услышит.

продолжение следует...