Глава 13

СССР, Ярославская область, пос. Переборы. Июнь 1942 года.

Ветхие листы с записями из прабабкиного сундука в своё время дали Пашке необходимый толчок, теперь он вынужден был сам искать пути развития своих способностей. Да и было ради чего. Находиться в лагере, постоянно подвергаться давлению конвойных и зеков стало просто невыносимо. А если не удаётся изменить реальность, нужно попробовать изменить своё отношение к ней.
Пашка начал с самого простого - для начала попробовал воздействовать на свою психику. На это ушло не больше месяца ежедневных занятий. Завьялов научился почти мгновенно нагонять на себя страху без всякой на то причины, а затем быстро переходить в состояние агрессии или полной отстранённости. Точно так же ему удавалось выводить себя из любого состояния, которое навязывалось ему извне. Когда он понял, что теперь в совершенстве может управлять своими эмоциями, Паша попробовал применить эти хитрости на соседях по бараку. Для начала - на самых слабых, а затем и на матёрых зеках и охранниках.
Он стал присматриваться к поведению окружавших людей, анализировал их слова и поступки. Постоянно ставил себя на место других, пока не научился присоединяться к ним на каком-то, самому неизвестном уровне – как будто мёртвой хваткой цеплялся и не отпускал. Когда Пашка понял, что теперь может присоединиться практически к любому человеку, попробовал управлять их эмоциями и действиями на расстоянии.
Вскоре Завьялов мог напугать, ввести в транс или в ярость кого угодно. При этом уходило колоссальное количество сил, но самым тяжёлым было лишить человека воли. Для этого требовалась особая концентрация и максимальный покой. А какой покой может быть в бараке?..
Но, однажды ему почти удалось сделать это во время утренней переклички. 
Пошатываясь после сна, зеки выстроились в две шеренги на улице. Пашка окинул взглядом строй и выбрал старого еврея Германа Гольца, того ещё доходягу. Завьялов постепенно ввёл Германа в состояние глубокого транса. Гольц стоял теперь с отсутствующим взглядом и пошатывался. Когда назвали его фамилию, он даже не отреагировал.
- Гольц! Гольц, сучий сын!
Взбешённый дежурный, видя Германа в первом ряду, решил, что тот просто издевается. Подобные «шутки» карались особо сурово, вплоть до недельного карцера. Конвойный уже шагал по направлению к Гольцу, когда Пашка к нему присоединился. Завьялов уже почти падал от навалившейся внезапно усталости и облокотился на стоявшего рядом Старостина. Тот перепугался, увидев совершенно остекленевший и безжизненный Пашин взгляд.
- Паря, ты что? Слыш, Завьялов…
Тем временем, подходивший к строю конвойный внезапно обмяк и остановился в двух шагах от Гольца. Не соображая, что происходит, он опустил занесённую для удара руку. Отсутствующим взглядом обвёл строй, развернулся и пошёл на место.

***
Основное препятствие – постоянное присутствие двух вертухаев во дворе дома Осипчука. Если Паша решит эту проблему, остальное будет не так сложно. Со всеми проволочками до Пятигорска он надеялся добраться меньше чем за неделю-полторы. Чтобы пересечь линию фронта, особой горной подготовки не нужно - минимум продуктов, верёвка, ледоруб и с десяток крючьев. Всё это он найдёт в сарае – осталось от дядьки. Неплохо было бы разжиться какими-никакими документами. А если удастся раздобыть военную форму, будет вообще отлично.
Вопросом, почему именно Кавказ, Завьялов уже не мучился. Достаточно того, что ему подсказывала собственная интуиция. И если она упорно говорит ему, что линию фронта нужно перейти именно на Эльбрусе, значит, так тому и быть.

Ещё немного, и Машка окончательно поправится. Родственники успокоились, и совсем скоро отпадёт необходимость в Пашкиных приездах. И тогда снова лагерь. А оттуда уйти будет совсем сложно.
В очередной раз приехав к Осипчуку, Завьялов осмотрел Машу и вышел на веранду. Постарался придать лицу озабоченный вид.
- Андрей Михайлович, в общем, Маша справилась, но… думаю, что это ещё не всё.
- Ты о чём?
- Ну, рубцы и фиброз - это нормально если останутся. Но очаги еще… А там бактерии… Если снова будут размножаться, возможен рецидив, дело такое…
- Ну, ты скажи что нужно, Завьялов?
- Я не знаю. Вам бы со спецом поговорить, снимки сделать… Я же не врач. Могу посоветовать подышать девчонке. Но мне травы нужны, а их тут нет. Это нужно туда, за водохранилище ехать, -
Пашка махнул рукой в сторону плотины.
Завьялов знал, что Коваленко не одобрит подобных поездок. И так уже на Пашку исподлобья смотрит. Сколько он сюда ездит? Месяц почти. Последний раз, в лагере лично подошёл и сказал: «Что-то ты там подзадержался, Завьялов. Смотри, не залечи ребёнка».
Пашке без труда удалось навязать Осипчуку чувство тревоги, и Михалыч пообещал, если нужно, переговорить с начальником лагеря.
- Нужно, гражданин начальник. И чем скорее, тем лучше.

На следующий день Осипчук получил разрешение, и Павла в сопровождении двух конвойных переправили по плотине через Волгу и дальше, на восточный берег водохранилища, к пока ещё незатопленному Леушинскому монастырю. Добирались на лагерной полуторке - Пашка с одним из вертухаев в кузове, второй в кабине вместе с водилой. Вместо положенных для подобных случаев НКВДшников, Коваленко отправил для конвоирования «политического» двух вохровцев. Не таких матёрых, как чекисты. Эти только на объектах торчали, да по периметру. Пашка расценил это не иначе, как фарт. 
Дорога закончилась задолго до монастыря. Дальше – только непролазная жижа, плавни и ручьи. Водохранилище начали заполнять ещё в сорок первом, и теперь, даже летом, грязи вокруг было столько, сколько обычно случается по весне. Завьялов сидел в кузове напротив лузгающего семечки Глеба Дягилева. Слышал, как в кабине второй вохровец Прохор ругался с водилой.
- Что встал? Двигай поршнями!
- Куда я поеду, очумел? Машина утопнет, кто будет доставать? Ты что ли?
- А-а! – конвойный махнул рукой и захлопнул дверь. – Давай его вниз, Глеб. Не проедем дальше. Пешком придётся, едрись твою. Давай, живее!
Пашка спрыгнул на землю, за ним Глеб.
- Куда идти, морда?
Всю дорогу просидевший в кабине, Прохор был явно недоволен перспективой топать дальше пешком, да ещё и по грязи.
- За монастырь.
Завьялов показал на деревянный забор и часовню, частично затопленные водой.
- Едрись, это ж километра три! Давай, шагай вперёд, Завьялов. И без фокусов у меня. Подстрелю, как зайца.
Конвойный снял с плеча трёхлинейку и держал теперь её наперевес. Пашка повернулся и зашлёпал по грязи. Из-за вязкого болота под ногами до монастыря добирались больше часа. Всю дорогу Прохор материл Завьялова, на чём свет стоит. Наконец, вышли на сухое место, прямо перед покосившимся деревянным забором. Паша остановился, осматриваясь по сторонам. Сзади ткнули стволом в плечо.
- Собирай лебеду свою.
Пашка присел, заглядывая чуть ли не под каждую травинку. Взял в руку комок земли, перетёр в ладонях, понюхал.
- Не здесь, Прохор Петрович. Это к лесу нужно идти.
- Я тебе дам – к лесу! Собирай здесь и пошли взад.
Завьялов встал и повернулся лицом к вохровцам. Глянул так, что Петрович сглотнул и приподнял винтовку. Глеб немного отступил и встал чуть позади Прохора. Все трое молчали с минуту. Наконец, Прохор чуть слышно прошипел, непонятно к кому обращаясь:
- Ишь, зыркает. Того и гляди, позвонки выдёргивать начнёт. У-у, рожа…
- Мне велено Машку вылечить, Петрович. А кости твои мне и даром не нужны. Опусти винтовку. Если девка помрёт, ты же и виноват будешь. Подселят тебя вместо меня в барак, вот там тебе не только позвонки – язык вырвут.
Круглов заговорил в Пашке, не иначе. Он давно уже помогал Завьялову выживать в лагере, с той самой ночи. Видать, была в нём сила внутренняя, как пить дать. Даром, что в шестёрках у Днепра ходил.
Прохор перепугался не на шутку, но смотрел ястребом, вида старался не показывать. Только винтовкой снова дёрнул, то ли для острастки, то ли со страха.
- Поговори ещё…
Пашка не ответил, развернулся и пошёл к лесу, прислушиваясь к шагам за спиной. У самой опушки остановился и снова присел. Пошуровал руками по молодым побегам, поднялся и двинул в лес. Позади не отставали, и Петрович продолжал бухтеть, угрожая подстрелить, «если что». Пашка только усмехнулся, понимая, что оба вохровца уже сидят на крючке, трепыхаясь больше рефлекторно, нежели сознательно.
Правильно, что он решил заманить их сюда – в лес, а не бежать из дома Осипчука. Во-первых, свидетели лишние Пашке ни к чему, да и народу тьма - вместе с домочадцами и Машкой – восемь человек. Совладать с такой толпой вряд ли удалось бы, несмотря на то, что Завьялов теперь уже достаточно силён. А с двумя он справится, тем более Глеб и сопротивляться уже не может, бредёт безвольно, словно баран на заклание.
Идущие позади вохровцы не видели, как взгляд Завьялова изменился, стал стеклянным и совершенно отстранённым, а губы чуть заметно зашевелились. Паша пересёк небольшой ручей, остановился и повернулся к вохровцам.
- Пришли, что ли? -  чуть слышно спросил Прохор, стараясь смотреть мимо Паши, куда-то над его головой. Завьялов понял, что Петрович держится из последних сил. Дягилев и вовсе снял с плеча винтовку и опустился на траву. Завьялов молчал, продолжая наблюдать за конвойными. Глеб сидел в траве, обхватив руками голову, только Петрович пытался сопротивляться, и трёхлинейка плясала в его руке вверх-вниз - сил направить её на Завьялова у Прохора уже не было.
- Брось, – совсем тихо сказал Пашка.
Прохор Петрович замотал головой, винтовку не бросил. Пашка сделал несколько шагов к вохровцам и теперь стоял по щиколотку в прохладной воде ручья, не замечая, как намокают его поношенные ботинки и низ шаровар.
- Брось, я сказал.
На этот раз Петрович не смог ослушаться и винтовка, выскользнув из его рук, упала в воду. Паша нагнулся и потянул за ствол. Взялся за него обеими руками и, что было силы, ударил прикладом Прохора по голове. Тот упал, как подкошенный - пытался закричать, но голос сорвался на хрип. Пашка был уверен, что Петрович жив, только заметил, как из пробитой головы вохровца сползла по виску тонкая красная нить, завернула за ухо и побежала к подбородку. Глеб и кричать даже не пытался. После глухого удара просто завалился на бок и замер.
Завьялов опустился на траву рядом с телами. Сидел не меньше получаса, настолько устал. Затем снял с Глеба полинявшую гимнастёрку, штаны и сапоги. Оделся и переобулся. Подпоясался ремнём. В нагрудном кармане нашёл удостоверение стрелка военизированной охраны на имя Глеба Степановича Дягилева. Еще раз взглянул на лежащих в траве конвойных, подобрал обе винтовки и пошёл прямо по воде, вниз по течению ручья. Шагов за сто обе винтовки бросил в воду и, поднявшись на склон, зашагал через лес.



Глава 14

Германия, земля Гессен, Франкфурт-на-Майне. 2005 год.

Манфред предложил пройтись пешком, и Марта не стала возражать. Они перешли на противоположную сторону улицы, и Лист остановился напротив входа в ресторан, делая вид, что хочет сориентироваться, чтобы в другой раз было проще найти заведение. На самом деле он ждал, не появится ли на выходе парень, так внимательно наблюдавший за их столиком.
Из ресторана вышли несколько посетителей. Шумно разговаривая, пересекли улицу и скрылись за углом. Незнакомец так и не появился.
Марта взяла Фреда под руку, и они пошли к центру города. Всю дорогу до дома Марты Лист так и не заметил ничего подозрительного. Но присутствие в ресторане наблюдателя не давало Манфреду покоя, мало того, ему стало казаться, что лицо молодого человека ему знакомо. Марта заметила, что её спутника что-то беспокоит, несколько раз пыталась его расспросить об этом, но Лист только отмахивался и ответил, что никак не может сориентироваться в городе.
Они попрощались возле дома Марты, и Фред пообещал позвонить, как только он закончит все свои неотложные дела.

Около десяти вечера Лист вошёл в кафе напротив отеля Сенатор. Ракеш уже ждал его за столиком в углу.
- Ну, слава богу. Я уже начал волноваться.
- Вы же не сказали, во сколько именно мы встретимся. Я и постарался прийти максимально поздно. Вы уже были в номере?
Ракеш кивнул и ответил, что конечно он был в номере, довольно долго наблюдал за отелем из подъезда соседнего дома и вот теперь ещё и из кафе. Расспросил Листа, как удалось скрыться от погони.
Манфред рассказал, как дело дошло до драки и как он попытался выяснить цели преследователей. Упомянул в рассказе, как вернулся к дому, который его заинтересовал по дороге на кладбище, и о том, что ему удалось вспомнить.
- Меня выслеживали ещё до того… – Фреду не очень хотелось говорить о собственной смерти, поэтому он закончил фразу словами, «до того события».
- Что они искали, Ракеш? Может быть, то же самое нужно и вам?
- Послушайте, я же пытаюсь вам помочь, и специально повёз вас на Хауптфридхоф именно этой дорогой. Не к центральному входу, а к боковому. Думаете, я не знал, где находилась ваша франкфуртская квартира?
- Думаю, что знали.
- Если я расскажу вам сейчас всё что мне известно, то боюсь, что ваше сознание этого просто не перенесёт, понимаете? Вы сами должны вспомнить… сами.
Ракеш сделал ударение на последнем слове. Манфред не нашёлся что ответить, вспомнив состояние шока, которое он испытал на кладбище. Лист решил не докладывать Ракешу о молодом человеке из ресторана - не исключено, что просто показалось, ведь последние события могут у кого угодно спровоцировать манию преследования. Думая об этом, Лист рассеяно слушал последние инструкции от Ракеша.
- Завтра в семь утра мы встречаемся в международном аэропорту. Вылет в восемь тридцать. В Страсбурге будем к одиннадцати. Оружие выбросите в контейнер, когда будете утром выходить из отеля.
- Незапланированной встречи утром не боитесь, Ракеш? Как сегодня на кладбище?
- Это один из самых крупных аэропортов в Европе. Нас трудно будет отыскать, это во-первых. А во-вторых, если уверены, что за вами не было слежки, то завтра они будут ждать вас возле дома на Берлинерштрассе. Но, не исключено, что потеряв след сегодня, они продолжат поиски в Страсбурге.
- И всё-таки, Ракеш… Что им нужно? Что они пытались найти в моей квартире?
- Думаю, во Франции вы и сами ответите на этот вопрос. А сейчас вам лучше выспаться, Лист. Завтра будет тяжёлый день.

***
Думать о событиях сегодняшнего дня у Листа просто не было сил. Перед тем как лечь, он вытащил вальтер из кармана куртки и положил под подушку. Манфред лёг, не раздеваясь, и практически сразу уснул.

Первое время после того, как гауптман с группой установили оба флагштока на вершинах Эльбруса, они были заняты только тем, что сопровождали обозы с оборудованием от аэродрома в долине Джилы-су.
«Фокке-Вульф» заходил на посадку ежедневно в одно и то же время. «Кондор» освобождали от груза, и он снова уходил на взлётную полосу. Металлические мачты, антенны и оборудование, спрятанное в деревянные ящики, грузили на транспорт и поднимали на небольшую площадку, в километре от Джилы-су. Полёты прекратились в середине сентября, и теперь команда гауптмана была задействована только для охраны «Приюта одиннадцати» и секретной лаборатории Аненербе, сооружённой на площадке.
Манфред с группой из двадцати стрелков всё это время оставался в горном отеле.

Сколько они уже здесь? Два месяца, а может три? Или больше? От бездеятельности и мрачных предчувствий Лист уже давно перестал ощущать время. С фронта приходили довольно мрачные сводки: шестая армия Паулюса завязла под Сталинградом, а прорыв Манштейна закончился полным провалом. Не сегодня-завтра русские начнут наступление на Кавказе. И скорее всего, им придётся отступить, чтобы не оказаться в котле.
Гроот последний раз появлялся в «Приюте одиннадцати» в конце прошлого месяца. Манфред до сих пор помнит их последнюю встречу. Гауптман выглядел совершенно подавленным. Лист никогда прежде не видел командира в таком состоянии. Хаймс рассказал, что полторы недели назад в Джилы-су прибыл ещё один груз, на этот раз его доставил лёгкий транспортный самолёт.
- Тридцать человек, Лист. Все как на подбор, в каких-то мешках вместо одежды. Как потом оказалось – тибетские монахи. Меня не покидает чувство, что наш Эдди окончательно спятил.
Гауптман оглянулся на дверь и понизил голос.
- Я говорил с одним из офицеров СС. Мой старый школьный товарищ… Аненербе ищет здесь так называемые места Силы… Шамбалу. Чёрт! Мне кажется, это уже и не война, Лист. Далеко не война. Я перестал понимать, что мы делаем здесь… Какие-то предсказания…
- Что за предсказания, капитан? Не совсем понимаю, о чём идёт речь.
- Предсказания о дальнейшем ходе войны. Эти ламы увидели в Берлине русские танки, представляете? Когда информация дошла до ставки, рейхсфюрер лично отдал приказ немедленно расстрелять тибетцев. Всех до одного. Три дня назад приговор привели в исполнение, а вчера… Вчера был какой-то ритуал, Лист. Приехал сам фон Зиверс… Хоронили этих самых монахов. Чёрт знает что… Это напоминает мне балаган. 
Гауптман замолчал. Встал и подошёл к окну.
- У вас все нормально, оберлейтенант?
Голос Гроота снова стал привычно командным, с металлическими нотками.
- Так точно, господин капитан. Посты меняются через каждые два часа. Русских пока замечено не было ни на склонах, ни в долине.
- Вы неважно выглядите, лейтенант. Не бриты…
Гроот произнес это довольно мягко, не так, как обычно. Он был скрупулёзен во всём, включая и внешний вид личного состава. Лист не знал, чем объяснить лояльность гауптмана, но тот сам косвенно ответил на вопрос.
- Вы не замечали ничего странного за последнее время, Лист? Свечение на горизонте? Радиосвязь?
Манфред вспомнил, что три дня назад радиосвязь действительно пропала больше чем на час, и ему пришлось обходить посты с группой егерей. Он доложил об этом гауптману. Тот в свою очередь показал Листу свой хронометр Zenith: часы, заказанные Вермахтом для офицерского состава.
- Остановились вчера.
Манфред взглянул на секундную стрелку, вынесенную вниз, в положение «шести часов». Стрелка двигалась абсолютно нормально, без сбоев. Лист на мгновение подумал, что гауптман не в себе.
- Они идут, капитан.
- Ха! Конечно, идут, Лист. Они ни разу меня не подводили с тридцать девятого.
- Я не понимаю…
- Они остановились вчера. А сегодня в полдень, когда мы поднимались по склону, я снова посмотрел… Забыл, что часы неисправны.
- Ну, и?
- Часы шли, и я попросил Штросса подойти, чтобы сверить показания и подвести стрелки.
Гауптман сделал небольшую паузу, прежде чем закончить мысль. Посмотрел на Манфреда и постучал пальцем по циферблату.
- Оказалось, мой «Зенит» показывает абсолютно точное время. Ни я, ни кто-то другой не могли выставить стрелки – это исключено. Я не снимал их с руки со вчерашнего дня, лейтенант. Ещё немного, и я сам готов буду поверить во всю эту чушь…

Манфред проснулся. Судя по мраку, царившему в номере, была глубокая ночь. Он несколько раз моргнул, пытаясь привыкнуть к темноте. Перед глазами всё ещё стоял чёрный циферблат хронометра Хаймса Гроота. Значит то, что он видел, не было сном, а скорее всего, его воспоминаниями. Сны тяжело вспомнить, а увиденное было настолько реалистичным, словно произошло вчера. Голова невыносимо гудела, и это подтвердило догадку Листа.
Привыкнув к темноте, Фред приподнялся на постели и осмотрелся. На фоне окна он увидел тёмный силуэт. Незнакомец сидел на стуле и не двигался. Манфред быстро сунул руку под подушку и нащупал рукоятку вальтера. Теперь он держал незваного гостя под прицелом, лихорадочно думая о том, что в номере может быть кто-то ещё. В ванной комнате, например. Или в небольшом холле перед входной дверью. Уж очень спокойно вёл себя незнакомец - увидев пистолет, он даже не шелохнулся, продолжая сидеть в той же позе. Манфред никак не мог разглядеть его лица. Незнакомец заговорил первым.
- Давай без пальбы, приятель. Тебе же не нужны разборки с полицией… Так и на самолёт можно опоздать, а до аэропорта минут сорок добираться. Я просто скажу пару слов и уйду, договорились?
- Ты кто?
Манфред тут же перенял предложенный незнакомцем панибратский стиль общения. Да и голос гостя показался Листу очень знакомым.
- Можешь зажечь свет. Сейчас пять утра. Несколько рановато, но тебе всё равно выходить скоро. Клянусь, только пара слов…
- Говори.
Манфред встал и, продолжая держать гостя на прицеле, подошёл к выключателю. Щёлкнул тумблером и тут же узнал в сидевшем возле окна того самого «бородатого» парня из ресторана. Молодой человек зажмурился от света и прикрыл ладонью глаза.
- Чёрт…
- Оружие есть? – спросил Манфред.
Продолжая жмуриться, незнакомец похлопал себя по карманам куртки.
- Можешь проверить, если хочешь. Я не ношу оружия.
- Ты кто? – повторил Манфред и опустил флажок предохранителя. Отошёл на пару шагов назад и толкнул дверь в уборную. Пусто. Не сводя глаз с незнакомца, отступил к проёму, ведущему в холл. Никого. Лист вернулся в комнату и встал напротив бородатого.
- Ты из этих, что ли? Тех, что на кладбище были?
Незнакомец отрицательно мотнул головой.
- Нет, не из этих.
- От Ракеша?
Гость изобразил на лице скучающую улыбку и снова покачал головой.
- Как ты сюда попал? Откуда у тебя ключ? Следил за мной с самого ресторана? Давай, говори…
- Мне понравилась твоя знакомая, Манфред. Хорошая девушка. Ты рассказывал ей о России, она тебе про Испанию. Это так мило…
- Откуда ты знаешь? Она с тобой заодно?
- Нет. Считай, что я умею читать по губам. Хочу, чтобы ты понял: я знаю гораздо больше, чем твой Ракеш. Он прав в одном – информация, которую ты хочешь получить, должна подаваться тебе дозировано, порциями. Иначе это тебя убьёт.
- Хорошо, если ты всё знаешь, просто скажи – что им нужно? Считай это дозой, которая меня не убьёт.
- Одно и то же. И им, и Ракешу. А вот что именно – ты узнаешь завтра в Страсбурге.
- Исчерпывающе.
- Всё, что могу.
- А тебе?
- Мне? Мне от тебя лично не нужно ничего. Мне крайне важно, чтобы ты вышел из всей этой передряги живым. И последнее – не доверяй Ракешу. И ни слова о нашей встрече. А теперь, если позволишь… – Незнакомец встал и развёл руки в стороны, показывая, что он безоружен и не собирается нападать на Манфреда, – если позволишь, я тебя покину.
Лист, сам не зная почему, сделал шаг в сторону, пропуская гостя к выходу. Когда тот был уже на пороге, Лист окликнул его.
- Эй, постой! Мне кажется, мы знакомы, это так?
- Да, это так, – ответил незнакомец по-русски.
Он задержался в дверях и повернулся к Манфреду.
- Меня зовут Павел. Павел Завьялов. 

***
Несмотря на ранний час, у международного аэропорта было довольно много машин и спешащих на посадку пассажиров. Манфред заметил Ракеша сразу, как только вышел из такси. Тот стоял возле стеклянных дверей входа в здание. Завидев Листа, его спутник не стал дожидаться, кивнул головой и прошёл между раздвинувшимися створками вглубь аэропорта. Лист последовал за ним.
Ракеш пересёк зал в направлении второго терминала. Регистрация прошла довольно быстро. Дальше – короткий коридор, эскалатор и зал ожидания, где можно было, наконец, почувствовать себя в безопасности. За всё это время Ракеш не сказал Манфреду ни слова. Они расположились за небольшим столиком и заказали по чашке кофе.
- Как я и предполагал, наши «друзья» скорее всего, ждут возле вашего дома. Правда, не исключена возможность, что вас будут ожидать и в Страсбурге.
Манфред не ответил. Подумал что, скорее всего, встреча произойдёт как раз во Франции. О ночном госте он решил Ракешу не рассказывать, пока тот сам не будет достаточно откровенен. А может, вообще не расскажет. Ему надоело быть приманкой во всей этой истории. Куда ни плюнь – сплошные заинтересованные лица. Важно одно: пока он один обладает тем, что остальные так желают заполучить. Теперь важно не делать резких движений и поменьше откровенничать. Скорее всего, от этого будет зависеть его жизнь. При этой мысли Манфред попытался заглянуть внутрь себя, выяснить, боится ли он смерти? Ничего, ни малейшего страха, ни даже волнения он не испытал. Почему его не пугает собственная смерть? Может, оттого, что это не впервые? Эта мысль заставила его улыбнуться. Ракеш, внимательно наблюдавший за Листом, спросил, что его так развеселило.
- Так, пустяки. Размышлял о жизни и смерти.
- И что?
- Понял одно - неизвестность не идёт ни в какое сравнение. По сути, смерть явление естественное и неотвратимое. Жизнь - более ужасна, полна загадок, неприятностей, нелепых случайностей и прочего дерьма.
Манфред замолчал. Ему вдруг показалось, что это говорит кто-то другой, сидящий у него внутри. Иначе откуда бы столько скепсиса и цинизма?
- Смерть - та же самая неизвестность, Лист…
- Нет, – Манфред снова улыбнулся и отрицательно помахал ладонью. – Для кого-то другого, может быть, а для меня – нет.
Ракеш не стал спорить.
- Я побывал на собственной могиле, Ракеш… Кстати, откуда такое имя? Ведь вы не немец, правда?
- Нет.
Манфред вопросительно поднял брови, ожидая ответа. Ракеш на минуту погрузился в воспоминания, а может, просто раздумывал – стоит ли рассказывать Листу о себе.
- Трудно сказать. Моя мать из Индии, а отец американец. Я родился в Лаосе в шестьдесят шестом, но почти сразу родители уехали в Европу… Снова началась гражданская война и отца отозвали из страны. Хотя вряд ли вы что-либо поняли из моего рассказа.
- Ничего, Ракеш. Продолжайте.
- Я закончил Тюбингерский университет, но по специальности почти не работал…
- Какая специальность?
- Медицина. Онкология, если быть совсем точным.
- А как вы нашли меня? – как бы, между прочим, спросил Фред.
Ракеш прищурился и посмотрел на Листа. Было ясно – вопрос не застал его врасплох.
- Не думайте, что вам удалось запудрить мне мозги своими вопросами, Фред. Но я отвечу… Рано или поздно вы всё равно узнали бы правду. Мы нашли вас по радиосигналу.
Манфред откинулся на спинку стула и уставился на собеседника. Вот это новость!
- По какому радиосигналу, Ракеш?
- По тому, который выдавал ваш портативный Фридрих.
В этот момент объявили посадку, Ракеш поднялся из-за стола и кивнул Манфреду.
- Идёмте. Договорим в самолёте.



Глава 15

Франция, Страсбург, Анатомический институт. Ноябрь 1944 год.

Вторая бронетанковая дивизия Леклерка второй день вела бои на улицах города, и Хирт уже не надеялся на операцию в Арденнах, которая должна была начаться со дня на день. Фон Зиверс лично заверил его, что ещё неделя-другая, и ситуация на Западном фронте изменится. Но время шло, а Вермахт не предпринимал каких либо решительных действий против союзников.
Утром двадцать пятого ноября первый вражеский снаряд разорвался перед входом в здание института, и Хирт понял, что медлить больше не имеет смысла. Жаль, конечно, оставлять с таким трудом собранный материал, но что поделать. Сегодня куда важнее его собственная жизнь. Если союзники войдут в подвалы Анатомического института, Хирта могут тут же разорвать на части. Нужно постараться спасти самое важное - образцы, над которыми Август трудился последние полгода и конечно записи. Образцами может заняться Рольф. Телефонная связь не работала со вчерашнего вечера, а по селектору Рольф не отвечал.
Август открыл саквояж и поставил его на стол. Собрал со стола бумаги и, не разбирая, кинул на дно. Открыл сейф и вытащил тетрадь в кожаном переплёте. Снова попытался связаться с Рольфом по селектору. Безрезультатно. Хирт положил тетрадь в саквояж, ещё раз оглядел кабинет и выглянул в коридор. В самом конце, у выхода на лестницу он заметил одного из хирургов.
- Гюнтер!
В этот момент снаряд попал в цоколь здания. Стены содрогнулись, и стекла со звоном осыпались на пол. Слышно было, как в одном из кабинетов этажа, кто-то кричит. Гюнтер остановился в дверях и повернулся к Хирту. Тот поманил его рукой.
- Гюнтер, вы мне нужны.
Хирург уже бежал по коридору, когда в стену здания ударил второй снаряд. Гюнтер не удержался на ногах, и упал на колени. С потолка посыпались  куски штукатурки. Август прикрыл руками голову, но было уже поздно - он почувствовал острую боль в шее и упал. Последнее, что увидел – подбежавшего к нему Гюнтера. Тот перевернул Хирта на спину и потряс за плечи. Лицо хирурга, стены коридора, потолок и столбы пыли в воздухе - всё это перемешалось, закрутившись в невообразимом водовороте. Хирт закрыл глаза и потерял сознание.
Гюнтер оглянулся по сторонам и увидел идущего по коридору Клауса Рольфа.
- Клаус, помоги мне.
Они перетащили Хирта в кабинет и положили на кожаный диван.
- Что с ним? Он ранен? Осколок?
- Нет… Кусок штукатурки. Он жив, просто без сознания.
Гюнтер нащупал пульс штурмбаннфюрера. Утвердительно кивнул – жив. Тем временем Рольф оглядел кабинет и увидел открытую дверцу сейфа. Подошёл к столу и заглянул в саквояж. Аккуратно достал тетрадь, перелистал и положил обратно.
- Нам нужно убираться отсюда, Гюнтер. Срочно.
- Мы же не оставим его здесь в таком состоянии?
Клаус равнодушно пожал плечами и взял в руку саквояж. Нагнулся, ещё раз на всякий случай осмотрел сейф и повернулся к Гюнтеру.  Тот стоял на том же месте, рядом с Хиртом, держа пистолет в вытянутой руке.
- Вы совсем рехнулись, лейтенант, у себя в подвале? Хотите спасти представителя высшей нации? Своя жизнь вам менее дорога, насколько я понимаю. Вы забыли, Гюнтер, кто вас порекомендовал сюда… Из какой дыры я вас вытащил. И теперь вы готовы убить своего университетского товарища? Ради чего?! Думаете, французы одобрят ваши опыты в лаборатории? Пускай Хирт сам отвечает за свою деятельность, а с меня хватит…
Рольф, сам того не желая перешёл на «вы». Гюнтер покачал головой и отщёлкнул предохранитель.
- Не делай из меня идиота, Клаус. Я прекрасно знаю, над чем работал доктор последние несколько лет. Поставь саквояж и отойди от стола.
Рольф решил сменить тактику. Он развёл руки в стороны, но так и не выпустил саквояж, продолжая удерживать его на вытянутой руке.
- Хорошо, хорошо, Гюнтер… Я предлагаю вам сделку.
Рольф медленно обошёл стол, приближаясь к Гюнтеру.
- Это конец, коллега. Думаю, и вы это прекрасно понимаете. До конца года Великой Германии не станет, а мы можем уйти вместе, прямо сейчас. То, что удалось Хирту… Это поможет нам сделать блистательную карьеру. Я уж не говорю о том, какие это огромные деньги…
Клаус сделал ещё один шаг вперёд и наотмашь ударил саквояжем по руке Гюнтера. Тот успел выстрелить, но пуля ушла по диагонали вниз, задев только ногу Рольфа. Клаус отбросил саквояж и всем телом навалился на хирурга. Они рухнули на пол. Рана кровоточила, и Рольф быстро терял силы. 
Во время удара пистолет выпал из руки Гюнтера и скользнул по паркету к стене. Рольф пытался до него дотянуться, чувствуя, как всё больше слабеет. Он собрал остатки сил и предпринял последний рывок, но Гюнтер пришёл в себя и, ухватив соперника за волосы, стал бить головой об пол, пока тело Рольфа не перестало биться в конвульсиях. Понимая, что медлить больше нельзя, Гюнтер подобрал саквояж и поднял с пола пистолет. Последний раз взглянул на Хирта, на лежащего в луже крови Клауса Рольфа и вышел из кабинета.

Стрельба была слышна практически отовсюду. В первую секунду Гюнтер не мог сообразить, в какую сторону бежать. Ориентироваться на солдат Вермахта было невозможно - казалось, они двигались во всех направления. В городе царил настоящий хаос. За пару кварталов от института были видны танки французской дивизии, и Гюнтер двинулся в противоположном направлении.
Он побежал вдоль стены института и завернул за угол. Остановился, чтобы отдышаться. На противоположной стороне улицы, по диагонали Гюнтер заметил несколько автоматчиков в зимних куртках серо-полевого цвета и с проволочной сеткой на шлемах. Он уже два года не был на фронте, и сначала принял их за французских или американских пехотинцев. Гюнтер вытащил из кармана шинели пистолет, но солдаты даже не посмотрели в его сторону.
Гюнтер спрятал оружие, собираясь двигаться дальше, но в этот момент услышал характерный вой, и прямо по центру улицы, которую перебегали автоматчики, разорвался снаряд.
Когда пыль и дым рассеялись, Гюнтер смог увидеть насколько точным был выстрел. 
Из всей группы признаки жизни подавали только двое, ещё один лежал без движения, остальных просто разорвало на части. Первая мысль, пришедшая в голову Гюнтеру – помочь раненым - возникла интуитивно, как память о Восточном фронте. Он пригнулся и двинулся, было, через улицу, но вспомнил о саквояже.
В этот момент он увидел, как к раненым бежит офицер в тёмно-зелёной форме и кепи, на котором красовалась эмблема горнострелковой части.
- Дьявол!
Гюнтеру ничего не оставалось, как помочь офицеру оттащить раненых в безопасное место. Как только они оказались на непростреливаемой стороне улицы, Гюнтер присмотрелся и узнал офицера.
- Фред! Помните меня? Мы встречались в сорок втором в Инсбруке. В пивной…
Офицер несколько секунд изучал его лицо, но так и не смог вспомнить.
- Я Гюнтер. Ну, вспомнили?
- Не припоминаю, простите… Ладно, давайте позже. Судя по форме СС, вы не полевой медик… Совсем рядом ухнуло, их присыпало землёй и кусками асфальта.
- Вот чёрт!
- Берём раненых и двигаемся на юго-восток, вот по этой улице. Тут более-менее безопасно… Город всё равно сегодня сдадут, если будет кому объявлять капитуляцию. Командование ещё утром бросило всё на самотёк.
Они подхватили раненых и двинулись вниз по улице. Несколько раз поворачивали в переулки, чтобы укрыться от яростного огня противника. Союзники наседали, и немцы защищались из последних сил, готовые в любую минуту всё бросить и бежать из города. К часу дня Фредди и Гюнтер добрались до сооруженного на скорую руку полевого госпиталя - торчащие вертикально мачты, маскировочная сетка сверху и ряд столов, сколоченных из необработанной доски. Как и в районе боевых действий, тут царил хаос. Половины персонала уже не было – видимо, они бежали ещё утром. Тяжело раненым пытались оказывать хоть какую-то помощь, а остальных просто грузили на санитарные «Молнии».
Манфред помог подняться на грузовик обеим раненым и, стоя в кузове, протянул Гюнтеру руку.
- Забирайтесь. Давайте ваш чемодан, чёрт бы вас побрал! Живее!
- Разве это возможно?
- Перестаньте, Гюнтер. Вы не видите, что в этом чёртовом аду до нас никому нет дела?!
Гюнтер ухватился за руку Манфреда, но саквояж так и не отпустил. Забрался в кузов, и они уселись прямо на полу между носилками. Борт закрыли, и «Опель» пополз в гору, постепенно набирая скорость и поднимая клубы дорожной пыли.
- Куда вы теперь? – спросил Гюнтер.
- В Арденны. Искать свою часть.
- Вы же уезжали на Восточный фронт, насколько я помню.
- Точно, было… Сначала Кавказ. После провала под Сталинградом, нас перебросили на помощь к Паулюсу, но было уже слишком поздно. Затем Греция и Югославия. А теперь вот – Западный фронт. А вы?
- Я в Страсбурге всё это время, да…
Гюнтеру не очень хотелось распространяться о своей деятельности в Анатомическом институте. Теперь, когда он снова оказался практически на линии фронта, среди раненых и умирающих, вся возня в подвалах Хирта показалась ему совершенно бессмысленной тратой времени. И не такой дешёвой, надо полагать. Интересно, во сколько сотен тысяч рейхсмарок в год обходилось Вермахту это удовольствие? Мысли о деньгах заставили Гюнтера плотнее прижать к боку саквояж с тетрадью Августа Хирта.
Шум моторов стал слышен отчётливо, когда предпринимать какие либо действия было уже поздно. Они даже не успели сообразить, что произошло - с режущим мембраны визгом свинец взрезал по диагонали тент грузовика, ударил в пол и противоположный борт. Несколько лежащих на носилках раненых вздрогнули и замерли. У сидящего напротив парня с перебинтованной рукой снесло половину головы.
- Дьявол!
Манфред инстинктивно растянулся на полу машины и толкнул Гюнтера. Кажется, несколько пуль попали в кабину и ранили водителя. Опель стало подбрасывать на ухабах - он съехал с дороги. Машина быстро теряла скорость, пока совсем не остановилась.
Лист вскочил на ноги, отдёрнул тент и выглянул.  Двухмоторный Локхид как раз закончил вираж, заходя для новой атаки. Манфред оглянулся на раненых. У них было всего несколько секунд, чтобы покинуть автомобиль. Лист спрыгнул на землю и откинул борт.
- Живо из машины! Быстрее, быстрее! Гюнтер, что вы копаетесь…
Раненые практически вываливались из грузовика. Падали на землю, пытались отползти как можно дальше от машины. Несколько тяжёлых так и не смогли выбраться. Гюнтер оказался на земле в числе первых, по-прежнему не выпуская саквояжа из рук. Они с Манфредом обогнули грузовик и побежали в сторону лесополосы. Первые пули застучали по металлической кабине и деревянному борту «Молнии». За спиной послышались крики. Манфред бежал впереди, стараясь двигаться по ломаной траектории. Пули совсем рядом поднимали в воздух комья земли и пыли. Лист услышал, как за спиной чертыхнулся и упал Гюнтер. В этот момент Листа накрыла тень от самолёта. Фред пригнулся и посмотрел вверх, на удаляющийся фюзеляж Локхида. Тот снова шёл на разворот.
Манфред вскочил на ноги и обернулся. Гюнтер лежал всего в паре шагов позади, пытаясь приподняться. Наконец он встал на колени, одной рукой опираясь на землю. С правого боку на его серой шинели появилось чёрное пятно. Оно быстро увеличивалось в размерах, и Гюнтер прикрывал раненый бок свободной рукой. Убрал руку и взглянул на окровавленную ладонь.
- Фредди, да что же это…
Когда Манфред поднял Гюнтера с колен, тот успел схватить саквояж. Спасительная полоса леса приближалась невыносимо медленно, раненый еле передвигал ноги, и Листу пришлось тащить Гюнтера на себе. Пилот к тому времени развернул машину, постепенно снижая высоту. Лист с облегчением заметил, что пилот сделал выбор в пользу лежавших возле «Опеля» раненых, сместив угол атаки влево. Фредди втащил Гюнтера под деревья, проволок ещё несколько метров и упал. Зажал ладонями уши, когда со стороны санитарной машины послышались истошные крики.
Американец сделал ещё один заход, и вскоре шум его моторов стал удаляться в направлении Страсбурга. Манфред повернулся к Гюнтеру. Лицо его было бледным, он часто дышал. Манфред подвинулся к раненому, снял с себя парку, скрутил и подложил под голову Гюнтера. Тот приоткрыл глаза и, превозмогая боль, приподнялся на локте, озираясь по сторонам.
- Саквояж… Где саквояж?
- Дался вам этот чемодан, Гюнтер… Лежите и не двигайтесь. Я вернусь к машине, посмотрю, может кто-то остался в живых. Попытаюсь остановить следующий транспорт…
Гюнтер не дал ему договорить, схватил за рукав и, притянув к себе, быстро зашептал на ухо.
- Там, в саквояже очень… важные бумаги, Фред. Документы… Дайте мне слово… Дайте слово, что вы спрячете их в надёжном месте. О них никто не должен узнать. Я вас прошу… Считайте, что это моя последняя воля. Вы слышите?
- Прекратите, Гюнтер. Я смогу вытащить вас.
- Со мной всё, Фред… обещайте…
Дальше Манфред уже ничего не мог разобрать. Гюнтер беззвучно шевелил губами, пока окончательно не затих.

Манфред вышел из леса и направился в сторону санитарного грузовика. Ни одного оставшегося в живых он так и не нашёл. Раненые пытались отползти от машины в разные стороны  и теперь лежали вокруг в самых неестественных позах, перемотанные грязными окровавленными бинтами.
Лист смотрел на эту мрачную картину и думал о том, что скоро всё должно закончиться. Союзники почти вплотную прижали их к Линии Зигфрида, а русские уже вытеснили из Болгарии и Югославии.
Он вспомнил, как в марте тридцать восьмого они с Хелен всю ночь добирались в Вену, чтобы не пропустить приезд Рудольфа Гесса. Затем Европейский блицкриг: Польша, Франция… Казалось, весь мир вращается только для них. А теперь вот эта грязь и кровь, и неизвестно, что будет завтра. Странно, что мысль о Хелен пришла ему в голову так внезапно. Он первый раз думал ни о ней, и о том, что было с ними до войны. Он даже лица её не мог вспомнить. А может, это следствие полученной на Кавказе контузии… Само воспоминание было внезапным, как вспышка - размытым и лишённым деталей. Как будто всё это происходило не с ним.
Манфред услышал шум приближающегося автомобиля и вышел на дорогу.