В мире знал его любой,
В «Тайме» – в фас портрет давали,
И в Чечне он как герой –
В Грозном улицу назвали.

Был он краток. Выезжал
На «Калине» и на «МиГе».
Террористов приказал
Без пощад мочить в сортире.

За версту – кортеж машин! –
Мог его узнать бы каждый.
Лишь на даче вдруг один
Не признал узбек однажды.

Видит издали узбек,
Видит: кто-то незнакомый,
По лугу по заливному,
Эжельбех бихтимиле!

А узбек и рад отчасти, –
По-хозяйски руку в бок, –
При каримовской-то власти
Пофорсить он разве мог?

Грядка луку в огороде,
Сажень улицы в селе, –
Никаких иных угодий
Не имел он на земле...

– Эй! Зачем ты ходишь лугом?!
Ты зачем топтал покос?! –
Матом вдруг на всю округу
И поехал, и понес.

Разошелся.
А прохожий
Улыбнулся, кепку снял.
– Русский только матом можешь! –
Только это и сказал.

Постоял еще немного,
Дескать, что ж, прости, чучмек,
Мол, пойду другой дорогой...
Тут бы делу эжельбех.

Но узбек — душа живая, –
Знай меня, не лыком шит! –
Припугнуть еще желая:
– Как фамилия? — кричит.

Тот вздохнул, пожал плечами,
Лысоватый человек.
– Путин, – кратко отвечает.
– Путин! — Тут и сел чучмек.

День за днем проходит лето,
Осень с хлебом на порог,
И никак про случай этот
Позабыть узбек не мог.

А по свежей по пороше
Вдруг к вагончику узбека
В «геленвагене» хорошем –
Два в гражданском человека.

Заметалась беспокойно
Вся бригада. Кипеш, гам…
Входят гости: – Вы такой-то?.
В плач узбек: – Насяльникаааа!..

– Допизделся, бля! – гогочут, –
Чуркобес ты, суканах!..
Бригадир ему лопочет:
– Гыр, гыр, гыр да вах, вах, вах, –

По-узбекски иль ирански.
Тот стоит вниз головой.
– Ну, пойдем, - сказал гражданский, –
С вами только геморрой.

Скрылись дачи за ложбинкой.
Мчится «гелик» прямиком.
Поворот, шоссе, Каширка,
Вдруг стена, тюремный двор…

Через пару лет он вышел,
Оглянулся не спеша:
Над тюремной старой крышей,
Птицы громко кипишат.

Экстрадирован домой он.
Электричкой на вокзал,
Поездом, плацкарт-вагоном,
Он к себе в аул попал.

Тут жена его встречает:
– Что так долго-то? – бухтит...
– Да у Путина за чаем
Засиделся, – говорит...