«Опавший лист никогда не взлетит на ветку назад»,-думал профессор, стирая с доски предыдущую формулу. Профессор не любил читать лекции, но по штатному расписанию был обязан ето делать. Каждый день 190 ублюдков  всех оттенков – от молочно белого до цвета самой черной земли собирались в аудитории, чтобы послушать его пиздеж. Вначале это пугало. Потом – веселило. А потом профессор привык, как привыкают люди ко всему. Но сегодня что-то было явно не так. Что-то изменилось, и профессор чувствовал это. Обычные шумы – шелест бумаг, пердеж, ерзанье и ебанутый, ненавистный шепот, были нарушены каким-то странным звуком, природу которого профессор не мог определить.

Закончив писать на доске формулу интеграла Лебега-Стилтьеса и повернувшись к аудитории, профессор опять услышал этот странный звук. «То есть, - сказал профессор, - все поняли, что для этого интеграла под-интегральная функция должна быть измерима и ограничена? Или же просто  неотрицательна. Какие условия накладываются на под-интегральную фу нкцию в случае интеграла Римана? Кто-нибудь помнит?»

Самый любимый персонаж профессора в этом классе – седой мужчина с одутловатым лицом, в заляпанной кетчупом рубашке и с неизменной красной гвоздикой в петлице – протянул руку.
«Да, скажите нам, Давид, пожалуйста.»
«Неотрицательная функция с реальной областью определения!»
«Отлично! Все же не зря с вами изучали калкулюс целый семестр.» - Профессор повернулся обратно к доске, чтобы написать обобщение интеграла Лебега-Стильтеса. Звук, который он слышал все время, внезапно обрел смысл. Обратно повернувшись к студентам, профессор аккуратно и нежно положил мел на стол. «Скажите, кто, блядь, это делает?»-спросил он, пристально всматриваясь в лица. «Кто, блядь, - это делает???»
«Блядь.»-добавил профессор , совсем тихо и испуганно.

Лица были совершенно незнакомые. «Как на картине Босха 'Грешники в Аду' » - понял профессор, и, наконец, сложная работа перцепции расшифровала для него этот навязчивый звук.

Это был плач. Жалобный и безысходный.  Нескончаемый и нестерпимый. Каждый, каждый студент в аудитории плакал, плакал по-своему, в зависимости от происхождения и темперамента. Некоторые рыдали шумно, уткнувшись лицом в парту, громко и откровенно, с соплями и всхлипами. Другие же плакали тихо, практически не издавая никаких звуков, кроме тонкого, сверлящего подвывания, смешенного с паузамигмоментов глубоких и шумных вдохов и выдохов. Были те, кто плакал, опустив лицо в ладони: их плечи ритмично вздрагивали. Иные же сидели с прямыми спинами, устремив залитые слезами лица вверх, никогда их не отирая, с пустыми лицами.

«Господи, да что же это происходит!» – профессор взял мел и опять посмотрел в аудиторию. Все плакали, всхлипывали, рыдали, выли, корчились, как будто от нестерпимой боли, и каждый сам по себе. «Это пиздец,» - подумал профессор, и непроизвольно потрогал свою щеку. Щека была влажной. Посмотрев на руку, профессор вздрогнул. Рука была в крови.

Тут дверь в аудиторию распахнулась. Неприятного вида человек, необычайно волосатый, в бикини и с хвостом, украшенным красным бантом, заглядывая в аудиторию, заговорчески улыбался профессору. «Ну что, душа моя? Вы закончили с ними? Пойдемте, пойдемте скорее, вас ждет следующая группа грешников.»

Профессора передернуло: «Вы хотите сказать, что я в аду?» Неприятного вида человек потупился и сыдливо ковырнул пол капытцем. «Ну... я бы так это не назвал» – задумчиво протянул он, смотря на окровавленные руки профессора, и поправляя свой красный бант.
«Неужели вы думаете, что при жизни вы были где-то еще? Ваша следующая лекция – 'Великая Русская Литература. Часть I. Лев Толстой как отражение русской революции'».

В ужасе профессор посмотрел за окно. Вместо обычного привычного глазу пейзажа небоскребов и спешаших куда-то маленьких людей – а это у профессора всегда была любимая часть в лекциях, смотреть из аудитории на 16-м этаже в окно – профессор не увидел ничего. Лишь темная, сырая темнота тихо вздыхала за окном. Почти в полной истерике профессор достал кокаин, заботливо приготовленный женой и, послюнив пальцы, обмакнул их в белый порошок. Профессор засунул оба пальца в обе ноздри и, постояв так секунду, почувствовал, что слегка полегчало.

«Ну – какая там, черт побери, следующая лекция? Я – готов. Всегда готов!» И профессор, держа руку в пионерском салюте пошел за странным человеком, по дороге пытаясь ухватить его за красный бант. Все было как всегда. Но только слегка по-другому.