Бессмертной памяти сэра Артура Конан Дойля, сэра Бронислава Брондукова и сэра Виталия Соломина.

Инспектор Лестрейт, будучи от природы человеком пытливого склада ума, нередко мог часами прорабатывать в голове какую-нибудь мысль, рассматривая ее с разных сторон. Сперва он  наскоро формулировал скелет идеи. Затем - уже более обстоятельно - нанизывал на него мускулы подробностей. И в довершение запускал в получившийся организм электрический разряд жизни, прогоняя всю получившуюся штуку в своих умозаключениях, как синематограф. Или скорее спектакль в Ковент-Гардене. Эти упражнения обыкновенно занимали весть неуютный путь инспектора из Гатуика в Сити, однако приводили мысли в порядок и помогали не замечать однообразного скрипа двуколки. К концу поездки Лестрейт всегда имел весьма точное представление обо всем, начиная с расписания своих служебных дел на день до меню ужина. Эта некоторая его нерасторопность в суждениях, в сочетании с быстротой маневра, с младых ногтей выгодно отличала парня с окраин от прочих рядовых констеблей, а с течением времени и вовсе сделала инспектором сыскного ведомства Ее Величества, притом едва не лучшим.
Проходя через тяжелые чугунные ворота Скотланд Ярда, Лэстрейт в очередной раз задал себе вопрос: отчего казначейство Ее Величества не скупится на такие суть пустяки, как ворота, когда патрульные полисмены получают недельное жалования едва ли гинею? Когда служители закона вынуждены радоваться рождественским надбавкам, как дети?.. И в очередной раз не найдя ответов, угрюмо кивнул констеблю при входе.
…Утро после уик-энда инспектор решил употребить на прочтение писем и корреспонденции. Среди прочей служебной почты он нашел телеграмму-молнию из Эйлсберри, суть которой привела его в состояние редкого для понедельника волнения. Из нее следовало, что сегодня утренним поездом в Лондон пребывает некая леди, дело которой «не терпит никакого отлагательства» и является «сколь срочным, столь и конфиденциальным». По тону сообщения Лестрейт догадался, что речь идет об аристократке: кто еще может столь бесцеремонно располагать временем государственного чиновника? Ох, уж эта аристократия! Злодеяния, творимые уличными негодяями подчас – невинные шалости, рядом с интригами и преступлениями внутри благородных семейств, однако их дела всегда «не терпят никакого отлагательства». Инспектор нехорошо улыбнулся, закурил и принялся разгребать кипы депеш. Некоторую ясность внесло письмо от мистера Рональда Батлера, кузена инспектора. Тот, выиграв сложную тяжбу за наследство покойного родственника по жене, отсудил земли в Бакингемшире и сделался эсквайр. Судя по дате, письмо должно было упредить телеграмму. Впрочем, длиной письмо не сильно нее отличалось – Рональд никогда не любил лишней писанины:
«Дорогой кузен! Прости, что письма от меня столько редки и – чаще – по делам. Ты же знаешь, как я люблю крючкотворство! Вот и этот раз – не исключение. Спешу известить тебя, что моя соседка, леди Ева, жена крупного промышленника и филантропа Чарльза Грэхэма, в частной беседе упоминала о затруднительных обстоятельствах ее теперешнего положения. Будучи человеком слова, я не могу открывать тебе суть и детали событий, однако понимаю, что это письмо – единственное, чем я могу помочь несчастной девушке. В самом обозримом будущем леди Ева собирается посетить Лондон, и я имел честь отрекомендовать тебя, как непревзойденного специалиста в области сыска. Полагаю, ее дело может быть тебе небезынтересно с профессиональной точки зрения. Пожалуйста, не обойди ее благосклонностью. Искренне твой, Рональд».
Констебль принес чай.
- Карлайл, принесите мне справочник по Бакингемширу. Сегодня ко мне придет некая леди, так что отдайте распоряжение дежурному офицеру, чтобы ее пропустили. Она будет спрашивать меня лично. Да, и что там с делом о банковском дилижансе? Попроси Кнопсса подготовить доклад.
Констебль молча кивнул и исчез. Лестрейт сделал глоток обжигающего, терпкого чая, и, в задумчивости, подошел к окну. Осенний ветер с остервенением гнал низкие свинцовые тучи, пронося то и дело мимо окон желтый лист. Через пять минут все тот же констебль принес тяжелый справочник королевского географического общества, и, зная привычки патрона, подложил также сводку о событиях в Лондоне за минувшие два дня.
- Инспектор Кноппс на выезде в Вестминстере, там повешенного нашли. Прикажете известить вас по его приезду?
- Да, доложите, Карлайл, - рассеянно отмахнулся Лестрейт.
- И еще, сэр… Леди уже в приемной. Прикажете пригласить?
Инспектор достал брегет, и подумал, что леди, должно быть очень спешила. Не иначе ее ждал специально нанятый дилижанс у вокзала Виктория?..
Вошедшая леди была нервического склада женщина средних лет, которая, впрочем, не потеряла некоторой внешней привлекательности и явно еще была способна вскружить не одну голову. Она была сильно взволнована и поначалу никак не могла начать свой рассказ. И лишь после предложенного стакана воды ей удалось взять себя в руки.
- Инспектор, спасите меня! У меня есть враг, коварный и беспринципный человек, который волею судеб обрел…мм, власть над моею судьбой. Мольбы бессмысленны, он нем к чужим страданиям! Это – дьявол в человеческом обличье. Его алчность и ненасытность… Вы не подумайте, инспектор, я – знатная и состоятельная дама, и я смогла бы…
Лестрейт понял, что речь идет о шантаже.
- И как же имя этого дьявола?
- Я не могу этого доверить никому! Случись произойти огласке того, что ему известно – и я обречена. Моя жизнь кончена. А уж он-то молчать не будет! Именно поэтому мистер Рональд Батлер и порекомендовал мне обратиться к вам. Вы – рыцарь! Только вы - тот добрый чародей, который способен развеять весь тот кошмар, в котором я живу уже шесть месяцев. Я, безусловно, не осталась бы в долгу…
- Ну, я – государственный чиновник, и имею честь получать жалование от Ее Величества, - усмехнулся в усы Лестрейт. – Прошу вас, ответьте мне: какой же тайной владеет ваш злопыхатель?
Леди Ева ответила инспектору таким взглядом, будто у Лестрейта случилось помутнение рассудка:
- Как же я могу вам сообщить эту тайну, дорогой инспектор? Она и без того безмерно меня тяготит, чтобы я продолжала…
- Так чего же вы от меня хотите, мэм? Я не могу искать того, у кого нет ни имени, ни внешности. И уж совершенно невозможно сыскать то, у чего нет физической формы! Мой милый кузен ошибся: я – не кудесник, я – сыщик. Я не могу себе даже представить, как выглядит ваша тайна!..
- Это письма. Моя частная переписка с… мм, одним человеком. – При этих словах голос ее дрогнул, а на глазах блеснули слезы. – Мне нужны эти письма! Я не смогу найти себе места, если буду знать, что они где-то существуют… А аппетиты этого чудовища так быстро растут!
В этот момент потребовался еще один стакан воды. Лестрейт начинал нервничать.
- И все же, увольте меня, леди Ева! Я не творю чудеса. В чудесах у нас вон, - он с видимой досадой хлопнул ладонью по передовице «Таймс», лежавшей на столе, - мистер Холмс поднаторел. Возможно, он взялся бы… Это он – мастак на такие штуки. Вот, полюбуйтесь: «Драматические события в Баскервиль-Холле».
В глазах леди Еву мелькнула надежда:
- Вы думаете, он возьмется? Он может помочь?
- Ну, уж по крайней мере не Скотланд Ярд. Ведь мы, если вдуматься – те же клерки, - посетовал Лестрейт, - нет жалобы, нет следствия. Вы же официально за помощью обращаться не хотите? Я правильно вас понимаю, сударыня? И никаких объяснений дать не пожелаете?
- Я не могу, - простонала несчастная. – Если бы только мистер Холмс взялся бы уладить это дело! Я, уж поверьте мне, сумела бы доказать свою щедрость.
- Ну, за этим дело не станет, - добродушно усмехнулся инспектор. – Услуги мистера Холмса стоят изрядно…

Письмо и-ра Лестрейта д-ру Ватсону, Бейкер-стрит, Лондон.
«Мой дорогой Ватсон! Завтра к вам на квартиру совершит визит леди Ева Грэхэм. Встретьте ее радушно и обстоятельно выслушайте. Она расскажет вам о деталях ее дела и надобностях, возникших в этой связи. Пусть вас не пугает некоторая запутанность в ее показаниях, предоставьте разбираться с этим мне. Убедительно вас прошу ничего не обещать ей определенно. Исходя из тех сведений, что мне удалось добыть, логичным гонораром мне представляются 25 000 фунтов. Не лишним будет и составление договорной бумаги у стряпчего с принятием аванса в размере половины гонорара.
Еще. Делайте, что хотите, но Холмс, на момент визита, должен сидеть в своем кресле, пыхтеть трубкой и проявлять признаки интеллекта. Напомните ему, что его счетами из опиумных салонов можно подпирать потолки, и что в его бытность актером, он не позволял себе такие роскошества.
Также спешу вам напомнить, что газеты уже давно чествуют мистера Холмса, как победителя баскервилльского чудовища, а положенные вашему покорному слуге комиссионные до сих пор не в банке. Позаботьтесь о том, чтобы необходимые формальности были выполнены завтра до полудня. Смею напомнить вам, что счетовод конторы Пинкертона куда более пунктуален в финансовых вопросах и по-прежнему мечтает о встрече со мной.
Ваш М.
З.Ы. Покорнейше прошу также не забыть отправить оговоренный ранее чек в «Таймс» на имя репортера Генри Хоупа.
З.Ы.Ы. Да, кстати, и не вздумайте делать из этого вашу очередную похабную историйку для желтой прессы.

Из письма инспектора Лестрейта инспектору Монтгомери Финклю, Эйлсберри, графство Бакингемшир.
«Дорогой Монти!
………
Теперь к делу. Меня интересует некая Эмма Грэхэм (урожденная Донован). Порасспроси прислугу, лавочников, кэбменов, приставь соглядатая, в общем – придумай что угодно, но узнай, с кем она видится. Где-то в ее окружении должен водиться ёбарь, предположительно молодой. Думаю, тебе это будет нетрудно. У него есть какие-то письма. Они мне нужны. Выясни имя этого раздолбая и отправь к нему пару своих ребят с дубинками. Пиздите его, хуярьте, кормите его его же собственными яйцами – мне по хуй, но письма должны быть у меня не позднее следующей недели. Также буду крайне признателен, если данный субъект случайно будет пойман на краже или падет очередной жертвой Джека-Потрошителя…».



Доктор Ватсон в смятении прохаживался по сумрачной гостиной, поминутно глядя на часы и мысленно сетуя на своего друга, мистера Шерлока Холмса, который уже давно должен был быть дома. Однако доктор по-прежнему был один. Пройдя очередной марш от камина к высоким викторианским часам, он обернулся и как раз застал момент, когда Холмс на цыпочках крался к секретеру.
- Сядьте в кресло, Холмс, - достаточно бесцеремонно прикрикнул Ватсон. – В секретере денег нет! И в обозримом будущем не предвидится. Сядьте!
Холмс застыл в вороватой позе, но, быстро найдясь, звонко рассмеялся, хлопнул себя по лбу и постарался перевести разговор в более благожелательное русло:
- Как же я забыл, дорогой Ватсон, эту вашу привычку следить за всей комнатой через отражение в кофейнике! Истинно говорят, что профессия накладывает глубокий отпечаток на частную жизнь человека. Так, один докер, долго служивший в Ост-Индийской компании…
- Прекратите паясничать, Холмс! Пока вы обхаживаете притоны и дома терпимости, наши дела идут крайне скверно. Более того - мы близки к фиаско! Еще немного и нас погонят по улицам кредиторы, а миссис Хадсон вышвырнет нас вон. Я искал вас весь вчерашний день, и вот наконец отправил к вам мальчика с запиской. Вы ее получили? Холмс, где те двадцать фунтов, что я оставлял для оплаты услуг мистера Хоупа, а? Отвечайте же!
Вместо ответа Холмс удобно развалился в кресле-качалке, достал трубку и, не поднимая глаз, принялся ее забивать.
- Они были мне нужны, - был ответ.
- Какое совпадение! – парировал доктор. – И Генри Хоупу они тоже были нужны. Спросите меня сейчас, нужны ли мне двадцать фунтов, я не задумываясь скажу «да, они мне нужны». Но забрали их вы! А пересчитывает их сейчас наверняка какой-нибудь азиат. Или мадам, торгующая пороком… А, между тем, ваш покорный слуга боится вскрывать приходящие письма: там сплошь счета и требования!
- Как я устал, - измученно донеслось из кресла, - Деньги, деньги, деньги!.. Где человеку в девятнадцатом веке найти покой? Рвем друг друга, аки волки гладны, и совершенно забываем про душу. Вот вы, Ватсон, часто вспоминаете про свою бессмертную душу? Держу пари, что нечасто…
- Холмс, это возмутительно! При чем моя бессмертная душа к двадцати украденным вами фунтам?!
- При том, дорогой доктор, что думай вы о душе, вам бы и в голову не пришло списывать из кассы нашего совместного предприятия столь нужные сейчас средства на лично свои цели.
Ватсон задохнулся от возмущения, и в гостиной возникла звенящая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине.
- Ну, знаете, Холмс! Вы забываетесь! Я наследный дворянин, и, не живи мы в наше просвещенное время, был бы вынужден вызвать вас на дуэль. Подобные обвинения ставят вопрос о целесообразности самого существования нашего детективного бюро и приятельских отношений в целом.
Холмс, похоже, вовсе не был тронут риторикой Ватсона. Он обвил рукой тяжелый подлокотник кресла, и в его ладони, как из ниоткуда, возникла бутылка скотча. Шерлок неторопливо открутил пробку, сделал два изрядных глотка и затянулся трубкой.
- Удивительная вещь, эта логика, мой дорогой Ватсон! Можно сколь угодно долго трясти воздух, однако трезвые умозаключения всегда окажутся сильнее эмоций. Мы раскручиваем громкие дела…
- Лестрейт раскручивает! – не преминул вставить Ватсон.
-…а за душой, тем не менее, я лично не имею ни пенни. И вот, в те моменты, когда я вынужден позже обычного возвращаться домой, чтобы не сталкиваться с домовладелицей, у вас, мой дорогой друг, обнаруживаются то дядюшкины подарки, то внезапные выигрыши в бридж, то невесть откуда взявшаяся рента. А в аккурат накануне мы отправляем очередной чек мистеру Хоупу…
- Вы на что это намекаете? – насторожился Ватсон.
- Ни на что, что могло бы быть для вас новостью. Я навел справки в пабе на Бонд-стрит, где вся пишущая братия спускает свои денежки, и, представьте себе, выяснил, что господин Хоуп в штате газеты не состоит, предпочитая получать гонорары посыльным.
- Я вовсе этого не исключаю, - вдруг решил подхватить инициативу доктор, - Этого Хоупа вообще, может быть, не существует в природе. В конце концов, именно Лестрейт всегда напоминает о необходимость платить этому господину. Возможно, это сам инспектор так организовывает себе скромную прибавку к жалованию…
- Возможно. А еще возможно, что на Бейкер-стрит завелись крысы! – Последнее слово Холмс почти гавкнул, и Ватсон вздрогнул. – А теперь, дорогой доктор, подойдите к столику и потрудитесь вскрыть утреннюю почту. Чего же вы? Идите!
Ватсон медленно прошел через комнату и принялся рассматривать конверты на подносе.
- Сейчас вскройте письмо из «Таймс».
Доктор, как завороженный, повиновался, хотя в душе уже догадывался, что находится внутри. Разорванный конверт обнажил другой, поменьше. На свет появилась короткая записка, которую Ватсон прочел вслух:
- «Хуй тебе к носу, а не деньги!».
Холмс, видя смущение друга, громогласно расхохотался.
- А еще, Ватсон, вы третьего дня оставили по забывчивости на столе промокашку с фрагментом просительной записки к Лестрейту. Инспектор, к слову, никогда не опустился бы до таких грошей, даром что чурбан и невежа. А еще вы – никудышный литератор. Будь Лестрейт чуть прозорливее, он давно обнаружил бы удивительное сходство передовиц «Таймс» с вашими опусами. И – не злоупотребляйте более словами «амикошонство» и  «инфернальный»: так вы выдаете себя с потрохами, а ваш литературный штиль делается подобным речи опереточного злодея. – И Холмс снова по-мальчишески рассмеялся. – Так что поздравляю: ближайшие два месяца вы рассчитываетесь с миссис Хадсон в одиночестве. Это будет вам уроком, так сказать, за скаредность.
Ватсон, потупившись, швырнул записку в камин. Возразить ему было решительно нечего. Холмс спрятал за кресло виски, снял со спинки свой щеголеватый плащ с пелериной и засобирался уходить.
- Я, собственно, ненадолго… Выдайте мне пять гиней, - развязно потребовал он у ошеломленного доктора.
Только это и вывело Ватсона из оцепенения:
- Вы не можете сейчас уйти, Холмс! – запротестовал он. – Через четверть часа мы ждем посетителя, вернее, посетительницу. Я совсем забыл вам сказать, Лестрейт отдал нам в работу новое дело. И преинтереснейшее, смею заметить!..
- Сегодня я не в духе, - отмахнулся Холмс.
Ватсон молча преградил Шерлоку дорогу собой.
- Прочь с дороги, еврейчик!
- Я сто раз говорил вам, - в отчаянии взвизгнул доктор, - что мой батюшка был итальянец, притом из гарибальдийцев! – И Ватсон схватил Холмса за пелерину.
- Точно! Порохом и винишком, наверняка, с гарибальдийцами торговал… То-то вы и фамилию маменькину взяли - Ватсон. А, может, правильнее «ВатсОн»? Или «Вацман», а? – Холмс попробовал вырваться. Плащ затрещал, а ситуация вот-вот грозила перейти в рукопашную. – Не заставляйте, сударь, отрабатывать на вашем носу свежий прием из французского саввата!
- Я был чемпионом своего полка по боксу! – с достоинством пригрозил доктор. – Давайте, рассмешите меня кривой ногой. Ха-ха, я смеюсь вам в лицо!
На балконе появилась миссис Хадсон:
- Смею вам напомнить, господа: кофейный сервиз на столике слева от вас – последний. Если вам вздумается его разбить, я наверняка вас за ланчем накормлю мышьяком…
- Пасть закрой, сучара, - хором отозвались спорщики.
- Какие, однако, у вас большие и грязные рты, господа. От всей души желаю вам обняться и прыгнуть в вулкан! – проскрипела домохозяйка и, недовольно пожевывая беззубым ртом, с достоинством удалилась.
- Я вижу, я не ко времени, господа? – Леди Ева (а это была именно она) стояла при входе в гостиную. На паркет с ее одежды падали дождевые капли.
Оба джентльмена, не сговариваясь, отлипли друг от друга и приняли непринужденные позы. Ватсон нашелся первым:
- Нет-нет, что вы! Мы как раз именно вас и ожидали… Позволите принять ваш зонт, сударыня?..
- Да, и вы совсем продрогли! - оживился Холмс. – Подсаживайтесь ближе к камину, я позволю себе предложить вам виски, мэм. И я с вами за компанию!
Не успела леди Ева запротестовать, как Холмс вручил ей бокал со скотчем:
- До дна, до дна! – Он проследил, чтобы леди непременно выпила, затем с удовольствием выпил сам. – Отличный виски, сударыня, не так ли? А теперь расскажите нам с доктором Ватсоном о том, что вас к нам привело. Может, добавочки? – и, не дожидаясь, пополнил оба бокала. – Предложил бы Ватсону, но он, знаете ли, не пьет – религия! (издевательский взгляд на Ватсона). А пить одному суть алкоголизм.
Леди механически опрокинула бокал второй раз и закашлялась. А, откашлявшись, повторила историю, которую уже поведала инспектору Лестрейту…