Колбасевич сидел на стуле и томно смотрел в зеркало. В зеркале отражался Колбасевич и его холостяцкая комната с продавленный диваном.
На зеркале сидела упитанная муха и думала про гавно. И тоже отражалась в зеркале. Колбасевич думал о бабе. Ну, о женщине.
Пришел Хлебский. Посмотрел на Колбасевича, на зеркало, на муху. Муха беспокойно почесала жужжальца. «Ах!» - сказала муха, но ее никто не услышал.
- Фактыч, ты похож на говниду – сказал Хлебский.
Что такое «говнида» Колбасевич не знал, но понял, что случилось смертельное оскорбление ранимой души интеллигента в седьмом поколении. И заплакал.
- Чо скулим? – спросил грубый Хлебский.
- Бабу бы! – простонал Колбасевич.
- Пошло и плагиат. А что, рука отсохла? Дык вторая есть!
- Как ты можешь так говорить! Лоно!
- Чего? Какое такое лоно?
- Ну, влагалище, вагина… ну как ты можешь сравнивать теплое, влажное, обволакивающее лоно с грубой рукой? – взвился Колбасевич. Муха на зеркале нервно потерла лапки и прислушалась.
- Угу… бабу ему. Ты себя в зеркало наблюдаешь? Мужик должен быть могуч, волосат и вонюч! Тогда бабы к нему потянутся!
Хлебский развалился на стуле напротив Колбасевича. Из промежутка между пуговицами рубахи на Колбасевича с неодобрением глянул упитанный волосатый пупок Хлебского.
- Вот глянь на себя – вещал Хлебский – ты же туркменский дрищ-канатоходец на похоронах Туркменбаши! Или ты думаешь, что сегодняшняя небритость добавляет тебе брутальности? Для брутала нужно иметь рожу, как у меня! А твоя тыковка вызывает в плане растительности ассоциацию с лесостепью.
Колбасевич всегда удивлялся красочным сравнениям Хлебского, которые пёрли из него, как из рога изобилия, причем казалось, что сначала он их говорит, а потом начинает понимать, что сказал.
Хлебский задумался…
- Так… значит, теплое, влажное, обволакивающее… угу, угу. Слушай сюда, носитель млека в яйках! Берешь мочалку, окунаешь ее в кипяток, быстро натираешь ее мылом, оборачиваешь вокруг своего эндшпиля и любишь ее, пока не остынет! Тут тебе и теплое, и влажное, и обволакивающее
- Как ты смеешь мне мне такое предлагать? Суррогат и эрзац! Ты мне больше не друг! – взвился Колбасевич.
- Ну, как хочешь – флегматично сказал Хлебский и ушел.
Муха улыбнулась, протерла фасетки и полетела кушать говно.
…….
Вечером в квартире Хлебского раздался телефонный звонок. Трубка томно проворковала – «Спасибо, друг!». Из трубки явно пахло земляничным мылом…
Хлебский вздохнул, и пошел в спальню к жене. «Та еще мочалка!» - подумал Хлебский.