Промокшая холщевая рубаха, Холодный блеск двуручного меча, Секира, хлыст, изрубленная плаха, Колпак и рукавицы палача. Кончался день. Присев на эшафоте, Достал вино, краюху надломил, Он думал о проделанной работе И птиц при этом крошками кормил. Он думал о спасенных нынче душах, Что тело - тлен, пристанище греха, Он думал, что в саду созрели груши И что нельзя питаться впопыхах, Что завтра воскресенье, будут пляски, На эшафоте сцена, в замке пир, Крестьянки будут щедрыми на ласки, Приедут менестрели и факир, О том, как велики глаза у страха, Когда топор со свистом от плеча, И как толпа, беснуясь до замаха, Немеет на ударе палача. Допив вина оставшуюся малость, И закусив чесночной колбасой, Побрел домой. А следом увязалась Старуха в черной мантии с косой.