Он появился в Центральном посту, как Иисус среди грешников: в белом отутюженном (!) комбезе и лакированных полуботинках, благоухая французским парфюмом.
Мы, умотанные и грязные, вылезшие в ЦПУ перекурить (шла моточистка Главного двигателя), с некоторым удивлением уставились на пришельца. Сначала он отрекомендовался – Марко Удино.
А потом гордо объявил нам, что он наш новый старший механик и его IQ больше, чем у Эйнштейна. Тут  уж  к нашему удивлению прибавилась ещё и изрядная доля досады. Турист и дурак - таким был единогласный вердикт машинёров. С таким дедом хлебнём горюшка…

И, вообщем-то, мы не ошиблись. Знаний у нового «второго после бога» было не густо. Зато апломба, с которым он раздавал «ценнейшие указания» - хоть отбавляй.  И если очередная идея посещала его голову, то он требовал, чтобы все бросали свою работу и немедленно летели выполнять новое распоряжение. Слушать стармех не умел, да и не хотел. Никакие доводы механиков в расчёт не принимались, сколь бы разумными они ни были. Любое возражение вызывало у Верховного только истерику. И скоро мы решили: выполняем всё по первому свистку и пошло оно всё. Отвечает на судне за любые технические бяки дед, так пусть сам и расхлёбывает последствия своих приказов. Короче, включили маслопупы полного дурака и начали работать по принципу «Есть, сэр! Так точно – идиот, сэр!».

А судно – механизм тонкий. Требует постоянного контроля и техобслуживания. Причём, не абы как, а со знанием дела выполняемого. Ну, и посыпалось в машине всё. Уже через месяц не работала половина резервных насосов, система ДАУ (дистанционного автоматического управления) Главного двигуна начала капризничать. А почему? Да потому только, что дедок засунул в блок настройки свои пальцы и чего-то там нарегулировал, сообразно своему пониманию.

Когда на манёврах у парохода в критической ситуации вдруг отнялся задний ход, засомневался в дедовских талантах даже капитан, до этого отслеживающий развитие ситуации со своего навигацкого Олимпа с олимпийским же спокойствием. Втихаря от стармеха собрал всё маслопупское офицерьё в курительном салоне и учинил допрос с пристрастием. Почему, мол, у деда кликуха такая странная – Панчо Вилья, да как с ним работается, да что вообще в яме происходит, и почему такие дикие неисправности вдруг как из рога изобилия посыпались? Народ, которому осточертели уже дедовские выкрутасы, говорил много и охотно. По поводу прозвища объяснили сразу: несмотря на хорватский паспорт, дед считал себя гражданином Эквадора. Всё потому, что женат был на эквадорской портовой проститутке, ради которой он бросил в Сплите жену с двумя детьми. И внешним видом своим старался соответствовать волюнтаристски принятому на себя гражданству: носил в свободное время белые рубашки типа «апаш», широкие пояса-вампумы, джинсы и ковбойские сапоги. Плюс к этому, свои длинные чёрные волосы он завязывал на затылке аптечной резинкой, собрав их в длинный хвост. Видуха у него была, как у мексиканского партизана времён войны за Техас. А ещё был деда необразован и сер, как штаны пожарника. Ну, и получил прозвище по имени этого деятеля мексиканской революции, скот такой. Боевичок про этого перца как-раз был на одной из судовых кассет, и внешнее сходство стармеха с главным героем подметили все и сразу.

Результатом этого «бостонского чаепития» стало капитанское сообщение в компанию, с описанием всех «подвигов» старшего механика и слёзной просьбой прислать кого-нибудь на замену этому уродцу.

Ответ офиса был неутешителен: мол, лето, все в отпусках и хрен кого уговоришь на судно пойти. Терпите, пара месяцев всего осталась.

Делать нечего – терпели, хотя Панчо выдавал такие плюхи, что хоть собирай чемодан и беги прочь в первом же порту, не дожидаясь замены.
Один раз показалось ему, что дым из трубы судна слишком тёмен. В принципе, это говорит о неполном сгорании топлива. Происходит такая бяка, когда нарушается соотношение между количеством мазута, подаваемого в цилиндры, и количества продувочного воздуха. Не проверив ничего больше, он распорядился ни много, ни мало, как снимать и перебирать газотурбонагнетатель, установленный на Главном. Стоянка в порту – часов десять, а на такую работу требуется как минимум сутки! К тому же, турбонагнетатель «виноват» в потемнении дыма обычно в последнюю очередь. Мои и третьего механика возражения не рассматривались, естественно. Просто произошёл очередной скандал. Когда нам осточертело слушать брызжущего слюной сумматика, мы с трёхой просто покинули ЦПУ, отказавшись выполнять работу, глупее которой придумать было трудно. Дед остался там, судорожно печатая очередную кляузу в компанию. Не первую уже. Правда, предыдущие, в количестве нескольких дюжин, остались «почему-то» без ответа, что его удивляло не по-детски.

Собрав банду, мы с третьим проверили топливные насосы, подрегулировали подачу, осмотрели захлопки в продувочном ресивере и нашли-таки причину. Сделали всё за четыре часа с небольшим. Потом связались с мостиком, попросили разрешения запустить Главный на пару минут, чтобы проверить его работу. Получили «добро», толкнули двигун с местного поста управления – всё в порядке. Никакого тёмного дыма – лишь лёгкое дрожание над трубой от выхода нагретых выхлопных газов.

Вечером рёв стоял уже в капитанской каюте – Панчо Вилья прискакал к мастеру со своей бумажкой и требованием немедленно списать всех механиков за отказ от выполнения его приказа. Кэп сначала пытался деда успокоить, потом уговорить, потом, наконец, не выдержал, наорал на него и выставил из своей каюты.

Всё оставшееся время хорвато-эквадорец практически с нами не общался. Молча приходил утром в ЦПУ, падал в своё кресло у компьютера и весь день раскладывал там пасьянсы, абсолютно не интересуясь, чем мы заняты. Собственно, нас, механиков, такое его поведение устраивало. Мы спокойно занимались своими делами, постепенно вытаскивая пароход из той клоаки, в которую загнало его «чуткое руководство» деда.
Панчо вообще ни во что не вмешивался. И мы уже начали отвыкать от его «концертов».

Правда, один раз рецидив произошёл. И это была ещё та залепуха!
Случилось всё на заходе в порт. Маневрирование в узкостях. В такое время в ЦПУ обязаны находиться три человека: стармех, вахтенный механик и электромеханик. Мало ли что может произойти? Бывало, что приходилось экстренно перехватывать управление Главным с мостика, переводя его на машину…

Короче, сидим. Вдруг дед подхватывается и почти бегом исчезает за главным распределительным щитом. А ещё через минуту высовывает из-за него морду и что-то орёт электромену по-хорватски. Тот недоумённо пожимает плечами, но встаёт, покидает ЦПУ и возвращается через несколько мгновений с пластиковой банкой. На мой вопросительный взгляд отвечает: - Да не знаю, Панчо просил банку с крышкой принести срочно.
Ладно – просил, и просил. Мне-то что? Стою у рычагов управления дальше. Вдруг слышу сдавленное «ыыы-а» за своей спиной. Оборачиваюсь и вижу упавшего на колени и блюющего прямо на диэлектрический коврик электромеханика. А над ним – стоящего с победоносным видом Панчо Вилья, сжимающего в высоко поднятой руке банку с… длиннющим червём. Мой желудок тоже невольно скакнул к горлу, но я сумел сдержаться и несколько нервно поинтересовался у стармеха: а что за нафиг и откуда сие взялось?
И тут раздался голос уже прорыгавшегося электромеханика.
Мешая хорватские ругательства с английским, он прорычал:
-Чиф, ты такой гнилой человек, что тебя уже даже глисты покидают!

Панчо метнулся из ЦПУ и был таков.
Просмеявшись, я послал элетрического за шваброй и ведром с водой. Тот сходил и долго тёр палубу в центральном посту, на всех известных ему языках костеря стармеха.

Отманеврировали, получили с мостика команду:
-Механик, распрягай!
Ясно. Остановили Главный, перевели его в четырёхчасовую готовность. Поднялись наверх.

Как-раз было время ужина. Приняв душ в своей каюте, спускаюсь вниз, в кают-компанию… Капитанский рёв я услышал, не дойдя до неё двух палуб. Потом хлопнула дверь и мимо меня пронёсся вверх по трапу Панчо Вилья, сжимая в руке свою банку.
За ним летел капитан с вилкой в руке, изрыгая по-польски жуткие проклятия.
Я посторонился, пропуская эту кавалькаду, зашёл в кают-компанию.
Мелкое офицерьё валялось под столами. Ржать они уже не могли, только судорожно икали, размазывая слёзы по щекам. Мои расспросы вызвали у них смех уже просто истерический. Наконец, электромеханик, выпив стакан воды и немного успокоившись, под аккомпанемент ржания всех остальных офицеров, рассказал мне, что произошло.

Оказывается, стармех зашёл в месс-рум и поставил банку со своим солитером прямо на стол перед капитанским носом. Да ещё и начал громогласно обвинять в своей беде судового кока. Мол, тот плохо обрабатывает продукты – и вот результат! Естественно, мастер поперхнулся тем, что жрал, ну и… Финал я видел.

Списали Панчо где-то через месяц после этого случая. Нехорошо списали – за профнепригодность. Пробегал он как-то по машине и увидел филиппинского моториста, перекрывающего топливный клапан на дизель-генераторе. По распоряжению третьего механика, между прочим. Что там переклинило в этой кудлатой башке – сказать трудно, но стармех с криком «Саботажник!» бросился парня душить. Прибежавшие на вопли филиппосы еле отбили своего товарища. После чего мы все пережили несколько неприятных часов. Судно превратилось в «Потёмкин».

Нам всем стоило больших трудов успокоить взбунтовавшуюся команду и вернуть судно под свой контроль. Панчо был заключён под домашний арест в каюте. По приходу в порт начались разборки с привлечением инспектора из профсоюза транспортных рабочих и пары суперинтендантов из нашего офиса. Их вердикт был суров – гнать. И уже на следующий день мы остались без стармеха.

С тех пор никто из нас Панчо Вильо больше не видел. Списали подчистую.
Когда мы - те, кто ходил с ним вместе - встречаемся иногда на перекрёстках морских дорого, то обязательно вспоминаем его.
Особенно  - его подпись на документах: «М. Удино».