Шла пасхальная неделя. 40-летний иерей Андрей брёл по шумному школьному коридору, держась за наперсный крест и глядя под ноги. Седмица светла, но отец Андрей мрачен. Ему было плохо. Вот уже как 5 дней нужно было торжествовать и разговляться, а вместо этого отца Андрея терзали мелкие мысли и страстишки, не достойные духовной особы. Лезли в голову суетные вопросы: где его 20 лет? когда ему протоиерейскую митру жалуют? и почему он до сих пор не познал радость отцовства. Смирение конечно благодетель, но с отсутствием наследника или хотя бы чада женского пола он примириться никак не хотел. На лицо имелись все признаки кризиса среднего возраста. А организм, ослабленный постоянным употреблением апельсинового сока и «центрума» в Великий Пост, сейчас давал сбой; кажется, поднималась температура. Поп с удовольствием бы, богу помолясь, брыкнулся спать, но, будучи человеком обязательным, приехал на факультатив по духовному воспитанию у старших классов.

  Раздался звонок на урок, и отцу Андрею в живот тут же влетел пятиклашка. Поп схватил его за ухо, убрал с дороги и беззлобно сказал:
  - Дай путь мне. Вперёд ходи смирно, отрок.
  Иерей вошел в пустую аудиторию, забрался за кафедру, снял скуфью и устало вытер ей потные виски и чело. В классы вошли два ученика обоего пола.

  - Здравствуйте, ребята,- через три минуты ожидания тихо сказал поп.- Двое вас осталось... Рукофлудова, если не ошибаюсь, и-и-и...
  - Аз есмь ПачИнов,- подсказал очкарик в клетчатой бабочке, поднял руку и щелкнул пальцами.
  - Рукофлудова и Пачинов... Прошлый раз семеро было... Им не понравилась наша беседа?
  - Они перебежали на факультатив по половому воспитанию, огурцы прыщавые,- сообщил старшеклассник Альберт Пачинов.
  Иерей Андрей ухмыльнулся.
  - Ну да Бог с ними... А в отношении секса могу советовать лишь то, что заниматься им лучше с любимым человеком, ибо... ибоооо...- «ибо нехуй» почему-то крутилось у него в голове, но поп заключил так: - Ибо в этом деле нужно хорошо знать друг друга, чтоб доставить и получить наибольшее удовольствие... Ну и, разумеется, детишек вы не хотите же от чужого человече иметь, от своего, небось, лучше.
  - Аминь,- согласилась старшеклассница.

  Поп снова вяло улыбнулся. Физическое нездоровье сказывалось всё сильнее, хотелось лечь, в висках бились пульсы, а во рту липкий сушняк становился не сносен. Священник извинился перед детьми, открыл маленькую бутылочку покупного кваса и сделал пол глотка.

  - Мотив вечера: «Пост. Его смысл и значение». Как всегда, постараюсь не читать лекции, а провести эту тему в форме беседы. Итак…
  - А Машка Рукофлудова в этот Пост блином подавилась! Бугога!- начал беседу школьник.
  - Ой, да, сам-то в Страстную Неделю скоромные котлеты в школьной столовке жрал и кидался ещё ими!
  - Отец Андрей, а могу я её за такие словеса сейчас побить патриархально?- спросил Алик Пачинов.
  - Подрасти сначала!- огрызалась школьница.
  - Я тебя расстреляю кислой простоквашей!

  - Довольно! Глаголить будете, когда я велю,- слабым гласом заругался поп.
  Маша Рукофлудова прилежно подняла руку.
  - Говори, Мария.
  - Эээээ, скажите, Андрей... отец... вы такой красивый человек, а почему вы не бреетесь?
  - Мой хитон обличает мя яко несть брачен...* (По моему облику видно, к чему я принадлежу – прим. аффтара*)- забормотал смущенный иерей.- Это не то чтоб положено... или мне нравится так ходить... а так... просто не придаю этому значение.
  - Чему не придаёте? Бороде или своей красоте?
  - Ну, полно, Маша... Итак, «Пост»... пост...
  И батюшка в течение 20 минут сбивчиво зачесывал про усмирение страстей и искоренение греховных качеств и даже про диетические свойства поста. Его бархатистый баритон был тих и хил. Проповедовал он на автомате и почти не слышал себя. Состояние его всё ухудшалось. Голова закружилась, а съеденная ещё утром квашеная капуста постучалась в пищевод.

  - Простите, мне сегодня нездоровится... Я на минуту... Где тут у вас уборная?
  - Пойдемте, провожу,- вызвалась заботливая Маша.
  - Пожалуй...
  - Может фельдшерицу позвать?- спросил ученик.
  - Не следует...

  В туалете было накурено и отца Андрея начало мутить ещё сильнее, но, закинув крест на спину и постояв минуту над унитазом, он так и не блеванул.

  Маша дождалась измученного попа, и они пошли в классы. У выхода из школы, где раздевалки, их поджидал Алик Пачинов. Ученики взяли иерея с обеих сторон под локотки, и он почувствовал себя едва ли не патриархом, ведомым своими «пажами».
  - Отец Андрей, пожалуйста, не терзайте себя, отправляйтесь домой или в больницу. А в следующее занятие мы чуть подольше задержимся, правда, Маш?
  - Ей, богу, Андрей... отец Андрей... езжайте к супруге, она вас полечит,- подтвердила Маша.- Я сейчас принесу вам вещи.
  - Хорошо, ребята, я, пожалуй, повинуюсь вам... следует...- согласился поп.
  Маша принесла священнику его портфель, скуфью и бутылочку кваса, призвала к осторожности за рулем, и иерей Андрей попрощался со школьниками.

  Усевшись в свой попа-мобиль марки «Ниссан Куб», он сбил сушняк тремя крупными глотками кваса. Сейчас ему почему-то вспомнился чеховский «Архиерей» с его болезненным состоянием перед смертью. Попу Андрею стало жалко себя. Ему показалось, что он тоже скоро помрет, и чтоб не заплакать, он ещё попил кваса.

  Уже через пол часа он был дома и, не разоблачившись, минут 10 молился на «Утоли моя печали». И вдруг – о, чудо! видимо он так тепло отряжал молитву – ему стало благостно и лепо, что поп начал улыбаться. Болезнь и усталость сняло, как рукой, а вокруг запахло земляничной поляной. Счастье внезапно навалилось. Благодать снизошла. Но в голове зачем-то заиграла богомерзкая ковбойская мелодия «Cotton eye Joe». Во рту сушнячок, но уже не болезненный, а несколько иной, и отец Андрей пошел шерстить на кухню. Там, на вотчине попадьи, он обнаружил полный буфет и холодильник праздничной фкусной жратвы: дикой птицы, недавно уснувшей рыбы и домашних десертов. Батарея кагоров и настоек призывно брякнули на двери холодильника.
  - Изрядно! Какая кормёжка, такая и долбёжка,- шепнул он, коварно улыбаясь, но не попробовал ни одной жирной кулебяки, а лишь глотнул чуток своего кваса.

  Отец Андрей, ввиду чудесных свойств недавнего моления, решил догнаться главной православной молитвой, для чего прошел в красный уголок, пал на колени, сложил у груди ладоши и начал:
  - Отче наш… отче наш… Иже еси… еси… И на небеси… на небеси… Да светится… светится… Имя… имя… Твоё… твоё… Да прибудет царствие… царствие… твоё… твоё… Гмммм… Это я, придурок, каждое слово по 2 раза повторяю или у меня долбанное эхо в башке!? Бугога!- шепнул поп и прикурил от лампадки «лаки страйк» без фильтра.

  Тем временем попадья, заведующая д/с «Серебряные Крылышки», поднималась к себе домой. Читателю ничего не надо знать про эту скромную и умную женщину, кроме того, что это была 25-летняя красавица; и если бы она не была женой священника и избрала несколько иную, менее духовную линию своей жизни, то, её пизда могла быть целована больше, чем десница какого-нибудь столичного викария. Она зашла в квартиру и застала отца Андрея в солдатских кальсонах и майке ползающего под диваном кверху жопой. В доме гремел CD-проигрыватель, исполняя «Господи воззвах» на все 8 голосов.

  - Ты что-то потерял, Андрей Андреич?- спросила попадья, убавив громкость.
  Поп вздрогнул и вылез из-под дивана с напуганными круглыми бобами и митрой протопопа на голове. «Хобот потерял...- вдруг подумалось святому отцу.- Причем тут «хобот»!? Тьпфу ты! ересь какая-то трианафемская...»
  - Алёна Ильинишна, матушка, как хорошо, что ты пришла! Как хорошо, что ты у меня есть, родная моя утешительница!- воскликнул отец Андрей, пряча митру под диван.
  После пламенных объятий иерей, держа супругу за плечи и отодвинув от себя, как бы любовался ей на расстоянии. Потом усадил жену на кровать, а сам осел подле и сложил голову ей на колени.
  - Я так люблю тебя, жена, ты бы знала!.. Я последнее время много думаю о тебе, голубушка... Прости, что не даю тебе того, чего ты по-настоящему достойна, добрая моя Алёна... В погоне за этими пустяками: митрой, наградными наперсными крестами, жезлами Ароновыми, – не расцвети они никогда! – я совсем позабыл про тебя, родное моё сердце...- шептал поп, и искренняя слеза покатилась по его коричневой бороде.
  - Ну-ну-ну, Андрюша, будь мужественным, оправдывай своё древнегреческое имя,- ласково говорила попадья, поглаживая русые кудри Андрея.- Что это ещё за «слёзки на колёсках»! Убирай, давай, скорее... Ты просто захворал...
  - Кто хворает? Я хвораю!?- говорил поп, швыркая носом и по-детски утирая слезу ладошкой.- Я тебе сейчас даже зело докажу, что я здоров... СкидывАй свой костюм заведующей! Свой футляр!
  - Андрей Андреич!?- прошептала она изумленно.
  - СкидывАй, скидывАй!- поп подергал за воротник жакета, на котором висел бейджик «Бенестаффина А.И.»- Я же знаю, где у тебя такие бесстыдные фильмы находятся... Нечаянно полез за содой от изжоги, покуда тебя не было, и на диск наткнулся... я просто молчал... стыдно было тебя совестить... да и не осуждаю я тебя...

  Попадья Алёна вспыхнула ланитами и отвернула лицо от стыда.

  - И эта… понял я, Алёнушка, что многого тебе не давал этот год, что мы обручены, поэтому... соси,- тихо и просто сказал поп, встал и достал хуй с сиреневой залупой и яйцами.

  Хуй дымился, как праздничное кадило. Даже на мгновенье над залупой как будто бы нимб замерцал. Попадья застенчиво посмотрела снизу вверх в мужнины очи, потом на центр залупы, быстро заморгала глазками, подлезла под «благословение» и припала к святому аппарату.

  Попадья сосала и одновременно раздевалась. Сосала самозабвенно. Сосала без рук и с руками. Сосала в заглот «хомячка» и просто делала «пацилюй в залюпу». Нюхала и снова сосала. И даже кончила через пару минут, оттого что сосала. Да так мощно, что в забытье присела на корточки и, схвативши святой хуй, как трамвайную ручку, чуть не оборвала его. Потом восстанавливала дыхание полминуты, а на её розовой щеке закипела крупная слеза. Бедная попадья, как же несчастна она была до сей минуты.
  Батюшка разложил матушку в постели, смочил слюной своё пересохшее горло и, сделав жадные глаза, стал шарить по девичьему телу, как бессмертный царь Кощей над своими облигациями займа. Помял перстами перси. Облобызал её уста, выю и рамена. Аккуратно стриженная пизда, которую иерей Андрей никогда не видел у жены при полной темноте воздуха, теперь волновала и влекла его своим мокрым от кончины блеском. Затем он сделал по пизде ладошкой несколько неумелых круговых движений по правилу буравчика...

  А тем временем за школой №153 курили два ботана.
  - Рукофлудова, организуем сегодня хот-дог: у меня сосиска, у тя булочки...
  - А что у тебя ещё, Алик?
  - У Алика десяток каликов-моргаликов на скотче... Вру, уже не 10, а 8, я парочку зелененьких «пантЕр» нашему попу в квас спустил, когда ты его в туалет препровождала, а то у него такой замученный вид постоянно – сердце кровью обливается. Пусть мозги прочистит чуток. Он видно, что добрый чел, просто захирел и заматорел в днех своех.
  - Бугога! Не поверишь, а я ему афродизиака туда же накапала, когда барахло его выносила.
  - Конский возбудитель – одна капля на табун?- спросил, улыбаясь, очкарик Пачинов.
  - Да не, человечачий вроде, в интим-салоне покупала.
  - Ну, приходи сегодня, «испробуем перо и чернила, что в их за сила», у меня «шнурков» нет...

  И дети договорились.

* * *
  Пожалуй, на этом, дорогие друзья, мы оставим в покое скромную семью священника и прикроем за собой дверь в их опочивальню. Из-за этой двери последнее, что мы услышим это:
  - Еби меня, Отец!
  Было ли ответом: «Кам ту дадди!» –  мы не узнаем, так как поскорей уйдем из дома жреца и заглянем туда лишь завтра утром, ненадолго. Возвращаться в их трехкомнатную келейку и дальше тинтобрассить я не стану, потому что описывать буковками разные нюансы и прикалюшки с обломушками ебли под колёсами не токмо бессмысленно, но и вредно. Ибо нехуй описывать то, что надо прочувствовать на своей шкуре. Как говаривал один известный царь в диалоге с нами через века: «Не мудрися излише и некогда изумишися», что применительно к тебе, малолетний задрот и неискушенный читатель, означает: «Нехуй читать – закидывайся и ебись, так интересней и удивительней!»
* * *
  Утро следующего дня. Выходной. Иерей Андрей проснулся и резко сел в постели. Он вспомнил свои вчерашние выкрутасы и вопли: «Глотай, нельзя семя на землю ронять!» и не то от стыда, не то от солнца закрыл обеими ладонями лицо. На столе стояла маленькая бутылочка с этикеткой «Монастырский Квас С Хреном». Отец Андрей, конечно же, предполагал и догадывался, из-за чего вчера вечер перестал быть томным и заурядным. Ведь наши попы далеко не наивные дурачки. Он искоса посмотрел на оставшуюся треть «кваса» в бутылке и ему захотелось к ней приложиться, но он переборол искушение и решил вылить содержимое в раковину, потом внутри Андрея борение возобновилось, он спрыгнул с кровати и спрятал чудодейственный напиток в свой кованый сундук. Не знаю, зачем он это... На всяк.пож., наверное... Слабы мы, ибо человеки суть.

  Наконец иерей обратил внимание на свою спящую без подушки красавицу жену. Простыня прикрывала одну лишь её ногу, а на боку и жопе, внаглую лежали лучи апрельского солнца. «Хорошо быть солнечным зайчиком»,- подумал поп, почесал под бородой, притащил из кладовки этюдник с мольбертом и, со вставшим в кальсонах хуем, принялся торопливо писать с жены картину.
  За окном щебетала крылатая мелочь.
  Сегодня попадья проснется с улыбкой от запаха кофе и с удовольствием скушает свежую пироженку. Ну а «батюшка» через 9 месяцев станет Батюшкой.

Мораль: Не учи ученого – съешь гавна моченого, и всё в парядке у тебя будет.

P.S.: Хуятор, помни, тщеславие – сие есть не что иное, как грех! Фтыкатель, если будешь флудить и сквернословить, лизать тебе в аду грязные раскаленные сковородки!