Искомый дом обнаружился на пересечении Беловежской и Ленинского проспекта. Он был стар, сер, обшарпан, панелен, одноподъезден и двенадцатиэтажен. Одной стеной смотрел он на массивную кирпичную церковь 90х годов прошлого века, чем-то очень похожую на загородный особняк заместителя прокурора города. Другая стена, выходящая на Беловежскую, глядела на спортивный комплекс и примыкающий к нему прозрачно-стеклянный автосалон, перестроенный из бывшего заводского цеха.
    Бабаев оставил охрану рядом с джипом и, с отвращением ступая по мокрому грязному снегу, направился к своей цели. Проходящие трамваи мерзко дребезжали, заглушая шум вечной автомобильной пробки. Подъезд оказался не закрыт. Не доверяя лифту, Бабаев своим ходом, осторожно обходя окурки, бумажки и шприцы, поднялся на шестой этаж. Дверь квартиры номер 17, в отличие от остальных, была деревянной, обитой коричневым дерматином и не имела глазка. Немного волнуясь, Бабаев нажал на кнопку звонка.
    Ему открыл молодой, лет двадцати пяти, коротко стриженый и довольно полный, ещё полнее Бабаева, человек, одетый в красную футболку и белые шорты.
    — Вы колдун? — прямо с порога спросил открывший.
    — Нет, я тоже клиент, — ответил Бабаев.
    — А, ну проходи тогда. Можешь не разуваться.
    Но Бабаев и так ни за что не стал бы здесь разуваться. Пол был чрезвычайно грязен и усеян хлебными крошками, а в кухню по линолеуму тянулась цепочка ботиночных следов.
    — Проходи в комнату, присаживайся, — пригласил хозяин.
    Бабаев прошёл в единственную комнату, но вот с тем, чтобы где-то сесть, была проблема. Сказать, что комната была загажена — значило не сказать ничего. Тяжёлые, почти чёрные шторы создавали в ней гнетущий полумрак, и в полумраке том можно было разглядеть неубранные постельные принадлежности с жёлтыми пятнами, тарелки с присохшими остатками еды, пустые бутылки из-под пива, стоящие в углу, формально белые носки, стоящие в другом углу, ошмётки старых газет, подсолнечные семечки, валяющиеся тут и там, обёртки от китайской лапши быстрого приготовления и от презервативов — словом, всё, что прилично такого рода жилью. В спёртом воздухе стоял резкий запах пота, прокисшей пищи и чего-то ещё, не менее неприятного. Короче говоря, это было обычное жилище молодого холостяка.
    С трудом найдя на изодранном диване более-менее чистое место, Бабаев осторожно присел.
    — Никитос, — представился хозяин, садясь на измятую кровать напротив гостя.
    — Пахан, — в тон ему ответил Бабаев.
    — Зовут так, или по жизни? — осведомился Никитос, хитро щуря свои и без того заплывшие поросячьи глазки.
    — И так, и так, — ответил Бабаев. — Что, не видно? — он подёргал за воротник свою дорогую итальянскую куртку.
    — А, ну в натуре, ты парень модный, — согласился Никитос; он, определённо, разбирался в статусной одежде. — Вижу, что не бедный… А чё ты тогда от этого колдуна хочешь, с какой целью к нему обратился? — спросил он одновременно и с детской непосредственностью, и с интонацией, не терпящей уклонения от ответа.
    — С какой целью интересуешься? — отразил атаку Бабаев.
    — Да просто спросил, ёпт. Ты не хочешь отвечать, да?
    — Не хочу.
    — Ну тогда это… — Никитос махнул рукой. — Давай тогда… Короче, сходи на кухню, там в холодильнике выпить есть, хлебни, если хочешь. А то хуй знает, когда этот олень придёт, сколько нам его ещё ждать…
    Бабаев неторопливо прошествовал на кухню. Видом она была ничуть не лучше комнаты. Он открыл холодильник. Содержимое состояло из заплесневевшего куска сыра, двух упаковок йогурта, початой бутылки дешёвой водки и нескольких банок энергетика «Манул». Ничего из этого Бабаев пробовать не собирался.
    — Выпил уже, да? — участливо спросил Никитос, когда Бабаев вернулся в комнату.
    Тот не ответил.
    — Ну молодец, — продолжил Никитос. — Ты извини, у меня закусить нечем. Сыр был, но он плесенью покрылся, а выбросить чё-то руки всё не доходят. А йогурт — сам понимаешь, не закусь.
    — Почему? — безо всякого интереса спросил Бабаев.
    — Да как им, на хуй, нормально закусишь? — ответил Никитос. И добавил менторским тоном:
    — Да и вообще, я бы тебе не рекомендовал йогурт покупать.
    — Почему?
    — Ну просто, не рекомендую, ты поверь мне.
    — Я не понял, — сказал Бабаев.
    — Ну как тебе объяснить… Короче, ты знаешь, что зеки йогурт не едят? Потому что он на сперму похож. Но он, реально, не только похож, догоняешь?
    — Нет. Хочешь сказать, в йогурте есть сперма?
    Никитос кивнул.
    — Откуда там сперма? — удивился Бабаев.
    — Ну хули, работники молокозаводов весёлые пацаны… Подойдут, бывает, к чану, передёрнут для прикола… Хе-хе-хе.
    — Ты-то откуда знаешь?
    — Да я сам на молокозаводе работаю.
    — И ты дрочишь в йогурт?
    Никитос кивнул.
    — Я хуею, — сказал Бабаев.
    — А как ты думал.
    — Но ты же сам покупаешь йогурт.
    — Дак я же не лох, — самодовольно заявил Никитос. — Я по цифрам на крышке смотрю, когда он изготовлен. Если в мою смену, то я его не беру, хе-хе…
    — А почему ты уверен, что в другую смену никто в него не спускает? — спросил Бабаев.
    Никитос глубоко задумался. Его лицо напряглось и искривилось, отображая мучительную работу мысли.
    — Да ну нахуй… — сказал он неуверенно.
    — А с другой стороны, — продолжал Бабаев, — частички спермы ведь всё равно остаются в чане. Вряд ли эти чаны моют перед каждой сменой. Так что любом случае…
    — Слышь, ты иди на хуй, понял! — заорал Никитос, привставая с кровати. — Иди на хуй отсюда, блядь!
    — Рот закройте, молодой человек, — резко сказал Бабаев. — Или я сейчас вызову свою охрану, и она вам доступно объяснит, почему нехорошо грубить старшим и дрочить в йогурты.
    Никитос хотел было ещё что-то сказать, но утих на полуслове. Инстинкт самосохранения взял в нём верх над горячностью юности.
    И в этот момент в дверь позвонили.
    Бабаев и Никитос одновременно оглянулись на дверь.
    — Это он пришёл, — сказал Никитос, — по-любому.
    — Открывай, — велел Бабаев.

***

    Мне, вообще-то, не на что жаловаться. У меня есть всё, что мне нужно, и даже намного больше. Я — директор успешной рекламной фирмы, лучшей в нашем регионе. Так что недостатка в деньгах я не испытываю, наоборот, я даже не знаю, куда мне столько и на что их тратить.
    Уважения мне тоже хватает. Я достиг всего того, что имею, своим упорным трудом и работой мозга, так что мне есть за что себя уважать. И окружающие меня уважают не меньше, хотя их мнение меня особо не интересует.
    Есть у меня и верные и влиятельные друзья, которые при случае всегда мне помогут разрулить любые проблемы. Или кому-то их создать.
    Ну а уж женским вниманием я тем более не обделён. Не помню, чтобы хоть одна мне хоть раз отказала. Наоборот, мне часто приходится охлаждать пыл наиболее прилипчивых баб. Но это касается только секса, а вот с отношениями сложнее.
    До недавней поры я по-настоящему любил только свою бывшую. Да, я ей неоднократно изменял, но любил только её. Познакомились мы с ней ещё в институте, а впервые я её выеб на пятом курсе, когда мы с друзьями ездили на ночную рыбалку. Прекрасно помню: суховатое потрескивание костра, песни под гитару, плеск волн об округлые прибрежные камни, днём раскалённые солнцем, а сейчас отдающие тепло, мокрая от росы трава, на которую я завалил свою Ольгу… Мне до того ни с кем не было так хорошо, как с Олей. После этого случая я понял, что жить без неё не могу. Оказалось, ошибался. Но обо всём по порядку.
    Сразу после института мы поженились. Поначалу всё шло хорошо. Я успешно делал карьеру, и Оля ни в чём себе не отказывала. Но через несколько лет она постепенно охладела ко мне. Спали мы с ней всё реже и безо всякого новаторства. Однажды я подумал, что она мне изменяет. Это похоже было на правду: она, бывает, разговаривала с кем-то по телефону, а когда я входил, тут же бросала трубку. По вечерам она стала задерживаться из фитнесс-центра. Как-то раз я овладел ею прямо в прихожей, когда она только пришла домой, и её пизда наощупь показалась мне использованной совсем недавно, час или два назад, хотя я не имел Ольгу пару дней.
    Я приказал начальнику службы безопасности нанять частного сыщика, чтобы тот проследил за моей женой. Через неделю фотографии лежали у меня на столе. На них Ольга была вместе с человеком, о котором я бы и подумать не мог, что он наставляет мне рога. Это был Олег, начальник нашего ИТ-отдела.
    Просто уволить его я не собирался, это было не по мне. Я разработал тщательный план мести. Для обеспечения алиби мы с Ольгой уехали на Мальдивы на пару месяцев, а моя охрана тем временем исполняла данные ей инструкции. На курорте я время от времени наблюдал, как жена пытается тайком кому-то позвонить, но не может дозвониться. А когда мы вернулись, и она узнала, что Олег был жестоко избит и лишён мужского достоинства, с ней чуть не случилась истерика. Мне было интересно смотреть, как она пытается скрыть от меня свои чувства.
    Но я простил её. Выяснилось, что Ольга беременна. И наша жизнь постепенно пошла на лад. Правда, я больше не любил её так, как раньше. Просто относился к ней с теплотой. Она тоже простила меня за своего незадачливого любовника. Всё равно она к нему бы не ушла. А когда у нас родился Тёмка, я понял, что теперь всё будет хорошо.
    Но не тут-то было. Судьба жестока к людям. Когда годовалый Тёмка внезапно умер, Ольга превратилась в настоящую ведьму. Она кричала, что ненавидит меня, что всегда меня ненавидела, что желает мне смерти. Вскоре она ушла. Я сильно запил. Иногда я подумывал покончить с собой, но что-то меня останавливало. Мои друзья, видя, что со мной происходит, как-то привели меня в церковь. Признаться, до того я никогда особо не верил в Бога. Так, считал, что что-то высшее есть, но ему до нас нет никакого дела. В церкви я поговорил с настоятелем. Он как будто знал про меня всё, и на многое открыл мне глаза. Можно сказать, моя жизнь в этот момент изменилась. Сразу после этого я бросил пить и буквально вернулся к жизни.
    А через несколько месяцев Бог наградил меня: я встретил Юлю. Она пришла в нашу фирму на должность финансового аналитика, но я немедленно назначил её начальником экономического отдела. Слишком уж меня поразила её красота. Точёная фигурка с небольшой, но идеальной формы грудью, водопадом струящиеся волосы, прекрасное аристократическое лицо, удивительные глаза, мягкий, но властный голос… И, особенно, манера одеваться, неповторимое сочетание красного и чёрного. Никогда она не одевала брюки, всегда только платье. Колготок и лифчиков она не признавала, и я сильно подозревал, что она не носит и трусиков. Достаточно было подойти к ней, прижать к себе, приподнять её платье…
    Но не тут-то было. На все мои попытки ухаживания она отвечала гордым отказом. Меня это сильно озадачивало. Я ещё не сталкивался с тем, что какая-то женщина не считает меня неотразимым. Много раз я приглашал Юлю в рестораны, дарил ей всевозможные украшения, а однажды заказал её изображение на рекламных щитах вдоль главной городской улицы. Я исполнял все её просьбы: предоставил ей служебный автомобиль, свободный график, и даже уволил нескольких не нравящихся ей сотрудников. Но всё было без толку: мы даже не целовались.
    Я и представления не имел, как мне достичь её расположения. Ни один способ не проканывал. Но однажды в сауне мой приятель, брат зампрокурора города, рассказал мне полувсерьёз, что в нашем городе есть один, как он выразился, «колдун», который за нормальные деньги помогает людям с самыми безнадёжными желаниями. Осторожно, не давая понять, что мне это слишком интересно, я выяснил телефон «колдуна».
    Назначить с ним встречу оказалось непросто. Он сам выбирал место, где будет беседовать с клиентом. Я сказал, что мне нужно срочно с ним встретиться. Он ответил, что у него таких срочных встреч — вагон и маленькая тележка, и все расписаны на месяцы вперёд. Я настаивал на своём. Хорошо, сказал он. Приходите завтра на квартиру одного из моих клиентов, я заодно выслушаю и вас. Но за дополнительную плату. Деньги не имеют значения, сказал я.
    …Пока колдун говорил с клиентом — молодым придурком с молокозавода — я сидел на кухне, размышляя, чего же я всё-таки желаю. Требовалось сформулировать это точно. Но когда, наконец, колдун закончил с Никитосом и вошёл на кухню, я разом забыл всё, что хотел сказать, и с жаром выпалил ему какой-то несвязный монолог о несчастной любви. Он только посмеялся в ответ. Нет, сказал он, такие проблемы я не решаю, это не мой профиль. Но я могу дать контакт того, кто может вам помочь. С этими словами он вытащил блокнот, вырвал страницу и что-то на ней написал. Это заклинание, сказал он, протягивая мне сложенный листок. Откроете дома. Когда решите, что готовы, найдите спокойное место, где вы были бы один, и произнесите вслух. Явится тот, кто вам поможет.
    На этом мы с колдуном и распрощались.
    Дома я развернул листок и рассмеялся. На нём «по-албански» было написано какое-то нелепое стихотворение. Ну да, этого и следовало ожидать. Надо мной просто посмеялись. Впрочем, я сам был виноват, поверив в эти глупости. Я решил не разыскивать «колдуна» и ничего ему не предъявлять. Шутка была всё-таки хорошая, и свои деньги он заслужил.
    А на следующий день, прямо перед обедом, разыскивая куда-то запропастившуюся зажигалку, я обнаружил этот листок в кармане пиджака. Наверное, вчера забыл его выкинуть. Для хохмы я заперся в своём кабинете и прочитал написанное вслух. Конечно, ничего не произошло. Но меня вдруг кольнуло под сердце. Я почувствовал, что в этом листке, в этих словах всё же есть какая-то неощутимая, но мощная сила. Наверное, мой офис — не то место, где я могу остаться по-настоящему в одиночестве, как требовалось. Иначе бы сработало — чем чёрт не шутит? Я решил поехать домой.
    — Павел Иванович, Вы уже уходите? — спросила меня моя секретарша Маша.
    — Да, а что?
    — Не оставите ключ? У меня кое-какие дела тут остались.
    — Конечно, — я отдал ей ключ.
    Она игриво взяла его, подмигнула мне и спросила:
    — А может, останетесь на обед?..
    Обычно перед обедом она всегда делала мне минет. Но сегодня у меня было дело поважнее.
    — Нет, Машенька, мне нужно идти.
    Выйдя на улицу, я вдруг вспомнил, что оставил пиджак с заклинанием висящим на кресле. Я вернулся. Дверь в приёмную была заперта. Я открыл её своим универсальным ключом, вошёл… и вдруг услышал из-за приоткрытой двери своего кабинета какие-то странные хлюпающие звуки. С опаской я заглянул в щель — и не поверил своим глазам. Открывшаяся картина поразила меня.
    На моём собственном столе лежала совершенно голая Юля, свесив голову над полом. Над ней склонялась голая же Маша. Они лизали друг другу промежности и при этом томно стонали. Меня это невероятно возбудило. Я сунул руку в штаны, нащупал напрягшийся член и принялся его подрачивать. Женщины лизали друг другу во всё ускоряющемся темпе, сладострастно изгибаясь. Вдруг я понял, что кончаю. Я попытался высвободить руку, но потерял равновесие и с шумом ввалился в кабинет.
    Увидев меня, обе громко взвизгнули. Я решил, что надо не упускать инициативы.
    — Я вам не помешал? — спросил я.
    Не отвечая, они похватали одежду и побежали прочь.
    — А вас, Юлия, я попрошу остаться, — сказал я.
    Юля замерла на пороге. Я не спеша снял свой пиджак с кресла, накинул его и заметил:
    — Теперь мне совершенно понятно, почему некоторые женщины не отвечают на мои ухаживания…
    Юля вдруг с силой бросила на пол свою одежду и решительно ко мне подошла, громко цокая каблуками.
    — Ты так ничего и не понял? — спросила она.
    — Что я должен был понять?
    — Ну ты же видишь, что я из кожи вон лезу, чтобы хоть как-то привлечь твоё внимание. Ты думаешь, что я просто одна из тех женщин, которые продают себя и свою душу за деньги? Ты думаешь, что я всего лишь дорогая шлюха? Но ведь я люблю тебя, как ты этого не видишь?! Я столько сделала, чтобы ты это, наконец, понял!
    — А это тогда что здесь было?! — воскликнул я, указывая на свой стол.
    — Да я уже год делаю всё, чтобы ты хоть немного начал ревновать! Даже вот это! Может, когда ты возревнуешь, ты поймёшь, что ты мне не безразличен. Всё это ради тебя!
    Она встала на колени.
    — Пожалуйста, ответь мне хоть сейчас! — запричитала она. — Нравлюсь ли я тебе хоть немного? Я приму любой ответ…
    — Да не то что нравишься… Я готов провести с тобой всю оставшуюся жизнь!
    — Ты не врёшь? — она с недоверием в голосе подняла на меня глаза.
    — Ни за что. Если хочешь — едем прямо сейчас и расписываемся.
    Юля зарыдала, обхватив мои ноги.
    — Ну, не стоит, не стоит, — успокаивал я её, гладя по волосам.
    — А я думала, а я думала…
    — Пустяки…
    Она перестала плакать.
    — Тогда прямо завтра мы поженимся, обещаешь? — напролом спросила она.
    Я вздохнул.
    — Ну конечно обещаю.
    Юля ослепительно улыбнулась.
    — Ну давай тогда скрепим это обещание! — она живо расстегнула мне ширинку, высвободила мой напряжённый хуй и принялась за работу.
    И это было, скажу я вам, просто потрясающе! Правой рукой я поглаживал её покачивающуюся туда-сюда голову, а левой сминал в кармане пиджака уже ставшую совершенно ненужной бумажку с нелепыми словами, расставленными в столбик…

***

    — Ну, посмотрим, что вы тут понаписали, — сказал Сотона.
    — А почему Вы — Сотона? — вдруг спросил Бабаев. — Ну, в смысле, через «о»?
    — Потому что таково моё имя. Когда пишут через «а» — это намеренное искажение. Чтобы кто попало не мог меня вызвать.
    — А я думал, это просто «по-албански»…
    — Верно, — сказал Сотона. — Слово «албанский» и все его производные — это особый маркер, которым метятся связанные со мною вещи. Если вы видите где-то слово «албанский» — знайте, это имеет отношение ко мне. Например, так называемый «албанский» или «олбанский» язык — это не что иное, как современный извод языка чёрной магии. Придуманный специально для того, чтобы составлять на нём заклинания.
— Но он же такой известный, — с недоверием сказал Бабаев. — Про него же все кругом слышали.
    — «Хочешь что-то хорошо спрятать — прячь на самом видном месте».
    — А ведь есть же ещё и народ такой — албанцы? Они что, тоже имеют к Вам отношение?
    — О, это одни из самых послушных моих детей! Вспомните хотя бы Косово… Но мы отвлеклись. Перейдём к делу.
    Сотона взял со стола распечатки и углубился в чтение.
    — Так… — сказал он. — «Я — директор успешной рекламной фирмы…» Ну да, ну да, как же без этого. Пустить пыль в глаза, кинуть понты — без этого мы никак. Даже если никто этого не прочтёт, не считая части той Силы, что вечно хочет зла и люто, бешено презирает смертных. Не можем мы без понта, не можем…
    Бабаев опустил глаза.
    — Так, дальше у нас что? — продолжил Сотона. — Всё то же самое… «Я достиг всего того, что имею, своим упорным трудом и работой мозга…» Ну, в общем, да. Так и оно есть. Трудом, да. Ещё бы только добавить про маму-замгубернатора и папу-директора строительного концерна — и будет исчерпывающе. Хе-хе-хе… Ну, про «друзей» не будем, и так всё понятно, а вот про «женское внимание»… Н-да. «Не помню, чтобы хоть одна мне хоть раз отказала» — а вы рыбку кушайте, Павел Иванович, а то память у вас больно дырявая. Я вот, например, хорошо помню, что вам отказывали примерно восемь женщин из десяти. Несмотря на ваши денежки. Хе-хе.
    Бабаев стыдливо молчал.
    — Идём дальше, — сказал Сотона, с интересом изучая листы. — «С друзьями на ночную рыбалку» — это да, рыбалка у нас — святое. А любите ли вы футбол, Павел Иваныч?
    — Да, — признался Бабаев.
    — Это хорошо. Нет, правда, хорошо, хе-хе. Я вообще люблю законченные явления. Так… «Прекрасно помню: суховатое потрескивание костра, песни под гитару, плеск волн об округлые…» Ох, какая всё-таки чудовищная пошлость. И вы ведь ни хрена не помните, Бабаев, вы же были пьяны в доску. И, кстати, заблевали заднее сиденье «Мазды» вашего приятеля. «Спали мы с ней всё реже…» — нет, какое отвратительное слово — «спали». Бу-э-э, — изобразил тошноту дьявол.
    — Ладно, дальше, — продолжил он. — «У нас родился Тёмка…» — какое омерзительное, плебейское имя… «Судьба жестока к людям» — ну кто бы мог подумать! Спасибо Вам, Кэп! «Иногда я подумывал покончить с собой, но что-то меня останавливало». И я даже знаю, что. Хе-хе-хе. «В церкви я поговорил с настоятелем…» Да, да, как я уже сказал, я люблю законченные явления… Гм… только непонятно, что я-то тогда тут делаю? Как вы парадоксальны, смертные, — с сарказмом произнёс Сотона.
    Бабаев покраснел.
    — Продолжаем разбор полётов, — сказал дьявол. — «Никогда она не одевала брюки…» То ли мне надеть одежду, то ли мне одеть Надежду…  Так, далее… «Дома я развернул листок и рассмеялся… Я решил не разыскивать «колдуна» и ничего ему не предъявлять…» Да какого хера вы мне-то врёте, Бабаев? Зачем? Ладно, дальше… «Обычно перед обедом она всегда делала мне минет…» — враньё. О, а вот тут уже неплохо. Скажите, Бабаев, а эта лесбийская сцена — обязательна?
    Бабаев смутился.
    — Ну хорошо, — сказал Сотона, — желание клиента для нас — закон. «На моём собственном столе лежала совершенно голая Юля… Над ней склонялась голая же Маша…» — да, неплохо, неплохо. Как говорится, «полунагая царица» — это хорошо, но «полностью нагая» — лучше! …А вообще, скажите мне, Бабаев, кто вас, я вас подери, учил писать?! Где вы это почерпнули, я вас возьми? Наверняка ведь из каких-то книжек. Или? Что вы вообще читаете, а, Бабаев?
    — Ну, контркультуру всякую… Удавком, альтерлит…
    — Оно и видно. Но вообще-то, знаете, преамбулу можно было не писать. Начать можно было с того момента, как мы с вами договорились.
    — Ну Вы же мне сказали — описать то, как всё должно будет происходить, — сказал смущённый Бабаев. — Откуда я знал, как надо писать? Я же не писатель, всё-таки. Вообще не понимаю, зачем описывать? Разве нельзя просто сформулировать то, чего желаешь?
    — Я так давно уже не работаю, — сказал Сотона. — Простого контракта без этого приложения, — он кивнул на распечатку, — как показывает мой опыт, совершенно недостаточно. А то, бывало, пожелает какой-нибудь дурак мешок золота. Начинаешь ему объяснять: мол, так и так, сам по себе мешок золота — это всё равно, что ничто, у тебя его в первый же день отнимут. Кроме золота нужно ещё много чего: нужно влияние, чтобы богатство защитить, нужно умение им распорядиться, чтобы его приумножить. Так что ты хорошо подумай, что именно хочешь-то. Но дурак начинает воображать, что я его обманываю — я же Отец Лжи! — и настаивает на своём. Мне, говорит, нужно золото — и точка! Скрепя сердце, выполняю. А когда дурак закономерно лишается золота и оказывается с голой жопой — кто виноват? А виноват, конечно, Дьявол — кто ж ещё! Поэтому в последние лет сто я обязательно заставляю клиента подробно описать, как, по его мнению, должно выглядеть исполнение его желания. Чтобы просто-напросто понимать, что именно сделать.
    — Ну а я-то как, понятно описал? — спросил Бабаев.
    — Да нормально. Бывает и хуже.
    — Ну хорошо… А то всё-таки душу продавать — это не мелочи…
    — Что? — усмехнулся дьявол. — «Душу»? Бабаев, ну вы меня убиваете! Ну откуда у такого быдла, как вы, может быть душа?!
    Бабаев растерянно захлопал глазами.
    — А как же… — начал он.
    — Да не бойтесь, — сказал Сотона, — всё, что заказали, исполню совершенно бесплатно. Исключительно из любви к искусству. Не зря же я сюда пёрся. Будет вам взаимная любовь, будет. Только вот года через полтора пропадёт она без следа, да и приведёт за собой всякие несчастья, как я вам уже говорил в начале нашей беседы. Но это уже ваши проблемы.
    — Вы действительно просто так исполните моё желание? — не мог поверить Бабаев.
    — Да почему бы и нет? Должен же хоть кто-то в этом мире проявлять милосердие, раз Он, — Сотона со значением посмотрел в потолок, — не хочет. На людей в этом смысле надежды никакой, уж больно вы безжалостные подлецы, хе-хе-хе. Вот и приходится мне, кому ж ещё… Ну так как, начинаем?