Я не вру. Себе. Не вижу в этом смысла. В остальном, я обычный человек. Средний. Не урод и не красавец. В общении скорее приятен, но по-настоящему обаятельным меня назвать вряд ли можно. Я хорошо образован, имею прекрасную память, говорю на языках, читал всё, что полагается. Но большого ума у меня нет, как нет и стремления к абстрактному знанию или интереса к вещам, не способным осязаемо и быстро улучшить мою жизнь.

    Жизнь, которой я уже давно живу, осязаемо улучшить довольно трудно. Я главный акционер и президент одной из самых крупных финансово-консалтинговых компаний в стране. И, несомненно, самой престижной. Её создал мой покойный и, на мою удачу, бездетный дядя. Дядя мог бы стать кем угодно, выбрать любое дело – и это дело он бы прославил. К счастью, он стал бизнесменом. Сделайся он, скажем, композитором, моя жизнь была бы значительно менее комфортной и гораздо более скучной.

    Как всякий эффективный руководитель, я умею делегировать ответственность: это дает мне возможность сосредоточиться на главном. Делегировать есть кому. У меня три заместителя – Николай, Борис и Олег. С дядиными соратниками пришлось расстаться: они были слишком пассионарны. Их время прошло. Николай и Борис работают у меня давно. Я плачу им очень много денег. Ещё я сплю с их женами.

    Жену Николая зовут Зоя. Красивая блондинка, слегка начинающая полнеть. Зоя очень любит шопинг и фитнесс. И то и другое – превосходные предлоги для встреч. Мой шофер подбирает ее возле бутиков и фитнес-центров. Недавно у меня дома, когда моя голова лежала на её попе – мягкой и прохладной, как подушка, Зоя сообщила мне, что у них с Николаем на следующей неделе годовщина свадьбы и что она, оказывается, выбирала ему подарок.

    - И что же, Зая, ты купила? – спросил я.
    - Галстук. Очень дорогой. Хочешь, покажу?
    - Непременно.
    Зоина попа выскользнула из под моей головы и заколыхалась по направлению к дивану, на котором остались пакеты.
    - Вот, Костя, смотри! Красивый, правда?
    - Очень, - согласился я. – К нему нужна хорошая заколка. Они опять в моде. Кстати, у меня где-то была подходящая.

    Пару лет назад я заказал запонки и заколку для галстука с собственными латинскими инициалами. Сначала я каждый день надевал их на работу, утверждая свой личный брэнд в глазах подчиненных и клиентов. Потом мне это надоело.

    - Ух, ты! Какая блестючая! Супер! – когда Зоя хлопала в ладоши, её грудь мило дергалась в такт хлопкам. – Бриллианты, да?
    - И платина. Скажи, что купила, а где – это твой маленький женский секрет.
    - Спасибо, Игнатьев! А что значат эти буквы – «си» и «ай»?
    - Анаграмма названия одного итальянского дома мужской моды. «Корнути э Инкулати». Очень эксклюзивная и бешено дорогая марка. Николай оценит. Будет носить, как орден.
    - Хм. Я не слышала... Корнути и еще кто?
    - Инкулати. Не забудь, пожалуйста, про Инкулати.
    - Спасибо, Костя! – Зоя поцеловала меня мокрыми губами. – Колюньчик обожает красивые вещи!
    - Колюньчик? Как нежно... Скажи, Зая, ты очень любишь своего мужа?
    - Конечно! Он же у меня такой красивый, умный и прикольный. А ещё он у меня настоящий супермен. У него черный пояс. И стреляет как бог. Он и меня научил.
Зоя вытянула сложенные в замок руки и прицелилась мне в лицо: «Пиу! Пиу! Пиу!»

    - Меня не убьешь, я вечный, - сказал я. – А в доджо Николай тебя тоже водил? Да? А ну-ка, Зая, продемонстрируй мне маваси-гири.
    Зоя не заставила себя просить дважды.
    - Ты не туда смотришь, нахал! – засмеялась она и запустила в меня туфлей. – Да, Костик, с мужем мне повезло. Он и отцом будет замечательным.
    - Так вы и о детях думаете?
    - А как же? Конечно. У нас двое будет - мальчик и девочка. И большой дом. Один мы уже скоро достроим, но нужен ещё один где-нибудь в горах, ну и на море один, конечно. А ещё собака у нас будет - голден ритривер, такая классная, мохнатая, знаешь?
    Зоя упала на кровать, подняла согнутые руки к груди, изображая лапы, высунула язык и часто задышала. Я потрепал Зою за загривок. Она заскулила от удовольствия.

    Когда через неделю я пригласил Николая к себе в кабинет, выглядел он неважно.
    - Что с вами? Вы нездоровы? – спросил я.
    - Все нормально, Константин Валерьевич. Не беспокойтесь.
    - Точно? Вид у вас что-то не очень. Переутомляетесь? Или неприятности в семье? Впрочем, о чем это я. Какие у вас могут быть неприятности? Я тут узнал от сотрудников, что вы только что отметили юбилей вашей свадьбы. Супруга, наверно, подарков надарила... Прекрасно, прекрасно. Семья – это святое. Крепкий тыл – основа профессионального успеха. Хотя не у всех этот тыл так уж крепок, к сожалению. Поделюсь с вами одним секретом, как с другом.

    Я подошел к Николаю, положил руку ему на плечо и заглянул в глаза.
    - Мы же с вами больше, чем просто коллеги, правда? Так вот, на днях я случайно вступил в близкие отношения с Евой Михайловной, женой моего заместителя Бориса. Так получилось. Иногда так в жизни бывает. Ведь бывает же?

    После некоторой паузы Николай молча кивнул.
    - Должен признаться, ничего особенного. Очень разочаровала меня её, простите, задница. Совершенно плоские ягодицы. Не моё. Мне нравятся мягкие, сдобные такие булочки, чтобы кончики пальцев проваливались, как в пух. – Для наглядности я пощупал обеими руками воздух перед собой. – Была тут у меня одна недавно... Но я увлекся, простите. Знаете, я вот теперь думаю, почему Ева Михайловна ммм, как бы это сказать, пошла на сближение со  мной? А?

    - Откуда мне знать, Константин Валерьевич? – пожал плечами Николай.
    - Странно это как-то. Борис – мужчина видный, многим сотрудницам он нравится. И уж гораздо симпатичнее меня. К тому же умница, музыкант. И сама Ева вся такая утонченная. Закончила Академию Художеств. Посещает вернисажи и экспозиции. А я вот ни в живописи, ни в скульптуре, ни в музыке ничего не понимаю. Не может ей быть со мной интересно... Вы знаете, в юности я не был очень популярен у девушек. Вероятно, с годами у меня развилась харизма. Ведь не может же быть, чтобы только из-за служебного положения? Или может? Вот и пойми их, женщин... Вы идите, Николай, идите. Я вас не задерживаю.

    То что, я рассказал Николаю про Еву – правда. Страстный союз с женщиной, которая намного меня умнее и эмоционально богаче, представляется мне актом почти сакральным. Интересно, испытывает ли Борис подобные ощущения? Я хотел бы его об этом спросить, но сомневаюсь, будет ли это тактично. Борис – очень тактичный человек. Однажды я вызвал его к себе в комнату отдыха в тот момент, когда Зоя, зашедшая скрасить мой обеденный перерыв, еще не успела полностью одеться. Увидев её, Борис опустил глаза, извинился и тут же вышел. После того, как Зоя ушла, я вызвал его снова. Борис был невозмутим.

    - Мне кажется, я должен вам кое-что объяснить, - сказал я. – Чтобы у вас не сложилось неправильное впечатление от увиденного.
    - Я ничего не видел, - сказал Борис.
    - Видели. В противном случае, вам срочно нужно к окулисту. Да, Борис, женщина была, и эта женщина – Зоя, жена вашего коллеги Николая. И мы с ней занимались именно тем, о чем вы подумали. А также многим другим, о чем вы ещё не успели подумать. И мне кажется, Николай об этом знает. То есть, я уверен, что он знает. Николай очень проницателен. У него аналитический склад ума. Вы согласны со мной?
    - Да, - быстро согласился Борис. - Николай очень умный человек.
    - И, к тому же, спортсмен, – продолжал я. - Увлекается боевыми искусствами. Говорят, у него выдающиеся результаты. Он мог бы меня убить одним ударом. И, наверно, хотел бы. Если бы вы были на его месте, вам бы хотелось меня убить?

    Несколько дней назад, как мне стало известно, Борис получил по почте анонимный пакет с фотографиями, на которых были Ева Михайловна и я. Моего лица ни на одной фотографии не было, зато всё остальное, включая уникальной работы письменный стол, на котором разворачивались запечатленные события и перед которым сейчас стоял Борис, было видно очень чётко.

    Борис молча переминался с ноги на ногу.

    - Вы знаете, мне по-человечески любопытно, - сказал я, - почему Николай терпит? Делает вид, будто не замечает. Ладно, допустим он чтит закон и является противником физического насилия. Но тогда почему он не уволится? Ежедневно видеть типа, который регулярно прёт твою жену, должно быть, тяжело. А подчиняться ему – тем более. Как вы думаете, Борис?

    Борис тактично молчал.

    - Вопрос, конечно, риторический. Откуда вы можете знать? И все же, это интересно, согласитесь. Что заставляет его терпеть? Деньги? Так ведь с его квалификацией и опытом он не будет бедствовать. Тогда что же? Да, Борис, чужая душа – загадка. Особенно душа современного успешного человека.

    Мой третий заместитель Олег работает в фирме недавно. Я нанял его по рекомендации и несколько недель присматривался к нему. Поначалу Олег меня не очень впечатлил. То есть, с интеллектом у него все было в порядке, но кого этим удивишь? Его лицу не хватало того особого, эффективного выражения, которое заставляет клиентов хотеть делать с тобой бизнес. К тому же, он сразу начал предлагать различные новации. Я уже думал, что с Олегом придется расстаться, но тут случился банкет по случаю юбилея фирмы. На мероприятие Олег пришел, как и положено, с женой.

    - Вита, - невысокая брюнетка с короткой стрижкой улыбнулась, показав превосходные ровные зубы, и подала мне руку. Кожа на её руке была белая, почти прозрачная. Я почувствовал, как в мою ладонь маленькими шариками постучались удары ее пульса.
    - Вита? – Где-то под узлом галстука закрутилось маленькое торнадо волнения. Неожиданно для себя я рассмеялся.
    - Да, Вита. Вам мое имя кажется забавным?
    - Нет, что вы. У вас прекрасное имя. Замечательное имя.

    Я решил, что человек, женатый на девушке по имени Вита, полным ботаном быть не может. А через три дня Олег разразился новым меморандумом – на двадцать страниц. Я пригласил его в свой кабинет.

    - Я все внимательно прочитал, - начал я. - Большое спасибо, Олег. Ваши идеи продуманы и толковы. Они позволили бы нам значительно повысить качество услуг, предоставляемых клиентам. Если бы им это было нужно.

    - Что вы имеете в виду, Константин Валерьевич? Каждый клиент в этом заинтересован.

    - Не каждый. Особенно в нашей с вами стране и в тех слоях, которые наши клиенты представляют. Видите ли, своеобразие ситуации заключается в том, что делать бизнес с нами, получать наши, с позволения сказать, услуги престижно. Престижно! Вот ключевое слово. Почему наш брэнд так возбуждает корпоративную массу – для меня загадка. И уж, во всяком случае, моей заслуги здесь нет никакой. Но это факт. Чтобы заказать у нас проект они выстраиваются в очереди, толкаются, наперегонки суют нам кучи денег в обмен на листы бумаги, полные бесполезных, а часто и совершенно бессмысленных слов. При этом высокомерие и хамство рано облысевших, трусливых и, по сути дела, невежественных задротов, коими являются наши консультанты, не только не возмущает господ клиентов, напротив, оно приводит их в восторг.

    Я посмотрел на Олега, ожидая возражений. Их не было.

    - Эти господа – снобы, - продолжал я. - То есть, в общем-то, не вполне люди. Если руководствоваться критериями улучшения вида, их необходимо было бы истреблять, как тараканов. Хотя они и так не живут. Они притворяются, делают только то, что модно, а самое главное - недоступно большинству. То, что другие не могут купить или понять. Снобы, в общем-то, тоже не могут. Но делают вид и очень стараются, чтобы все заметили. Сноб, например, может при каждом удобном случае рассказывать, как он любит симфоническую музыку. Или увешивает стены чем-то очень концептуальным. И, будьте уверены, это будут именно те симфонии и концепции, которые более авторитетный сноб недавно похвалил. Сноб никогда не будет восхищаться работами безвестного Васи из Нерюнгри. Это всегда будет кто-то признанный, причем признанный элитарно. Так вот, стараниями моего незабвенной памяти дяди наша фирма имеет такую элитарную репутацию. И снобы, которыми изобилует отечественное бизнес-комьюнити, заваливают нас деньгами, просто чтобы иметь возможность сказать, что в разработке их рыночной стратегии или там инвестиционной политики сугубое участие приняла наша лавочка. При этом из того, что наши высоколобые долбоебы напишут, снобы не прочитают и двух страниц. Им наши рекомендации так же по барабану, как и упомянутые симфонии. Вы не согласны со мной?

    - В целом, согласен, хотя это слишком общая характеристика, - сказал Олег. - Но дело не в них. Дело в нас самих. Элементарная этика не должна позволять опускаться до халтуры. Это вредно для бизнеса, для общества, для морали внутри коллектива, в конце концов.

    - Морали? Да, люди у нас работают высокоморальные. Вы знаете, когда я принял руководство фирмой, я первым делом разогнал дядиных коллег, стоявших у истоков. Они меня раздражали. Я не просто уволил их. На общем собрании, я назвал их кучкой помпезных педерастов. И люди, всем обязанные этим отцам-основателям, действительно талантливым и энергичным, смеялись над ними. Хохотали. Абсолютно искренне. Они поверили мне, новой власти, свалившейся не пойми с какого бугра. Потому что им, как и почти любому человеку, важно только то, кто кормит его сейчас, в данный момент. Наш, как вы выразились, коллектив – это сборище таких же трусливых снобов, как и наши клиенты. Качество их жизни ниже плинтуса, зато есть очарование эксклюзивного брэнда на визитках и немного денег, потратить которые у них нет ни времени, ни воображения. За это они готовы на что угодно. Можно, например, трахать их жен, да и их самих можно пердолить вместо полдника, если есть желание. Вот у вас, Олег, есть такое желание?

    - Нет, - уверенно сказал Олег.

    - И это хорошо. Большинство людей вокруг нас - живет иллюзией. Не иллюзией - мечтой о красоте, любви, лучшем и справедливом мире, вовсе нет. А дерьмовой иллюзией, что они лучше других. Все хотят быть элитой. Не финансовой, так интеллектуальной. Не интеллектуальной, так культурной, альтернативной, какой-нибудь. С одной стороны, мне, обыкновенному человеку, это противно. С другой стороны, в этом заключаются невероятные возможности – и для того, чтобы делать деньги, и для того, чтобы развлекаться. Вы, Олег, даже не представляете, как я веселюсь. Когда-нибудь я вам обязательно расскажу. Знаете, когда я был бледным юношей, две вещи казались мне наиболее отвратительными в моей отечестве – наши понты и наши менты. Теперь же и те, и другие - мои самые верные союзники.

    - Извините, господин Игнатьев, - сказал Олег, - Это всё очень интересно, но как на счёт моего меморандума? Вы считаете, что изложенные там соображения нецелесообразны?
    - Абсолютно нецелесообразны.
    - Все?
      - Все до единого.
    - В таком случае, Константин Валерьевич, прошу вас подписать вот это. – Олег положил на стол листок с двумя маленькими параграфами текста.

    - Эх, Олег, Олег, - сказал я, прочитав. - Сразу заявление на стол. К чему эта драма? Ваши идеи замечательны и свидетельствуют о таланте и порядочности – качествах в нашем бизнесе очень редких. Но, как руководитель, хода им дать я не могу. Это вполне рабочая ситуация.
    - Да, конечно. И тем не менее, подпишите, пожалуйста.

    Я положил листок на стол, согнал с лица улыбку и сказал, глядя прямо в невыразительное лицо Олега.
    - Подписать мне не трудно. Но если я приму ваше заявление, то может так случиться, что следующую работу вам найти будет очень трудно. И не только на уровне вице-президента, но и на уровне простого аналитика. Или переводчика. Или курьера в почтовой комнате. Вы это понимаете?
    - Понимаю.
    - И все равно хотите уйти?
    - Да.
    - Хорошо. Даю вам неделю на сдачу дел.

    Через три дня я снова вызвал Олега к себе.
    - Я еще раз подумал о ваших предложениях. Они дельны и выполнимы. Причем в самом ближайшем будущем. Я был не прав, Олег. Вы нам нужны. С такими как вы компания станет эффективнее, а, главное, лучше.

    Олег широко улыбнулся.
    - Я рад, что нашел в вас единомышленника, Константин Валерьевич.
    - Не просто единомышленника. Соратника и друга. И сейчас мне нужен такой человек как вы, смелый и принципиальный. Для одного очень важного проекта.

    - Я вас слушаю.
    - Наш клиент, очень крупная промышленная группа, принадлежащая господину Бердичевскому, да-да, тому самому, оказалась в трудном положении. Кризис, сами понимаете. Бердичевский решил закрыть несколько нерентабельных заводов и ликвидировать активы. Казалось бы, чего проще? Но дело осложняет социалка, будь она неладна. Нескольким десяткам тысяч пролетариев полгода не выплачивают зарплату, обещая скорое улучшение. Если они узнают про закрытие заводов, начнется досадная и никому не нужная буза. Поэтому все нужно сделать быстро, а главное – без лишнего шума.

    - А что будет с рабочими? –спросил Олег.
    - В бизнесе иногда приходится принимать жесткие решения. Но помните, как нас с вами учили? Рынки по своей природе эффективны. Ресурсы, в конечном итоге, достаются тем, кто их использует наилучшим образом. Если смотреть на вещи глобально, то это выгодно всем. Ну, как? Возьметесь?
    - Да, - сказал Олег.
    - Вот и прекрасно. Я в вас не сомневался. – Я пожал Олегу руку. - Николай отправится с вами. Будет вам помогать.

*

    Вита вошла в облаке из аромата духов, молодости и чего-то еще, мне когда-то смутно и недолго знакомого, чему я не смог подобрать названия.

    - Здравствуйте, господин Игнатьев. Вы сказали, что хотели поговорить со мной о чем-то важном для моего мужа? – сказала она, садясь в кресло напротив меня.
    - Можно просто Костя, - сказал я. - Да, безусловно, о важном. И не только для Олега. Для меня тоже.
    - О чем же?
    - Скорее, о ком. О вас, Вита. Вы очень красивая и желанная женщина.

    Вита нахмурилась.
    - Вы специально отправили моего мужа в командировку, чтобы меня сюда заманить?
    - Так гораздо проще общаться.
    - Вы понимаете, что это мерзость?
    - Не понимаю. Почему же мерзость? Что плохого в том, что мне нравится прекрасная женщина? Разве вам самой не приятно нравиться мужчинам?
    - Во всяком случае, не вам.
    - А кому же? Вы, Вита, пришли ко мне отнюдь не в парандже. Вы элегантно и дорого одеты, ваш макияж безупречен. Вы потратили немало времени и усилий, чтобы казаться как можно более привлекательной. Но когда я говорю, что вы меня привлекаете, вы называете это мерзостью. Согласитесь, это несколько нелогично.
    - Олег – ваш сотрудник, он доверяет вам! – сказала Вита резко.
    - Не вижу никакого противоречия. Служба службой, как говорится. Не собираетесь же вы прочесть мне лекцию о недопустимости сексуальных домогательств на рабочем месте? Если да, то это сплошное лицемерие. Виноватыми оказываются исключительно люди некрасивые и сексуально не интересные.
    - То есть, такие как вы.
    - Ошибаетесь. Я как раз очень сексуально интересен. Вы в этом скоро убедитесь.
    Вита заставила себя рассмеяться.
    - Когда вы на себя последний раз смотрели в зеркало?
    - Мои чары исходят не от внешности, - сказал я серьезно.
    - Неужели? А от чего же?
    - Видите ли, я довольно влиятельный человек.
    - И что?
    - И всё.
    - Вам просто повезло с дядей. Это все знают.
    - Вы правы. Мое положение незаслуженно, и это ни для кого не секрет. Но это ничего не меняет. Абсолютно ничего. Как я попал туда, где нахожусь, не важно. Важно, что я туда попал. И продолжаю там удерживаться. В этом и заключается мое скромное, но могучее обаяние. И потом, у меня есть и хорошие качества. Я не вру, например.

    Около минуты я смотрел на Виту в упор - без иронии, сладости или угрозы. Просто смотрел. Наблюдал, как остро заточенное презрение на её умном, холодноватом лице превращается в бесформенное пятно, из которого можно слепить всё, что угодно.

    - Но почему именно я? – спросила она, наконец. – Почему бы вам не осчастливить своим вниманием какую-нибудь юную модель или актрису? Или не дают?
    - Дают. Только этого мало, как сказал поэт. В них нет того, что мне нужно. А в вас есть. Я вас хочу, Вита. Пожалуйста, не говорите, что это вас обижает. Не лгите. И еще у вас прекрасное имя. Совершенно замечательное имя.
    - Имя?
    - Да. Вита. Жизнь. Вы знаете, жены всех моих заместителей – практически тёзки. Зоя – жизнь по-гречески. Ева – по-древнееврейски.

    Я по прежнему смотрел в лицо Виты, на котором  растерянность боролась с любопытством. И я точно знал, кто победит.
    - А их .... расположения вы тоже добивались?
    - Разумеется, добивался. И добился. Я их называю «мои жизни». Они разные. Я их люблю. И вас буду любить. Я жизнелюб.

    Вита рассмеялась. На этот раз смех был хороший, легкий.
      - Костя, вы действительно считаете, что, рассказывая мне об этом, вы увеличиваете свои шансы?
    - Я в этом уверен. Олег вам ничего подобного  не расскажет. И потом, приятно иметь свой маленький секрет. Это очень эксклюзивно. К тому же, наш союз будет выгоден всем – и мне, и вам, и вашему мужу Олегу. И не только в банальном денежно-карьерном смысле, хотя и в нём тоже. Любовная связь обогащает на нескольких уровнях сразу. Она полифонична и щедра, как хорошая литература. Не даром такая связь называется романом. А у хорошего романа много читателей.

    Я встал, открыл дверцу стенного шкафа, достал бутылку коньяка и два широких бокала. Когда я подошел к Вите и вложил бокал в ее руку, я был готов к тому, что коньяк будет выплеснут мне в лицо. Молодая женщина сидела неподвижно. Я наклонился к Вите и, когда края наших стаканов соприкоснулись, поцеловал её мягкие губы.

    - За щедрость, - сказал я. - Будем щедры друг к другу, Вита. Как там у Матфея? Если кто захочет отнять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду. Я очень хочу отнять вашу одежду, Вита. Всю. Отдайте ее мне. Начнем вот с этой застежки...

    Я провалился в облако духов, молодости и еще чего-то давно забытого. Я так и не вспомнил чего.

*

    Чтобы записать приключение с Витой, я отключил телефон и сказал секретарше никого не впускать. Когда дверь без стука распахнулась и в мой кабинет, не испросив аудиенции, вбежал тактичный Борис, я очень удивился. Нижняя половина его лица тряслась, словно сделанная из теста.

    - Константин Валерьевич! Беда! Беда!! Константин Валерьевич!
    - Ну, что беда, я вижу. С кем беда? С вами, с фирмой или с человечеством?
    - Что вы, господин Игнатьев! Разве бы я стал из-за себя лично... Тут такое... На заводе Бердичевского... Он сам туда приехал, в этот Семисракинск, перед закрытием. А рабочие возьми и узнай, что завод будет в ближайшее время ликвидирован, и они все уволены. В общем, начался бардак, митинги, порча оборудования. И ещё стали гегемоны требовать встречи с хозяином. Ну, Иосиф Яковлевич, смелый человек, вышел к ним, а быдло-то напирает, пьяные все. Охрана пытается их оттеснить, а они всё лезут и лезут. Короче говоря, один из охранников Бердичевского шмальнул в какого-то алкаша.

    - Только этого не хватало! – сказал я с досадой. - Сейчас дороги перекроют. В газеты дело попадет.

    Борис покачал головой.
    - Если бы дороги, Константин Валерьевич, если бы дороги! Тут такое началось. Упыри эти пьяные как с цепи сорвалась. Телохранители по ним палят, а те похватали арматуру, ключи, молотки, что попадя и всех их перебили.
    - Что значит перебили? Сильно покалечили?

    Борис поднял на меня скорбные карие глаза.
    - На смерть. И не только охрану, но и сопровождающих лиц. И Николая в том числе. Голову ему проломили.

    Я слышал слова Бориса и даже, вроде бы, понимал их смысл. Но вся картина была слишком немыслимой.
    - А самого господина Бердического схватили...
    - В заложники?
    - Какое там! Зверье.... Я даже не знаю, как сказать... В общем, собрали они со всей своры кучу мелких бумажных денег, скатали их в трубочки, а потом... потом....
    - Ну, что потом? Говорите же!
    - Потом стали засовывать эти деньги господину Бердичевскому в рот, в уши, в нос, в... в эту..., в общем, во все естественные отверстия. Нашпиговали, как гуся. Ужасная смерть! Какой человек! Один из богатейших людей страны... В двадцатке «Форбса»...

    По моей спине покатились кубики льда. Борис опустил глаза и скороговоркой закончил.
    - А потом поддели на крюк и подвесили его, с деньгами торчащими отовсюду, под потолок, как знамя какое, и пели, стоя под ним, «Интернационал»: «Пора, мы требуем возврата того, что взято грабежом». Помнят ещё, суки, поди ж ты! Ну, потом спецназ подтянулся. Дали ублюдкам просраться. Кого сразу не убили, тех отмудохали и закрыли. Сгноить гадов.

    Борис замолчал. Я почувствовал, что должен что-то сказать.
    - Вы уверены, что Николай погиб?
    - Да. Его супругу уже известили.

    В этой кошмарной истории было что-то не так. Вернее, не так в ней было абсолютно всё, и тем не менее, интуиция мне подсказывала, что абсурдная, но неумолимая логика событий включилась в один, совершенно определенный момент.

    - Борис, а откуда рабочие узнали о закрытии завода?
    Борис вздохнул и сказал, глядя в угол:
    - Вчера Николай мне звонил. Сказал, что подозревает Олега в том, что вместо подготовки к ликвидации завода, Олег пытается искать инвесторов. Ну, не дурак ли? Какие, к лешему, сейчас инвесторы? И ещё в том, что Олег сливает информацию рабочим.
    - Почему вы мне сразу не доложили, идиот?
    - Я хотел. Но Николай просил подождать, пока он на сто процентов не убедится. Вот и убедился....
    - А этого гребаного Дон Кихота Олега тоже прибили?
    - Вроде бы нет. Его не было в свите Бердичевского.

    В моем мозгу, изнывавшем в непривычном оцепенении, вспыхнула горячая, спасительная ярость.
    - Мразь! - закричал я. – Он у меня попляшет.
    Я нажал кнопку на телефоне.
    - Рита, набери прокуратуру. Срочно!

    Когда Олега привезли в столицу, я попросил устроить мне с ним встречу в следственном изоляторе.
      - Зачем ты это сделал? – спросил я.
    Олег молчал.
    - Ты предатель, Иуда, понимаешь? По твоей вине погибли десятки людей.
    - Я обязан был так поступить, - тихо сказал Олег.
    - Обязан? Кому? Этим пьяницам и садистам? Благодетель чертов. Теперь тех из них, кто остался жив, упекут в тюрьму на десятилетия. И знаешь, кого они будут ненавидеть и проклинать больше, чем Бердичевского? Тебя!
    - Эти люди имели право знать, что их ждет. Что такие, как Бердичевский, считают их за скот, который можно морить голодом, избивать и расстреливать, как в тире.

    Олег говорил ровно, даже монотонно. Как на совещании. Почему-то это стало меня бесить.
    - Ты понимаешь, что тебя могут сгноить в тюрьме как подстрекателя зверской расправы?
    - Я никого ни к чему не подстрекал. Просто  передал информацию о закрытии завода. Это не преступление.
    - Так ты надеешься на наше правосудие? Ну-ну, – Я выдержал паузу. - А сейчас слушай меня очень внимательно. Стоит мне сказать слово, и тебя не просто посадят, нет, твоя жизнь превратится в ежеминутный ад, в такой ад, какой ты не можешь себе даже представить.

    Олег смотрел на меня все-таки же серьезно и спокойно.
    - Поступайте, как сочтете нужным.

    Мне захотелось вцепиться в этого человека, вырвать ему глаза, повалить на пол и растоптать. Я дождался, когда отхлынет злая волна и спросил:

    - И чего ты добился? Ничего. Но хватит о грустном, поговорим о чем-нибудь приятном. Вот я, в отличие от тебя, кое-чего добился. А именно, Виты, твоей жены. Это оказалось на удивление не трудно.
    - Вы лжете.
    - Нет, Олег. Я не лгу. Я могу в деталях рассказать, где у неё родинки. И что в наиболее волнительные моменты она скороговоркой бормочет «сладкий, сладкий, сладкий». И ещё она умеет....

    Я все описывал долго и подробно. Олег не сказал ни слова. Я ждал проклятий и оскорблений. Их не было. Олег просто смотрел - то ли на меня, то ли сквозь меня. Когда его уводили, он не обернулся.


    Возле входа в офис стояла Зоя. Я сказал охране оставаться в машине и вышел к ней. Зоя бросилась мне на грудь, и я почувствовал, как на мое лицо и шею упали гроздья слез - тяжелые и горячие. Слезы заливали мне лицо, насквозь промочили воротник рубашки, срываясь с водостоков ресниц падали на асфальт. Казалось почти невероятным, что в одной женщине может быть столько слез. Я погладил Зою по спине и сказал:
      - Ну-ну, Зая, успокойся, пожалуйста. Тебе выплатят компенсацию. Я распоряжусь, чтобы юристы подготовили все документы.
    Зоя плакала. Сквозь всхлипы я едва разбирал слова.
      - Колюньчик мой.... Любимый..... Не будет у нас домика на море..... И детишек... И собааачкииии, - Зоя подняла на меня блестящие от слез глаза. - И всё из-за тебя, козёл.

    Страшная, неописуемая боль ударила меня в пах – будто туда воткнули раскаленный лом. Меня отбросило назад, и я увидел Зою в полный рост - в модном коротком пальто, на шпильках, с сумочкой в левой руке и блестящим предметом в правой. В следующую секунду пылающий жаром стержень ударил меня в грудь, а потом в переносицу. Когда пропали свет и звук, я все ещё чувствовал этот жар.

*

    Странно обшаривать собственное лицо в поисках носа. Даже если вся голова замотана бинтами, там, где нос, должно быть возвышение. Его нет. Вместо возвышения, вроде бы даже ямка. Через несколько недель бинты снимут, и я увижу, что там на самом деле. Сколько стоит пересадка носа и вообще лица? И нужна ли она мне? Не интереснее ли оставить, как есть? Кто ещё из лидеров делового мира может позволить себе иметь вместо носа зияющую дыру? Нет, с пластическими операциями я, пожалуй, подожду. После выписки первым делом я попытаюсь добиться публикации моего нового облика на обложке журнала «Профиль». Я не сомневаюсь, что добьюсь.

    Когда я вышел из комы, врач сказал, что мне фантастически повезло. Любая из  трёх ран должна была бы стать смертельной. Я не умер от болевого шока и потери крови, после того, как первая пуля произвела внизу моего живота разрушения, о которых доктора предпочитают не говорить, а я не спешу их спрашивать. Пока там бинты и какие-то трубки. Впрочем, это, наверно, тоже пересаживают. Вторая пуля, зацепив ребро, чуть изменила траекторию, и вместо того, чтобы в клочья разорвать сердце, только чуть царапнула его внешнюю стенку. Третья пуля, та самая, что лишила меня носа, прошла сквозь череп между долями мозга, не повредив серьезно ни одну из них.

    «Это чудо. Просто чудо», - удивлялся врач. - «Словно у вас были три запасные жизни, знаете, как в компьютерной игре».

    Врач у меня самый лучший, академик. Пожилой лысый человек. Умный, но скучный. Он меня утомляет. Другое дело медсестра, которая приходит давать мне лекарства, делать уколы и ставить капельницу. Невысокая, с круглым, бумажно-белым лицом, на котором будто углем нарисованы брови и глаза, и еще губы – чем то бордовым. Сочетание очень белого и очень темного, без полутонов и переходов, всегда меня волновало и, думаю, не только меня. Я точно знаю, почему персы прячут своих женщин.

    - Как тебя зовут? – Мне до сих пор странно слышать свой собственный голос.
    - Хаят, - темная влага ее глаз скрылась за длинными ресницами.
    - Как гостиницу?
    Девушка вздохнула.
      - Ну вот, вы смеетесь. А это, между прочим, старинное восточное имя. По-арабски означает «жизнь».

    Её рука было совсем близко от моего лица. По снежной равнине бежали узкие реки вен. Я провел пальцем вдоль синеватого русла и почувствовал толчки ее пульса. Потом накрыл её руку своей, ловя тугой ритм холодной, жадной ладонью.
      - У тебя прекрасное имя, - сказал я. – Совершенно замечательное имя.

*****