Пальчики с шикарно наманекюренными ногтями ухоженной, но уже явно увядающей руки директрисы быстро пробежались по кнопкам калькулятора.
- Ну да, все правильно. – подняла она надменные глаза. – Сколько положено столько тебе и заплатили. – взгляд вместе с загорелым под мальдивским солнцем лицом вернулся к экрану монитора.
- Так как же? Спонсоры ведь за передачу вон сколько платят, почему мне только эти копейки перепадают? – он продолжал стоять перед директрисой, держа в руках квиток по зарплате. – Вы как себе представляете, чтобы я в ночные рейды ездил, работал, считай с ненормированным рабочим днем, и вы мне только это платить будете? – руки сжались в кулаки, скомкав квиток, желваки на челюсти напряглись с такой силой, что заскрипели коренные зубы. – Сюда хоть сверхурочные включены? – выдавил он из себя еще один вопрос, понимая что больше не выдержит.
Взгляд ее бесцветных глаз, окаймленных ярким макияжем, длинными ресницами и почти загримированными морщинами в уголках глаз предельно равнодушно перешел на него, а затем снова вернулся к экрану монитора: - А ну да, ну в следующем месяце заплатим.
«Ну тварь, ебаная сука, блядина заскорузлая, чморазота тухлодырая. Убить бы тебя гнида мерзкая. Подвесить бы тебя за твои одрябшие сиски, а потом твои же кишки тебе на шею наматывать…» - твердил он про себя шагая по коридору от кабинета директрисы. «Ведь знает тварь мерзкая, что на мне кредиты висят, что уйти не могу. Трудовые договора хуй пойми как составлены, чуть что уволен ебтвоюмать… ну сука ебаная. У самой блядь, бабки уже чуть ли не из жопы торчат, контора бабла поднимает мама не горюй, сама же проблядь пришла несколько лет назад сюда забитая задроченная, а тут смотри животина уебищная поднялась, уже вторую машину меняет, ходит шнобель свой морщинистый задрала народ вообще не замечает. Решает сука взмахом руки кому здесь работать кому не работать. Вот гнида…» - он пришел в редакцию и сел за свой стол. Обычны рабочий день, кругом снуют эти журналюги ебаные. «И старые и молодые вся одна пиздобратия, мразь на мрази и блядями погоняется. Ничего не знающее и ничего не умеющее стадо, только жопы за бабки лизать и гавкать на кого прикажут, и то в полголоса.»
Он делал вид что работает, вяло кликая мышкой по монитору. «Вот блядина, может ей машину спалить? Да нахуя, она у нее застрахована. Отпиздить возле подъезда, так это пацанам надо заплатить будет, а с его зарплатой и кредитами хуй там было. Самому не резон светиться, только если уже до конца валить, а эта животина не достойна, чтобы из-за нее 105 УК себе на шей вешать. Хуй ты себя утешаешь ведь прекрасно знаешь, что не решишься на это, итак еще условняк не отгулял и выбора с местом работы не много. Заткнись, короче, планктон офисный, и хуярь за то что тебе платят. В общем, смирись со своим нынешним статусом.» Злость кипевшая в душе стала утихать. Он сходил с кружкой к диспенсеру и заварил пакет уже заебавшего Липтона. 
Продолжились серые будни. Дом, работа, занял у друзей, сделал взнос по кредиту, доширак, липтон, овсяные печенья. Сотрудники ебашут, руководство гребет бабло, вводит невьебенно халявные должности для родственников и знакомых, прямо на денежных потоках, которые бурными ручьями стекаются в одну из комнат здания. О месте нахождения, которой знали все. Ведь охуевшая от шальных денег  директриса, любила водить туда на поебаться смазливого ведущего. Сама же эта тупорылая уроженка глухой деревни Залуповка или как там ее… одевалась как затасканная шлюха. Полупрозрачные блузы и глубоким декольте, обтягивающие миниюбки с разрезами, и ебаническое количество золота и побрякушек, явно с дорогими камнями. Всем видом пытаясь изобразить из себя роковую женщину вамп.
Обычный рабочий день, вся редакция потихоньку собирается на планерку. Он уже сидит за столом печатая текст про какую то хуйню, о текущих крышах жилых домов. Заходит смазливый ведущий, прячет глаза, одной рукой поправляет ширинку, другой держится за карман брюк, лаская прибавку к зарплате, сейчас сядет на место и будет под столом пересчитывать. Минуту спустя входит директриса, раскрасневшееся лицо и наспех намалеванные губы, поправляет прическу и как на трон садиться в подставленное редактором кресло. Понеслось, одна и та же хуйня…
Бывшему военному пенсионеру было похуй на движения в редакции, он съел суп принесенный собой в стеклянной баночке из под кофе, два бутерброда с салом и зубик чеснока. Развалился в своем задрипаном кресле на проходной компании и его глаза начали смыкаться в ожидании глубокого послеобеденного сна. Увидеть первые сновидения сторожу не дала крепкая рука, прижавшая к его лицу тряпку пропитанную эфиром. Другие руки неласково сдержали дерганье сторожа, а потом плотно примотали его скотчем к креслу, не забыв зафиксировать эфирную примочку. Оборудование, контролирующее работу камер наблюдения путем нескольких нехитрых манипуляций превратилось в бесполезную рухлядь. 
После этих событий не прошло и десяти секунд, как четверо в масках держа в руках укороченные калаши, укладывали откинутыми прикладами  на пол коллектив редакции. Пятый в это время уже находился в небольшой комнате здания, где еще пахло влагалищными выделениями.
- Карась, что у тебя? – услышал в динамике рации коренастый крепыш в черном спортивном костюме, начавший уже забивать баулы денежными пачками.
- Щука, все заебись, комната даже не закрыта была, как будто нас ждали. – крепыш басовито хохотнул. – Как у вас в пруду?
- Заебись, головастики тихие. Щас к тебе Судак с Налимом на помощь придут, работаем по плану.
Двое парней покинули редакцию. Уверенные в своих силах парни знали, что им не составит труда вдвоем контролировать чуть более двух десятков задроченных интеллигентов.
- Ну, что задроты ебаные, может среди вас герои есть? А, бля, что молчите, уебаны, нахуй. – поигрывая калашом начал самый рослый из парней, который отозвался на погоняло Щука.
- Чо, типа крутые …! – подала голос свежевыебанная директриса. Видно гормоны еще играли в ее организме. – Ты это щас так выебываешься, посмотрим как та запоешь когда тебя поймают. – она встала и пытаясь включить харизму и злобно посмотрела на парня.
Простояла она не долго, хлесткая пощечина, прилетевшая от паренька, заставила ее свалиться на пол. Директриса попыталась завизжать, но удар ногой по животу выбил воздух из ее легких.
- Ты чо, блядина из себя возомнила! Чо типа крутая сука, нах. – Парень присел над ней и достал из-под куртки ПМ. – Ебнуть тебя надо бы, гниду охуевшую, да руки марать не охота. Карп, Карп, а ну ка приволоки мне вон того карюзлика пузатого. – палец паренька был направлен на него.
Сильные руки схватили его за шиворот, а увесистый удар коленкой под ребра заставили подняться и подойти.
- Ну что, карюзлик, - парень сидя на корточках передернул затвор ПМа – ну что готов спасти свою никчемную жизнь? – он мелко хохотнул.
Он не мог скрыть дрожь в коленях, во рту пересохло, а по вискам стекали капли пота. Единственно, что он сумел сделать, это кивнуть головой. 
- Короче, либо ты эту суку убьешь, либо Карп твою башку свинцом нашпигует. – держа пистолет за ствол парень протянул его ему.
В затылок уперлось дуло автомата, а холодная рукоять пистолета легла в мокрую от пота ладонь.
- Ну что, бля выбирай, или ты или она…
Директриса лежала с бледным от страха лицом, ее искривленные от ужаса губы шептали слово «нет». Он же не соображал ничего, руки ходили ходуном, из глаз лились слезы, который он не чувствовал, а из горла вырывался сдавленный хрип.
- Один, два… - дуло автомата больно ткнуло в затылок. – три-и…
Он нажал на курок. Звук выстрела гулким эхом разлетелся по редакции. То, что недавно было директрисой, безвольной куклой развалилось на полу, а там где была голова, расплывалась кровавая лужа. Он не слышал истошного женского визга, наполнившего редакцию, не видел как уходят сделавшие свое дело парни, унося с собой увесистые сумки с деньгами, он так и сидел на полу возле трупа директрисы со стеклянными глазами и бледным лицом, глядя на пистолет зажатый в повисших и обессиленных руках. Из ступора его вывел удар по руке, выбивший пистолет, который стоял на затворной задержке.
На запястьях щелкнули наручники, люди в масках и камуфляже с нашивками «ОМОН» на удивление гуманно к нему отнеслись, не били, и наручники были одеты довольно свободно, не сжимая запястья до жуткой боли.   
За сутки в изоляторе временного содержания, к нему трижды приходил следователь и пять раз психиатр. В ходе допросов и простых бесед, они вели протоколы, тщательно записывая каждое слово, по несколько раз задавали одни и те же вопросы. Он как мог отвечал, запинаясь и срываясь на истерики. Приходила медсестра и делала ему уколы успокоительного. На короткое время он приходил в себя, но при попытках подробно вспомнить произошедшее, о чем настоятельно просил следователь, его вновь начинало мелко трясти, глаза наполняли слезы, начиналась новая истерика  и опять, медсестра, укол, короткий допрос и снова… 
Заснуть на жестких деревянных нарах ему не дали. Пришел конвоир и проводил его к следователю. Тот протянул ему постановление об избрании меры пресечения в виде подписки о невыезде и саму подписку. Получив их с его подписями, следователь сухо сказал: «Явишься через две недели. Понял?» Ему оставалось только кивнуть в ответ.
В течении двух недель он ходил в психдиспансер, как на работу. А на работе не появлялся, оформив больничный. Зато работа ходила к нему. В его квартире побывали практически все сотрудники компании. Они говорили о необходимости жить дальше, думать о будущем, забыть случившееся ведь никто не вправе винить его за случившееся, так как он, наверное, поступил бы каждый из них, и тому подобная бредятина которой пытаются успокоить человека в депрессии. Бухать он не хотел, да и не мог под строжайшим запретом врача-психиатра, который изрядно снабжал его сильными успокоительными.
Спустя две недели он явился к следователю, который дружелюбно улыбаясь, пожал ему руку, предложил присесть и протянул для ознакомления документ «Постановление о прекращении уголовного дела и уголовного преследования». Он долго читал строчки постановления, описывающие обстоятельства, произошедшие в редакции, выдержки из допросов его коллег и ссылки на заключения экспертиз. После слова «постановил» началось самое главное: прекратить уголовное дело и уголовное преследование в соответствии с пунктом 2 части первой 1 статьи 24 Уголовно-процессуального кодекса РФ (за отсутствием состава преступления), поскольку в соответствии с частью 1 статьи 40 Уголовного кодекса РФ, не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам в результате физического и/или психического принуждения, если вследствие такого принуждения лицо не могло руководить своими действиями. Разъяснить лицу право на реабилитацию.
- Право на реабилитацию понятно? – почти ласково спросил следователь. – Это значить если напишите заявление то контора вам выплатит 1000 рублей за сутки, проведенные в изоляторе. Но сразу скажу, ждать очень долго придется, не любит контора по таким счетам платить. Да и руководство по любому в суд это заявление обжаловать будет, как бы дело не возобновили, к тому же задержать вас у нас все основания были.
- Да ладно, обойдусь. Спасибо! - он махнул рукой и покинул кабинет, услышав за спиной облегченный вздох следователя.
Проходя по коридору, он увидел сына директрисы молодого холеного паренька в дорогом костюме. Лицо его было землистого цвета, а щеки впали. Паренек явно был расстроен, ведь отца своего он не знал, и был у матери один. Паренек начинал понимать, что потерял кормушку, которая исправно финансировала все его прихоти, а судя по его ухоженным рукам и пустым глазам, что такое работать он никогда не знал.
«Интересно, что он сейчас сделает? Кинется драться, закричит, что отомстит мне или зарыдает сыпя проклятиями… Может сказать ему, «прости что лишил тебя жирного куска пирога, который ты привык нахаляву жрать, ни о чем не думая, беззаботно живя под сисками своей мамы.»» - но он просто остановился и посмотрел в глаза этому обедневшему мажору. Ему незачем было за что то просить прощения. Ведь в постановлении все сказано «НЕ ВИНОВЕН». Мажор, не выдержав долгого взгляда, расплакался и сел на кушетку. Он же спокойно вышел из здания. «Вот и все. Пару дней побухать и опять на работу.»
В ближайшие выходные неприметные серенькие жигули «копейка» подкатили к небольшому дачному поселку на окраине удаленного райцентра. Он вышел из машины и помахал на прощанье рукой водителю, которому перед этим дал две сотни за поездку. На нем была старая поношенная куртка, спортивные штаны, заправленные в резиновые сапоги. За спиной висел видавший виды рюкзак, из которого торчал кончик насадки граблей. Типичный дачник, приехавший до начала сезона проверить свое хозяйство. Петлять среди огородов пришлось долго, пока он не добрался до неприметного домишки, перед дверьми которого были видны следы ботинок. Вошел он без стука, его уже ждал.
- О братуха! – в голос протянули пятеро коротко стриженных крепких парней. – Ну здорово, корешь! – самый рослый из них подошел и поздоровался с ним.
- И вам, здорово пацеки, рад видеть! – он крепко пожал руки всем присутствующим. Затем расположился вместе со всеми за маленьким столом, уставленным водкой и нехитрой закуской.
- Твоя доляна, братуха. – рослый придвинул к нему увесистый сверток. – Реальная наводка, давненько таких жирных кусков нам не перепадало.
- Что, реально это мне? Неужто и в правду кусок такой жирный? – он заглянул в сверток и  перелистнул пальцами одну из денежных пачек.
- Правда, правда. Бери, мы себя не обделили. Ну за все блага! – неслышно звякнули пластиковые стаканчики, жгучая жидкость потекла по горлу.
- От души пацеки. Но если честно вы мне и так большой подарок сделали. Ну ладно, Всех благ, пацаны! Удачи! Связь если что держим как обычно. 
Сверток с деньгами расположился в рюкзаке рядом с банкой тушенки и буханкой хлеба, под пачкой макарон. Он вышел из дома, накинув на плечи рюкзак, и зашагал к автобусной остановке. Если верить расписанию, автобус будет через полчаса. С двумя остановками до города к вечеру доберусь. А в понедельник, забирать из конторы трудовую и искать новое место работы, где ценят труд сотрудников…