Фима Мендельсон откровенно скучал. В туманной юности у него было смешное погоняло Логопед. После единственной отсидки прозвище поменялось на вьюжное и колючее: Зима. Теперь шубутная юность прошла, нет Логопеда и Зимы, но есть и будет авторитетный бизнесмен Фима Львович Мендельсон. В переговорной боролись в искусстве убеждения два кекса. Один с невнятным именем Иван владелец небольшого металлургического завода на Урале. Второй брутальный инвестор Герман. Фима в этой встрече исполнял роль рефери. Его все знают, он всех знает. Твёрдый кусочек картона. Всё строго и со вкусом: белое поле и чёрный шрифт, «Оперативная контрацепция» и три номера мобильных телефонов. Тёрки в переговорной Фиме непонятны, он опух от литра кофе и вполуха слушает двух умников которые норовят натянуть друг дружку на кукан. Фиме платят оба и должен посему он быть мудр как Соломон и справедлив как Моисей.

Хитрожопый Герман загонял глинозём с собственного карьера на комбинат Ивана. Пользуясь проблемами последнего готов был оплатить все издержки и забрать готовую продукцию. Забрать вместе со всей прибылью. Вот и весь толлинг. Но базар вёл Герман о втором переделе в чёрной металлургии. Фима улыбнулся, подумав что толлинг наверняка производная от Толика Чубайса, и демонстративно постучал по карбоновой поверхности часов. Откашлялся и хорошо поставленным голосом прохрипел:

Наплевать. Я давно в летаргической зоне,

Мне на что-то надеяться было бы зря:

У меня цыганка прочла на ладони

Концентрационные лагеря.

В колонии Фима трудился в библиотеке, имел хорошую память иногда к месту, чаще нет, цитировал по памяти стихи, чем обескураживал оппонентов и поддерживал слухи о своей неординарности.

- Господа, время деньги давайте находить консенсус. Для себя он на первых минутах встречи понял, что консенсус будет в пользу Германа.

Кряхтя и чертыхаясь, бабушка встретила утро. Сварив какао беззубо шамкая размочила в ароматном пойле сушку и неаккуратно роняя кусочки поела. Отрыгивая, долго сморкалась в грязной уборной. Всё её жилище несло нестираемую печать старости и убожества. Затхлый запах. Запах старости и нафталина. Очки в древней роговой оправе. Только рог фальшивка и дешёвка – грубая пластмасса, правда, стёкла настоящие, потёртые и мутные от времени. Драповое пальто с обветшалыми рукавами, подозрительные пятна на груди и ниже вдоль линии облезших кнопок будто пролили прогорклый бульон или неряшливо уроненный кусок мороженого скатился от подбородка по пузу. Узловатые руки, обезображенные ревматизмом. Возрастная пигментация, зигзаг впалого беззубого рта, бабушка вызывала подспудное раздражение и жалость, помноженную на презрение.

Закончив одеваться безымянная бабушка на опухших больных ногах с трудом проложила непривычный маршрут. Она заняла место крайне странное и неудачное. Ну кто подаст Христа ради рядом с модным бутиком торгующим эксклюзивными мужскими шляпами?

Фима Мендельсон покинув контору металлурга, сухо попрощался с брутальным инвестором Германом, чем вверг его в замешательство и ступор. Фима и не был бы «оперативным контрацептором» если бы не умел держать своих работодателей в ежовых рукавицах и на определенной дистанции. С удовольствием, отметив растерянность победителя, Фима прошествовал в авто. – Щас поесть и домой, - удовлетворёно мечтал Фима, даже не подозревая что бабушка уже на пути к магазину. Заскочив в «Сандей» Фима вкусно отобедал в кавказском зале. Дальше должно было всё произойти по накатанному. Фима следовал железному правилу после обеда всегда ехал домой и пару часов спал. Такая привычка к послеобеденной сиесте. Вот и сейчас он отъехал от «Сандея» и через центр двинул в сторону пригорода Екатеринбурга в Сысертский район. Но на Хохрякова в самом центре с изумлением и восторгом увидел новый бутик: «Эксклюзивные мужские шляпы». Припарковаться рядом решительно было не возможно. Пришлось протянуть метров семьдесят.

Фима визуально полная копия чувака из мультфильма «Малыш и Карлсон». Ну, помните, грустный человек в невьебено больших очках диктовал номер телефона по телевизору 2223335555222 ?! Ну, вот и голос соответствующий. Любому человеку свойственны слабости, у Фимы была одна не считая сиесты: шляпы. Войдя в магазин, Фима взвыл от восторга. Выбор шляп огромен, бренды от Dolce & Gabbana, Junya Watanabe, Loewe, Ralph Lauren. Меховые кепки и береты, брутальный гламур в стиле «рабочий класс», шапки-ушанки а ля рюс. Фима балдел от фетровых шляп. Такую он себе и прикупил, широкополая фетровая шляпа из новозеландского мериноса: Джонни Депп стайл.

Вышел на сквознячок и тут бабушка. Развалина - былой статус и величие, порода и неизжитая гордость, но неряшливый макияж и грязные лоснящиеся манжеты пальто. Присохшие крошки в углах рта, заеды, и отчаянно гордый взгляд. Как, господи как всё это возможно в одном человеке? Фима, верно, прочёл отчаянье во взгляде и стыдливо подал десять рублей в сомкнутый кулак. Волна необъяснимого смущения заставила его на краткий миг замереть: ногти старухи, - жёлтые от табака, расслоившиеся, поддавшиеся грибку - с полоской, чёрной полоской необратимого падения. Платочек, черный суконный платочек был хорош и резонировал с нелепой бабкой.

Бабка блеснула запотевшими очками и к изумлению Фимы хлестанула его цитатой Михаила Шолохова:

«Думала, что ты человек как человек, а ты вроде Макарки моего: у того одна мировая революция на уме, а у тебя - авторитет. Да с вами любая баба от тоски подохнет!»

Фима втянул голову в плечи, ускорил шаг почти бегом к автомобилю. – Нет у меня силы воли, - пенял себя он. – Вернее сказать нет, не силы не воли, зачем дал ей жалких десять рубликов, что этим изменишь?

Вдруг спиной Фима почувствовал нестерпимый жар и непреодолимое желание оглянуться. Степенно сохраняя марку, развернулся. Стёкла на лице бабушки прозрачны и чисты, она медленно как в кино выпростала из-под широкого и юзоного пальто АКС-74У.

Широко расставив отёкшие ноги, бабушка засадила весь магазин «калаша» в сторону Фимы. Воздух наполнило гарью и запахом горящего масла. Последнее что увидел Фима Львович Мендельсон одинокий седой волос на морщинистом подбородке бабушки.

Бабушка скинула автомат, шоркая больными ногами, подошла к Фиме в миг один ставшему неживой тряпичной куклой. Подняла картонку со шляпой, комкая гофру артритными пальцами. С улыбкой выудила шляпу, напялила её поверх чёрного платочка и скрючено засеменила к подворотне.