Чуть подрагивающей рукой дед поднес стопку к беззубому рту, и, немного пошамкав, ловко выпил содержимое одним глотком. Удовлетворительно крякнув, и зажмурившись на мгновение от удовольствия, он стал неторопливо размешивать сметану в густых жирных щах.
Внук Вадик, приехавший на пару дней в деревню помочь старикам выкопать картошку, быстро долбанул свою рюмку водки, и жадно набросился на еду. Его дед, Петр Федорович, напротив, – кушал неторопливо, подолгу дуя на большую деревянную ложку, с противным звуком всасывал щи, смешно шевеля густыми бровями.
С аппетитом поужинав, дед с внуком направились курить во двор. Вадик прихватил со стола бутылку водки, стопки и три яблока.
Они разместились на лавке подле сарая, любуясь кровавым, как менструация, закатом.
- Дед, расскажи что ты там у Кости учудил, -  поинтересовался внук, блаженно выпуская тонкую струйку дыма, - он мне на тебя жаловался.
Костик – старший брат Вадика, недавно имел неосторожность пригласить деда в гости. Петр Федорович неожиданно выразил желание познакомиться Машкой – сожительницей внука, на которой Костя собирался жениться.
- Сыпь еще, щас расскажу,- ответил дед, протягивая рюмку,- история длинная шибко.
Выпив еще водки, Петр Федорович закурил вонючую папиросу. Начал дед издалека.
- Ох, Вадя, тяжелая жисть у меня была. После войны, помню, жрать совсем нечего было. Работали за трудодни. Я в колхозе помощником ветеринара устроился. Работа – не сахар, сразу скажу. Цельный день рукой в жопах коровьих лазил. Ага, такая вот хуйня. Михалыч, начальник мой, подходит и говорит: «Проверь, Петя, нет ли глистов каких у скотины, чой-то худые очень коровки наши». Ну, мне што, надо так надо. Загоняю корову в стойло, штоб, сука, не лягалась, рукав закатаю – и руку в жопу ейную сую. Бывало, по плечо залазил. А корова – она ведь не понимает нихуя, что я ей помочь хочу – бывало, возьмет, да и абассытся невзначай. Весь в ссанье да в говне по колхозу ходил. Такие вот дела. Хуйпаймешь, что в жопах коровьих искал – сам не знаю. Правда один раз подвезло мне. Чую – чой-то склизское шевелица. Я схватил, значит, эту хуйню, и тяну из жопы. Ебать – колотить! Бычий цепень вроде. Жирный, сука, как змея прям. Отъелся, гад. Ну я в тряпочку сложил тварюгу эту, и домой понес. Обмыл, покрамсал, да с картохой обжарил – страсть как вкусно! С голодухи-то.
Вадик налил еще по рюмке. Выпили, закусив яблоками.
- Ты, дед, чо-то совсем не про то мне рассказываешь. Причем тут глисты твои? Ты колись, чего у Кости натворил, - напирал Вадик.
- Дык, я ж и говорю – тяжело жили. Вот щас то вы в эти, как их, унитазы серите, а мы и знать не знали, что это за хуйня такая. В сортиры деревянные всю жисть ходили -  и ничего. А тут бабка мне говорит, мол, к Косте в город поедешь, так посри хоть раз в жизни по-человечески. Ну, в унитаз, то есть. А я ей говорю – а какой, он, унитаз то? Как выглядит хоть? Ну, говорит, белый такой, с дыркой. Ну ладно, хули, два дня терпел, не испражнялся, перед тем как в город ехать, – а вдруг не захочется в нужный момент? Приехал, значит, Костя стол накрыл, с Машей познакомил. Ладная девка, ничего не скажешь, сисяры огромадные. Да и сама – кровь с молоком. Бойкая такая. Ну выпили, значит, а у меня уж мочи нет терпеть, я и спрашиваю, где, мол, сортир у вас? Машка говорит: «дед, в коридор иди, там дверь есть». Ну я и пошел. Зашел, осмотрелся. Вижу – белая хуйня, крышка открыта верхняя. Заглянул – там дыра. Ну, думаю, вот ты какой, унитаз! Портки снял, кое-как залез на него. Неудобно нихуя. Жопе неприятно как-то, хуй в дыру не помещается. Ну ладно, думаю, посрать все равно надо, раз уж приехал. И тут, бля, Машка дверь открыла, да и на пороге встала. И смотрит на меня как-то нехорошо, подозрительно так. Я уж хотел сказать ей, не охуела ли она, стучаться ведь  надо! А она как заорет: «Костя, блять, твой дед нам щас в стиральную машину насрет!». Я, честно говоря, растерялся немного, схуяли она орет то так? Посрать нельзя что ли? А она схватила меня за плечи да давай на пол спихивать. Я чой-то совсем ополоумел – зажмурился, упираюсь, вцепился в унитаз намертво. А тут гавно как пошло, как пошло… Ну и со страху абассался я еще. Да еще неудачно так, хуй то торчал ведь, - прям в Машку струя попала. Сижу – ни жив, ни мертв. Гавно хлещет, и ссу еще одновременно. Стихия, бля! Машка, вся абоссанная, меня пиздить начала, и орет как ненормальная. Ну, я тоже не растерялся, ебнул ей разок, чтоб успокоилась. Сама виновата, нехуй лезть, куда не просят. Тут Костя прибежал и смеется, стервец. Я Машку оттолкнул, слез, портки натянул – и к выходу. Дверь открыл и прочь побег. Ебал я эти унитазы, они, нахуй, вообще не нужны, я считаю.
Вадик, с интересом слушавший про похождения деда, беззвучно заржал. Петр Федорович разозлился, взял палку, и сильно ебнул внука по спине. Вадик, не ожидавший такого поворота дел, растерялся, и громко выпустил газы.