-Нехорошо это, Вань. Крындец, как нехорошо, - говорит Соня.
А я такой:
-Ась?
А она:
-Ты под лестницей прошел. Плохая примета.
Я:
-Как черная кошка?
Соня:
-Не. Черная кошка – это так, смехуечки. Тут все гораздо хуже. Тебе крындец. Умрешь или того хуже.
Я:
-А, что может быть хуже смерти?
Соня:
-Одиночество, например или в армию заберут.
Я такой щурюсь.
-Одиночество я уж как-нибудь переживу, а в армию меня не заберут. У меня сердечная недостаточность и вообще я уже старый, или типа того.
А Соня все на своем:
-Во-первых, про сердечную недостаточность – это все враки, а во-вторых, для армии ты очень даже молодой.
А я:
-Все в этом мире относительно, та-та-та. 
Соня начинает нервничать. Она всегда нервничает, когда кто-то сомневается в ее правоте.
СОНЯ – ПУП ЗЕМЛИ.
ИЗ ЖИДКОСТЕЙ, ТОМЯЩИХСЯ В ЕЕ ТЕЛЕ, ДЕЛАЮТ СЫВОРОТКУ ПРАВДЫ.
-Вань, ну ты меня достал, блин. Ты вообще дурак или косишь?
-Кошу,- признаюсь,- на самом деле я очень умный. Все знают.
А Соня уже закипает:
-Нет! Крындец! Крындец, я вообще не понимаю, что я здесь с тобой делаю?!
Я невозмутим:
-Наверное, потому что я красивый, добрый и, повторюсь, умный.
А Соня:
-Нет! Нет! Нет! Ты глупый. Глупый! Глупый! И жопа у тебя толстая!
А я:
-Нормальная у меня жопа…
Хотя нет, не так:
-Какая разница,- говорю,- какая у меня жопа?! Не жопа красит красивого, доброго и, повторюсь, умного мужчину.
Соня:
-А что тогда?
Я пространно так:
-Киса моя, красота мужчины подобна мозаике, в которой множество элементов, дополняющих друг друга…
-Ты мудак, Ваня! Я тебя ненавижу! - перебивает Соня. -  Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Мудак! Мудак! Мудак! Мудацкий мудак с мудацкой жирной жопой! 
И значит, бьет меня по лицу. А у Сони на указательном пальце кольцо. Типа перстень. Серебренное. Я подарил. Дешевка, конечно, но смотрится богато. Такое бывает.
Кольцо царапает мне щеку. Но я не гордый. Плюнь в рожу – утрусь, слова не скажу. А уже рукоприкладство тем более не по мне. Могу, конечно, но только в крайних случаях. Добрый я, что поделать.
Но все же, говорю:
-Киса моя, за такие поступки в цивилизованном обществе морду бьют или типа того.
Соня, значит ржет:
-Так бей! Бей! Бей! Бей! Бей!
Я:
-А вот не буду. Прощаю тебя дуру такую.
И, значит, запаливаю сигарету. Затягиваюсь и выпускаю ей в лицо облако табачного дыма. Это ее бесит. Бросать курить – одно из любимых Сониных занятий. Ее антиникотиновая диета длится уже три дня.   
-Пошел ты! Пошел ты! Я тебя ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! - орет.
Соня прыгает вокруг меня, как ученица младших классов на фитболе. Это такие здоровенные резиновые мячи. Их еще прыгунки называют. Как ползунки, ходунки, бегунки или типа того.   
-Слушай, Вань, - говорит, - что это была за дрянь?
-БЭМБИ, - отвечаю.
Соню видимо накрывает снова. Она начинает жевать одну из своих косичек.
-Какого болта ты мне паришь?
-Тебе не понравилось? - спрашиваю.
-Нет! - отвечает. - Точнее да! Нет! Нет! Нет! Да! Да! Да! Да! Не знаю! Что за такой БЭМБИ-ШМЕМБИ, вообще?
-Артериальная кровь олененка, - отвечаю.
Соню аж перекорежило.
-Ты мудак?! Какого, нахрен олененка?!
-Из сказки, - отвечаю.
Соня принимается за следующую косичку. Та уже обглодана окончательно походу или типа того.
-Ты шутишь? - говорит. 
Я:
-Какие тут шутки? Реально кровь олененка. В Средневековой Европе верили, что она является третьим основным компонентом эликсира молодости. А японцы называли ее концентратом любви. Человек, попробовавший кровь олененка мог познать ИСТИННУЮ ЛЮБОВЬ. Именно поэтому многие из тех посвященных, кто единожды вкусил БЭМБИ, навсегда уходили затворниками в монастыри и принимали обет молчания. Ибо отныне их жизнь казалась им пустой, лишенной всякого смысла. Между прочим, дико дорогой товар. В нашем городе бывает раз в три года и то небольшими партиями. Так что зацени мою щедрость.
Соня чуть не подавилась косичкой:
-Какую, нахрен щедрость?! У меня сейчас из ноздрей мозг вытечет!
Только сейчас замечаю, что у Сони реально большие ноздри.
Просто огромные!
ГИГАНТСКИЕ!
СОЛОМОНОВЫ ПЕЩЕРЫ!
ЛУННЫЕ КРАТЕРЫ!
ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ!
В ОДНОЙ ИЗ ЕЕ НОЗДРЕЙ ИСЧЕЗ ОСТРОВ ТУЛЕ, В ДРУГОЙ КИТЕЖ-ГРАД.
В общем, нападение пятидесятифутовой женщины или типа того.
А Соня все хнычет:
-Вань. Вань, мне реально плохо. Что делать будем?
Я только плечами пожимаю:
-а). Никто тебя эту дрянь не заставлял жрать. б). Вскрытие покажет.
Соня такая вся на нервяке:
-Крындец! Крындец! Крындец! Что делать? Что делать? Что делать? Сделай хоть что-нибудь!
А я, значит, ей:
-Не ори. Мы на детской площадке и вообще сейчас два часа ночи.
А у Сони – сопли, слезы.
-Я,- говорит, - писать хочу.
-Так в чем проблемы? - спрашиваю.
Соня:
-Я разучилась.
Приплыли. Научился ежик жопой дышать, сел на пенек и задохнулся.
-Как разучилась? - спрашиваю.
-А вот так, - отвечает.
И снова в слезы. Но уже активнее и с таким противным завыванием.
-Ладно, - говорю, - иди к папочке.
Благо в Соне килограмм сорок, так что задираю ей юбку (трусиков она обычно не носит), беру на руки и как в детстве…
Пи-пи, киса моя.
Из Сони льется, как из деревенского умывальника. Много и хаотично.
-Закончила? - спрашиваю.
-Еще чуть-чуть.
Пыщ-пыщ. Сколько не ссы, последняя капля в трусы. Но Соню это не касается. Она не носит трусиков.     
Усаживаю Соню на скамейку. По левую сторону от нее  деревянное идолище – дракон. По правую - лягушка. У них есть что-то общее. Все трое - неестественно зеленого цвета.
-Ну, как? - спрашиваю.
-Мрак, - отвечает.
Некоторое время Соня сидит спокойно, потом вдруг вскакивает с места. Проходит пару метров. Садится на качалку-лошадку и начинает раскачиваться. 
Туда-сюда.
Туда-сюда.
Я:
-Отпускает?
Соня:
-Крындец, Вань, реально крындец!
Потом Соня морщится и начинает плеваться. Из ее рта льются литры, баррели слюны. Настоящий слюнной дождь.
СЛЮНОИЗВЕРЖЕНИЕ.
-Как же тебя прет, киса моя,- говорю.
Соня:
-Ты дебил! Дебил! Дебил! Дебил! Дебильный дебил! До тебя только дошло?! Я сейчас реально сдохну! Крындец!
Сонино лицо становится сначала квадратным, потом треугольным, следом овальным, круглым, прямоугольным и тп. В общем, геометрия или типа того.
Соня:
-Старухи! Старухи! Старухи! Грязные, вонючие старухи! Убивать! Убивать! Убивать! Вань! Вань! Вань! Сделай что-нибудь!
-Ладно, - говорю.
Набираю номер Лома. Это кадр, который мне снадобье продал.
-Дароу, - говорю. -  Как ваше ничего? Слушай, у меня проблемы. Помнишь тот сироп, который я крайним днем у тебя прикупил?
Лом:
-БЭМБИ?
Я:
-Он самый. Так вот, я сейчас наблюдаю, то, что ты называл бархатным приходом. Ты, ведь помнишь Соню? Так вот, сейчас это уже ни болта, ни Соня, а настоящий ЗЕЛЕНЫЙ ГОБЛИН. А я, сам понимаешь, уж точно ни ЧЕЛОВЕК-ПАУК.
Лом: 
-Дебил, ты, зачем, ей сироп скормил? Я же тебе ясно сказал, что ты должен придерживаться правил.
-Я и соблюдал, - вздыхаю. – Не кормить могвая после полуночи. Не допускать контактов с водой. 
Лом:
-И главное?
Я:
-Владелец БЭМБИ клятвенно обещает не сдавать олененка внаем, дарить или продавать.
Лом торжествует:
-То-то же.
Я оправдываюсь:
-Просто так получилось. Я не специально. Соня нычку нашла. У нее на это дело нюх. Сущая ищейка или типа того. Вообще страх и отвращение в Вегасе. Помоги, а?
Лом:
-Ладно. Дуй ко мне. Что-нибудь придумаем.
Берлога Лома в пяти минутах ходьбы, но учитывая Сонино состояние, добираемся за десять.

***

Кучерявый, в меру упитанный коротышка Лом дрожит, как тронутое пальцем волосатое желе.
-Не ждал гостей,- говорит,- решил выходной взять. Для релакса препарат один принял. Нанотехнологии. Вытяжка из щитовидной железы норвежского тюленя. Приход мягкий. Почти пух.
Укладываю Соню на диван.
Она не шевелится, но говорит не умолкая:
-Вот кого зарезал, так зарезал! Убит, убит, совсем убит! Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц; а больше ничего… Воротить, воротить его! 
Лома аж отпустило:
-Во, дает! А можно я ее на телефон сфоткаю? На ютубе просмотров больше соберет, чем тот  ЧУВАК ПАРАМ-ПАМ-ПАМ! НИХУЯ СЕБЕ!
-Знаешь, что,- говорю, - ты давай не отвлекайся или типа того.
И мы оба замираем и смотрим на Соню широко открытыми глазами. Соню крутит смерчем. Косички (обе) снова у нее во рту. Она то и дело поворачивается к нам, то лицом, то задницей. Сиськи у Сони небольшие, я бы даже сказал, маленькие. А вот жопка ничего. Чуть выше левой ягодицы еще такая пикантная татуровочка. Китайский иероглиф. Или не китайский?
-Китайский, - читает мои мысли Лом, - стопудово. Означает «ПУТЬ ВОИНА».
-Точно китайский? - посылаю встречный мозговой импульс.
-Точно, - переходит на речь Лом. – А что?
-Хорошо, что не корейский, - говорю, - а то я как-то корейцев недолюбливаю. Они вроде как собак едят или типа того. 
Лом надувает щеки.
-Вообще-то я на четверть кореец.
Я:
-Серьезно, что ли? А не похож. Я думал ты еврей. Ну, если так, извини, конечно.
Потом мы снова замолкаем и продолжаем смотреть на Соню. Ее лицо становится сначала квадратным, потом треугольным, следом овальным, круглым, прямоугольным и тп…
Лом вздрагивает. Хочет что-то сказать, но не решается. Возобновляет попытку. Нет. И, наконец:
-Слушай, а ты в ней уверен?
Я:
-Не знаю. Наверное.
Или нет. Не так:
-Ты на что намекаешь, грязный корейский извращенец?
А Лом такой:
-А вот на что. Может быть, она не та за кого себя выдает!
Я: 
-Совсем рехнулся?
Лом:
-Не торопись с выводами. У меня есть подозрения, что твоя Соня вовсе, ни Соня, а очень даже СВЕТА! 
Я туплю.
-Ась?
Лом:
-Под луковым соусом рыба-карась! На самом деле ее зовут СВЕТА, а все что ты видишь: небольшие, а точнее маленькие сиськи, хорошая жопка, «ПУТЬ ВОИНА» и эти дурацкие косички все это голограмма за которой скрывается пенсионерка Светлана Олеговна Пельцух, проживающая по адресу улица Лавочкина, дом пять, квартира шестьдесят три, четвертый этаж. С виду СТАРУШКА-БОЖИЙ-ОДУВАНЧИК, заслуженный учитель России, мать троих детей, а на самом деле АГЕНТ КАЗАХСКОЙ НАРКОПОЛИЦИИ! 
Я потрясен.
-Откуда такие сведения?
Лом выпячивает нижнюю губу.
-Так. Подумалось.
Я кладу руку на Ломовское плечо.
-Не то, чтобы я тебе не верю мой желтолицый брат, еврейской наружности, но понимаешь ли… вера в людей – последнее, что у меня осталось. Так что не будем крушить эту хотя бы даже и иллюзию.
Лом мнется с ноги на ногу.
-Ну, а если хоть на минутку представить, а? Хоть на секундочку, а?
-Нет, - говорю, – зерно сомнения не должно забраться в щедро унавоженную гуманизмом почву моего бытия.
Мы с Ломом обнимаемся и я легонечко, по-дружески похлопываю его по потной, мясистой спине.

***

А Соню тащит и тащит. Тащит и тащит. Тащит так, что, вообще. Квадрат, треугольник, овал, круг, прямоугольник и тп…
И несется из Сони, как по спринтерской дорожке:
-Не шути со мной, урод! Я вас, зараз, понимаешь ли, жалел, а вас надо убивать и давить. Один сейчас до сих пор ходит, кровью харкает и просит прощения, а прощения ему не будет, до деревянного бушлата. Что пялишься урод? Это я тебе, тебе, говорю!
Лом как-то меняется в лице.
-Это она меня уродом назвала?
-Нет, ну не меня же! - отвечаю.
Лом:
-Крындец, прям как в «Изгоняющем дьявола» или типа того. Нахватало, чтоб она еще распятием начала мастурбировать.
-Странные у этого недомерка фантазии, - думаю, а сам говорю. - Ну что есть идеи?
Лом чешет репу.
-Как раз есть возможность один вариант проверить.
Я такой:
-Ты, что, насекомое, собрался на моей девушке собрался эксперименты ставить?
А Лом такой:
-Эксперимент - не эскремент. 
Развожу руками. Аргумент железный.
-Рассказывай, - говорю.   
Лом аж засиял.
-Ты Волкова знаешь?
Я:
-Того что возле аптеки живет?
Лом:
-Нет. Другого. А у аптеки Кошкин живет.
-Круто, - говорю. – И что там твой Волков?
Лом просит у меня сигарету. Закуривает.
-Писатель был такой. Детский. У него книжка есть «Урфин Джюс и его деревянные солдаты». Читал?
Я:
-Типа того.
Лом:
-Значит, не читал?
-Нет, - говорю.
Лом:
-Странно. Чем ты в детстве занимался?
-Ну, как чем? Девчонки, алкоголь,- отвечаю.
А Лом:
-В двенадцать-то лет?
-Ну, я был развитым ребенком, - отвечаю, - на физре первым стоял.
Лом, ни слова, ни говоря, идет к книжной полке. Чертыхается. Барабанит толстым пальцем по потертым корешкам. Плюется. Бубнит что-то под нос. Потом такой:
-Во! Нашел!
Подходит ко мне с пыльным фолиантом в руках. Шумно переворачивает страницы. И:
-Читай отсюда.
Подносит книгу к самому моему носу и тычет желтым ногтем в абзацы.
Я откашливаюсь и углубляюсь в чтение: 
-… надо было еще проверить, как велика сила живительного порошка. На столе стояло сделанное Урфином чучело попугая с синими, красными и зелеными перьями. Столяр достал щепотку бурого порошка и посыпал голову и спину чучела. Произошла удивительная вещь. Порошок с легким шипением задымился и начал исчезать. Его бурые крапинки словно таяли, всасываясь в кожу попугая между перьями. Чучело задвигалось, подняло голову, осмотрелось... Оживший попугай взмахнул крыльями и с резким криком вылетел в окно. «Действует!», - в восторге заорал Урфин Джюс. - Действует! На чем бы еще попробовать?». К стене в виде украшения были прибиты огромные оленьи рога и Урфин щедро посыпал их живительным порошком. «Посмотрим, что из этого будет», - ухмыльнулся столяр. Результата пришлось ждать не очень долго. Опять легкий дымок над рогами, исчезновение крупинок... Затрещали выдираемые из стены гвозди, рога свалились на пол и с дикой яростью бросились на Урфина Джюса. «Караул!», - завопил испуганный столяр, удирая от рогов… Хм, познавательно.
Лом сияет пуще прежнего.
-Мне по бартеру грамм этого антикварного порошка перепал. Если уж он на чучелах работает, то на Соне сработает и подавно. 
Я:
-Так это же все сказки.
Лом:
-А как же про то, что мы рождены, чтоб сказку сделать былью?
-Преодолеть пространство и простор? - уточняю.
Лом:
-Базаришь!

***

Лом срывает сургуч с пожелтевшего конверта. Высыпает на журнальный столик бурый порошок.
-Сам понимаешь – это дикий эксклюзив, но  тебе сделаю символичную скидку.
-На сколько символичную? - спрашиваю.
Лом:
-Как наша нержавеющая с годами дружба.
Я вздыхаю.
-Не густо. Но все равно у меня денег нет.
Лом:
-А предвидятся?
-Не скоро,- отвечаю. - Но могу предложить альтернативу. Ты Тоню помнишь?
Лом делает вид, что ему по барабану, но это не так.
-Кучерявую?
-Ага, - говорю.
Лом:
-И?
Я такой:
-Ты же на нее вроде как запал или типа того.
Лом чешет свой горбатый, далеко не корейский нос.
-Не то чтобы запал. Точнее, запал. Да. Запал. Или нет. Да. Запал. Но, она меня отшила. Конкретно. Денег еще в долг взяла, между прочим, и не позвонила даже, а ведь обещала. Вобщем, у меня на душе неприятный осадок остался или типа того. 
Я потираю ладони.
-Есть шанс восстановить справедливость!
Лом:
-Ты мне, что свиданку организуешь?
-Нет,- говорю,- но у меня есть ее фотографии. Ню. Много.
Лом задумывается.
-А видео есть? Ну, такое, сам понимаешь?
-Есть,- вру.
Лом снова сияет.
ОКОЛДОВАННЫЙ ШАХНОЙ.
ВЕДОМЫЙ ВАГИНОЙ.
РАБ ДЫРКИ.
ЛОШОК.
И такой говорит:
-Согласен. Только я тоже вставиться хочу. Да и тебе не помешает. Когда еще такой случай выпадет.
А я:
-Окей. Только ты первый.
Картой московского метрополитена Лом делает две аккуратные дорожки. Сворачивает в трубочку десятирублевую купюру, и влажно чавкая ноздрями, вдыхает волшебный порошок.
-Ну, как? - спрашиваю.
Лом кашляет. Потом чихает. Снова кашляет. Чихает. Кашляет. Кашляет. Чихает. Рычит. Краснеет. Потом снова – кашляет, чихает, кашляет, кашляет, чихает и рычит. Довольно улыбается и облизывает сухие губы. 
-Ну, как? - повторяю.
Лом поднимает вверх указательный палец. И:

-Один бородатый мужчина
Пошил штаны с крепдешина
Было он всестороннее развит
Талантливый был мужчина.

Приступаю к основной фазе эксперимента. Щедро натираю Сонины десны порошком.
Раз-два—три—четыре—пять,
Будем—в прятки—мы—играть.
Небо—звезды—луг—цветы
Ты—пойди-ка—поводи!
Соня кашляет. Потом чихает. Снова кашляет. Чихает. Кашляет. Кашляет. Чихает. Рычит. Краснеет. Потом снова – кашляет, чихает, кашляет, кашляет, чихает и рычит. Довольно улыбается и облизывает сухие губы.  И:

-Корова по имени Катя
Кровей племенных, из знати
Нашла свой приют вечный
На волжском мясокомбинате.

Теперь и мне пора. Не жди меня мама, хорошего сына, твой сын не такой, как был вчера.  Дальше забыл. Про трясину что-то или типа того. Никулин, Вицин, Моргунов.  Обожаю этих парней.
ТРИ, ПЯТНАДЦАТЬ, ДЕВЯТЬ, ДВАДЦАТЬ!
И.
Ягодка—Малинка,
Медок—Сахарок.
Вышел Иванушка
Сам—Королек.
Я родился. Врачи в смешных масках вскрывают колотящий барабанную дробь мамкин живот огромными блестящими клещами. И врач, ну такой, самый умный или типа того:
-Поздравляю вас гражданочка. Вот ваш табурет.
А мамка вся в соплях от радости.
-Спасибо, - говорит, - доктор. Огромное вам человеческое спасибо!
А я ору. Я недоумеваю:
-Как табурет? Какой такой табурет? Я не табурет, а очень даже человек!
Мамка смеется, потом опять плачет, снова смеется. Сопли, слезы и тп.
-Табуреточка ты моя! - говорит. – Кровинушка! Деревяшечка! 
Потом целует меня в третью ножку и колотит мною о стену. Типа на прочность проверяет. 
-Ничего, ничего, - думаю,- все обойдется. Вот подрасту. Стану тринадцатым стулом в гарнитуре Гамбса. А там и до дивана не далеко. Познакомлюсь с подающим надежды плюшевым креслом.  Будет у нас тройня: биде, жидкий стул и фортепиано.
И тут меня отпускает.
Гляжу, а Лом, Соня и еще какой-то незнакомый монголоид с татуировкой на всю пузо «КАЗАХСКАЯ НАРКОПОЛИЦИЯ РУЛЕС!» на ковре лежат. Голые. И мертвые.
ЕСЛИ БЫ ТОЛЬКО МЕРТВЫЕ, А ТУТ ЕЩЕ ТАКОЕ!
В общем, я расстроен.   
Иду на кухню. Нахожу под раковиной разводной ключ и давай месить всю эту пиздобратию. Взбиваю их до появления кровавой пены. Трижды плюю в эту алую жижу. И, на прощанье, помахав рукой,  ухожу из квартиры.
Завидев мою лихую походку, в темном подъезде перестают шушукаться наркоманы, а тараканы и мокрицы глубоко забиваются в щели индивидуальной планировки.   

***

На улице уже светло. Останавливаюсь у витрины только что открывшегося магазина «ВЛАСТЕЛИН ШКАФОВ».
-Надо как-нибудь зайти, - думаю, - может быть удастся познакомиться с угловатой, но надежной шифоньеркой.   
Квадрат, треугольник, овал, круг, прямоугольник и тп…