В забытом местечке Сизао, высохшие ключи с родниковой водой оставили после себя лишь заплесневелые ямки, похожие на норы кротов, а цветущие деревья превратились в сгорбившихся каменных великанов. Там нет новых звезд, жалеющих свой свет на тьму, и нет старых, ставших уже частью тени. В нем место живого по умыслу Высшего заняло мертвое. Когда и почему это случилось некому помнить, лишь начертано ногтем на скале: “отсюда ушел ветер”. Даже то, что поменяло содержание, но осталось, очень похоже на двухмерную картинку – все это существует, но ты видишь только тонкую линию. Сизао – не просто линия, это нечто меньшее, лежащее перпендикулярно тому, что видят все. В этом рассаднике ничего, где даже мертвое теряет свою ничтожную наполненность, существует страж целого, не позволяющий стать Сизао множеством частичек, как разбитым песочным часам. Имя ее Необыкновенная – хранитель летописи реальности, перпендикулярной реальности. Ход ее часов начался до появления Сизао. Он по мнению Необыкновенной является лишь моментом перехода к новой странице ее книги, но моментом затянувшимся на вечность. Он ей не интересен, но они не могут существовать вне рамок друг друга. Необыкновенная устала.
С. – Скажи, Необыкновенная, неужели тебе не надоело молчать. Ты занимаешься этим уже целую вечность.
Н. – Ха, твоя вечность это мгновение для меня, несмотря на то, что наши стрелки идут синхронно. И о чем мне с тобой разговаривать, все что ты из себя представляешь лишь заслуга моих стараний.
С. – Хотя бы ради разнообразия, не все же только читать эту книгу.
Н. – В этой книге я слышу живые голоса, пусть и давно умершие. Ты же можешь дать мне только тишину.
С. – Надо жить настоящим, прими это. И вообще кому нужна твоя летопись, дай я сотру ее своей пустотой.
На этих буквах, Сизао навестила оплеуха, да такая, что пара его каменных великанов с грохотом рухнули и растворились навсегда.
Н. – Как ты смеешь, мальчишка, эта книга принадлежит Высшему. Все, что было, записано нотами, и если б ты только знал какая это музыка.
С. – Так, значит, все творится, что бы превратиться в очередную ноту в твоей симфонии.
Н. – Ну, не в моей… я лишь хранитель.
Пустота Сизао и вся его ничтожная сущность напряглись, и не только из-за того, что Необыкновенная разговаривает с ним впервые за вечность. Недавно он почувствовал, что что-то меняется, что-то происходит, но не знал ничего – видимо она плохо старалась.
С. – Значит, это музыка Высшего… А скажи, почему я стал слышать его голос, меня пугает это.
Н. – Не стоит бояться того, что предрешено. Это объективный процесс, это предпосылка нового.
С. – Какое счастье, мне так все это надоело: эта скукота, это глухое общение, я создан для большего.
Н. – Да… все будет по-другому…
После этого воцарилась тишина. Необыкновенная отлистала понравившийся отрывок симфонии и замерла, а Сизао стал кидаться ничем в ничего. Локомотив очередной вечности набирал обороты. Под мерный стук колес времени, кидаться ничем стало значительно интересней, и оно попадало в ничего гораздо чаще. В процессе веселья Сизао подумал, что он, как равноправный элемент их с Необыкновенной системы, имеет право знать о книге все, и сразу же ужаснулся, а потом ужаснулся еще больше. Он ужаснулся тому, что впервые подумал, а еще больше ужаснулся тому, что впервые ужаснулся. “Неужели действительно все будет по-другому”. От этой мысли Сизао почему-то испугался, что было то же новинкой, но он привык. Вдруг неожиданно раздались голоса:
- …так значит во вторник…
- Да, через десять…
- …просто надоело…мне нравишься…
Сизао был уже знаком с одним из голосов, это был голос Высшего. Но другого он не знал, что за новые грани открывались перед ним, почему Необыкновенная так оживилась…
Н. – Да, да, новое, новое близко…
С. – Необыкновенная, что происходит, о чем они говорили?
Н. – Это начало нового, того чего ты хотел, и чего я ждала с самого твоего появления. И если я все правильно поняла, через десять я начну страницу.
С. – Через десять чего?
Н. – Да хоть через десять вечностей, это число, а оно всегда конечно. Понимаешь, ты, глупец, конец – это отправная точка начала нового.
С. – О да, наконец-то…(с облегчением вздохнул Сизао)
Н. – Идиот, ты так ждешь того, чего не представляешь ни на молекулу, как можно быть в связке с таким…, наконец-то все закончилось.
С. – Что ты имеешь ввиду?
Н. – Да, да, да. В новом, которое ты ждешь, нет места для тебя, ты уже не нужен.
С. – Ну… хотя бы я был нужен. А что же будет вместо?
Н. – А будет ликвидация угла, будет совмещение двух реальностей. Вместо тебя воскреснет элемент обратный тебе даже по названию, он уже существовал, но так давно, и так недолго. Элемент будет творить меня, а не я его. Мы будем дополнять друг друга, вот с кем мне будет интересно общаться. Ты же мне противен даже сейчас, при расставании.
С. – Постой, Необыкновенная, выполни мое последнее желание, сыграй мне музыку из наших с тобой нот.
Н. – Каких нот?
С. – Ну тех, которые появились в твоей книге с моего появления.
Н. – Ты жалок, в летописи нет ни одной твоей ноты.
После этого у него отпало всякое желание разговаривать, тем более с тем кому он противен, хотя что еще может вызывать пустота. Единственное чего Сизао не мог понять, зачем нужен был он, если не принес ничего нового в книгу Высшего. Но с другой стороны, если тот ненавистный элемент просуществовал так недолго, а он, Сизао, служил верой и правдой целую вечность и даже больше, то зачем же так рисковать, ведь вернуть все как раньше будет сложно. И тонкая линия, невидимая ни для кого, может превратиться в общественную свалку. Боже мой, надо предупредить Необыкновенную.
Но она уже во всю готовилась к встрече с новым другом, и докричаться до нее было невозможно. Сизао готов был служить Высшему, если новое не получиться, но он не знал, что будет с ним после этого нового. Видимо не знал этого и Высший.
Дверца для ветра еле-еле приоткрылась. Необыкновенная расстроилась.
(06.01.06//23:44)