С морем завязали. Пока. На время отпуска. И призадумались,  как же провести эти два месяца сухопутной жизни. От тяжёлых дум полный подоконник пустых бутылок. Каждый год выезжаешь на материк, а что в сухом остатке.
  Вот Саратов. Какая-то опера. Какой-то хоккей. А где гармонь? Где великая русская река? Где ещё две недели?
  Или Одесса. Гамбринус, футбол, опять Гамбринус. И кто тут Дюк? И где тут Привоз? Это точно всё у них?
  А Киев. Метро, Метро, опять Метро. Не подземка – кабак  на Крещатике. Три этажа. Двадцать дней. Сало. Горилка. Где я, хлопцы?
  И таких заездов – пальцев не хватит загибать.
  Ну а сталица. Палитический, делавой и культурный центр. Каждый год часы, дни, недели в обществе каренных масквичей вроде Малыша и Никатина. Череда памоек, пустырей и стекляшек с пивными автаматами.
  Всё – всё. Очевидно - урбанизм вредно действует на наши морские души. Едем на природу. Бабочки, цветочки. Флора, фауна. Нет, Вова, ни Лора и Фаина. Хотя. Да нет, нет. Ни каких парикмахерш и продавщиц. Только мы и природа.
  Несколько дней выбирали точку на карте. Выбирали бы может  и дольше, но Вова залил атлас рижским бальзамом, и тот слипся, как торт наполеон. А тянуть дальше было некуда. Надо было срочно менять климат - стеклотара на кухне уже не помещалась.
  Рюкзаки на плечи. Аэропорт, ещё аэропорт, ещё чуть-чуть ж/д вокзал и мы тут, Печёра.
 
  От неожиданного визита мой родной дядюшка ахуел как неродной. Тётушку наша недельная непохмелённость и ещё то ambre привели в ступор. Но мы не стали рисковать их немолодыми организмами. Только по паре рюмок выдержанного Porto из дядюшкиного бара за их же здоровье.
  - Нам бы, говорю, на природу. Охота там всякая, рыбалка. Можно даже совместить с работой. Мы как-никак геологоразведочный закончили. Когда-то.
  От этих слов тётушка аж прослезилась. А дядюшка даже ещё по рюмахе налил. Жертвуя малым.
 
    Привёл нас дядюшка скоренько к своему корешу.
  - Вот, говорит, мастера на все руки. Захотели на природу. Зашли их Петрович к ебеням на месячишко, без церемоний.
  - Легко, говорит Петрович, хоть на берег Ледовитого океана.
  Мы говорим: - Неа. Океанов нам и так хватает. Нам бы лесок, ручеёк.
  - Легче лёгкого, отвечает Петрович. Через неделю забрасываем полевую партию. Вы первые.
  Тут дядюшка как-то засуетился: - Ты что, Петрович – охуел? Неделя – это пиздец. Пара дней - максимум. 
  Тот говорит: - Ладно, внимательно посмотрев на дядюшку. - Сейчас идёте в наше общежитие, а послезавтра с утра - с вещами на выход.
 
    Общага геологов и прочих буровиков – это отдельная тема. Которую ни пером описать, ни вслух произнесть. Потому что язык в пересохшем роте – словно разбухший тампакс. А шаловливыми ручонками только кубик рубика на время шерудить.
  Хорошо Петрович, мужик бывалый, сам за нами поутру заехал.
  - Ну и вид, говорит. Словно Тайсон на вас прямой правый отрабатывал.
  Мы говорим: - Неа. Это акклиматизация тяжело проходит.
  По дороге пивком поправились и совсем оклемались, в смысле акклиматизировались. И конечно прикупили, как бывалые бля таёжники, ящик водки на двоих – НЗ на всякий случай.
  Во дворе конторы уже стояли три ЗИЛа, заваленные всяким барахлом. Палатки, спальники, инструменты, продукты, даже печки-буржуйки. Тут выяснилось, что мы с Вовой и ещё два бича – передовой отряд геофизической партии, прям карчагинцы наших дней. Согласно выданному нам плану должны соорудить летний лагерь человек на сорок – жилые палатки, кухня, столовая, баня и прочие неудобства.
    Загрузились в кузов и вперед. Ехали долго. Сначала по асфальту, потом по гравийке, потом х\з где и по чём. Вообще я дорогу плохо запомнил, потому как меня на авто, в отличие от парохода, укачивает в усмерть. Так что по причине моего плохого самочувствия пришлось вскрыть НЗ.
  До места добрались, что удивительно, засветло. Мы с Вовой решили, пока не стемнело, палатку поставить. А наши подельники с водилами сели обедать. Или ужинать. Короче – бухать. Борзота полная.
  Мы им: - Давайте, мол,  пока не стемнело, обустраиваться на ночь.
  А они ржут, как мерины: - До ближайшей ночи, говорят, ещё месяца два.
  Тут-то  мы с Вовой и прихуели.  Это выходит мы за этой самой общаговской акклиматизацией даже белых ночей не заметили. А сейчас выходит не день, а четыре часа ночи. Или утра. С дороги голова и так гудела, а тут ещё такое потрясение. И вежливо послав на хуй застольную компанию, завалились мы опять на палатки-спальники отсыпаться.

  Солнышко не только светило, но и грело. Хоть и полярное, а всё-таки лето. Вокруг стеной стоял зелёный лес. Мимо пробегала небольшая речушка. А посредине серела плешь в несколько гектаров выжженного леса. Это выходит несколько годков назад какой-то мудак поленился на костёр поссать. Или на бычок смачно харкануть. Падла. Я бы таких одной селёдкой кормил и не то, что пива, воды не давал бы. Вот на краю этого палева, у речки, согласно фортификационному плану и будет город заложён. Или заложен. Короче – природа будет здесь.
  Пару слов об отцах, так сказать, основателях. Ну, про нас с Вовой всё ясно. Ебланы. Нет, чтоб тихо-мирно хуярить себе водочку в каком-нибудь Урюпинске. Выебнулись.
  Но с нами ещё два кренделя живописной наружности. Первого я узнал сразу – Шура Балаганов. Да-да, тот самый. Правда, пока по полевым партиям скитался, фамилию переврали. Толи Калаганов, толи Балабанов. Да и какая вообще фамилия  может быть у партийного бича. Пока он свой срок тянул, синдикат сыновей накрылся медным тазом. Вышел он из-за забора, а тут полный пиздец плюс электрофикция всей страны. Тут же у ворот его партийные вербовщики и сманили заветными 6400 рублями. Но не сразу – частями. А что – одели, обули, поют, кормят. Что скажут – тащи, где скажут – копай. Пообтёрся, забурел. О глобальном потеплении рассуждает, журнал Здоровье почитывает. Но всё такой же долбоёб. Только брюшко отрастил. Да чуб со временем поредел - поседел. Вот только с отпуском казус вышел.
  Тут ведь летом, пока тундра да болота размёрзлись, все на юга подаются. И Шура, деньжат за сезон накопив, тоже несколько раз выезжал в южном направлении. Но каждый раз доезжал только до ближайшей станции.  Где его бухого, побитого, с такими же бабами, но без бабок снимали с плацкарты. И послал он эти юга куда подальше. Себе дороже выходит.
  А второй наш подельник – вылитый соловей-разбойник. Не в том смысле, что только что с дерева. Хотя спорить не буду. Невысокий, коренастый. Волосы чёрные. Сапоги колесом. И зуба впереди нет. И зовут Марат Хабибуллин.
  Что мне нравиться в этих унгурах, так это уважительное отношение к старшим, к начальству. Это у них с молоком матери наверное впитывается. Но стоит разбавить его грамм на 250 водочкой – прямо орда. Я даже первый раз, когда Хабибуллин за столом за нож схватился, чисто машинально ему табуретом в ухо заехал. Но потом попривыкли – не со зла он это, просто тяжёлое наследие прошлого. У них тут на северах даже спорт своеобразный появился – в день получки деревня на деревню наезжать. В каждой партии ведь кучкуются односельчане, длинный рубль заколачивают. А как накатят водочки – на вездеход и в соседнюю парию. Но не до смерти, так – нос расквасить, зубы подправить или просто дрыном по радикулиту.
  Вот кстати Орда. От фараонов вон пирамиды и сфинксы остались. От греков Троя и всякие акрополи. От римлян Помпеи и прочие Колизеи. А от орды ни хуя, вернее только “хуй” и остался. Ни тебе караван-сараев, ни прочей какой недвижимости. Сдаётся мне, что историки и всякие там археологи вешают нам лапшу на уши. Славяне, как это у нас обычно бывает, устроили сами себе полный пиздец, а потом свалили всё на соседей. Да ещё приплели сюда каких-то монгол. Вы видели этих монголов – да они в речку по колена зайти бояться, а вы говорите орда.
 
  Между тем наш бич-квартет стал неспеша осваивать новые земли.

  Шура, как можно было и предполагать, в работе жилы не рвал. И в силу этой своей непримиримой жизненной позиции лопату или там топор обходил стороной метра за два. Но при этом надо отдать ему должное – поболтать он любил. Поэтому благодаря этой болтовне и большому сроку своей северной жизни (опыт не пропьёшь) дал много полезных советов по обустройству нашего лагеря.
  Ему в противовес Хабибуллин хватался за все дела сразу, толком ничего не умея и бросая всё на полпути. Так что под мудрым руководством члена полевой партии с 19… какого-то  года Балаганова и несмотря на неподдельное усердие Марата мы с Вовой потихоньку втянулись в работу. Поставили пару палаток для жилья и пару под склады для нашего барахла.
 
                                                                                                                                                                    И утомившись от трудов праведных сели отметить прибытие  и знакомство. Пока мостились на ящиках и расстилали скатерть-самобранку, Балаганов, оказавшись в родной стихии, взял на себя руководство застольем и ловко так набулькал четыре полных гранёных стакана. От одного только вида этого изобилия меня стало подташнивать. Вова тоже слегка сбледнул на лицо. Но ради поддержания авторитета инженерно-технических работников мы не стали возражать против экзекуции, предстоящей нашим пока ещё вполне пригодным к эксплуатации организмам.
  Бабочки-цветочки! Да, водку пили мы и раньше, и по многу. Но вот разовая доза обычно была значительно интилилентнее. Вове легче – он с младых ногтей с родителями по партиям, геофизик в каком-то там колене – насмотрелся всякого. А я в детстве лунатизмом страдал, а дед вообще состоял на учете в психоневрологическом диспансере. За раз опрокидывать гранённый стакан не приучен, и отхлёбывать воспитание не позволяет. Так в непрерывной борьбе с рвотными рефлексами я и приложился к стакану.
  Это было круто. Последний раз  я испытывал такое ощущение давным-давно ночью в горах, когда встреченный на узкой тропинке чечен приставил мне к животу дуло дробовика.
  Слабеющей рукой я медленно ставил пустой стакан на ящик, а навстречу ему уже тянулась твёрдая и щедрая рука Балаганова с новой бутылкой водки. И пока я пытался нашарить хоть что-нибудь съедобное для своего мечущегося в экстазе желудка, этот сукин сын успел снова набулькать до краёв. И хоть бы один мускул дрогнул на его лоснящейся роже.
  Не помню, нашёл ли я закусь? Помню только, как подношу второй стакан и прямо с ящика улетаю куда-то в Тартар.
  Очнулся в палатке. На кровати. Без сапог. И тишина.
  Конечно, потом мы с Вовой взяли власть в свои руки, в смысле разливали уже себе сами. Хотя наши коллективные посиделки в силу сословных различий и просто состояния здоровья организмов постепенно сошли на нет. Да и пополнять погреба было довольно проблематично – подвоза боеприпасов, сами понимаете, ожидать не приходилось.
  Правда Балаганов, как старожил печорского края, поведал нам о наличии по соседству деревни комяков с действующим сельпо. Но естественно самому ему идти было уже не по годам. С его слов набросали на бумажке абрис, решив положиться как и тов. Бендер на достоверность его информации.
  Хабибулина конечно же посылать в такой вояж было рискованно – хорошо если просто напьётся, а то ещё заблудится, так потом ищи-свищи его по лесу. Поэтому выпала мне дальняя дорога, хлопоты немалые за винный интерес. Туда обратно обернулся часов за девять, благо ночи то белые. Повторятся про моё посещение пьяной деревни не буду, как-то уже про это рассказывал. (О море  more ). Через недельку по проторенной дорожке прошёлся и Вова. Но к тому времени наш лагерь стал потихоньку заполняться новыми жителями. А наш бич-квартет как-то незаметно, почти как The Beatles, распался.
  Хотя припомнилось ещё одно своеобразное застолье. Хабибуллин, очевидно свято веривший в наше с Вовой высшее образование, пришёл как-то с просьбой вырвать ему больной зуб. И Вова, мастер передвижник на все руки,  без колебаний согласился срежиссировать эту мизансцену. Для начала все действующие лица сообразили на троих грамм по сто для дезинфекции и анестезии, не забыв при этом сполоснуть в водке и слесарные пассатижи. Потом пациент открыл рот,  я держал его сзади, а Вова взялся за пассатижи. Клац-клац и в дамки! Публика в шоке! Причём выдернул он не просто там какой-то зуб, а тот самый, больной. И допив до конца поллитровку, пили только мы с Вовой, Хабибуллину досталась только смоченная в водке вата, завершили это неожиданное застолье.

  Дотошный читатель наверное скажет: - Блядь! Опять всё про водку, а ведь обещали про природу, бабочки-цветочки. И будет не прав.