«Я здоров, – подумал я, двигаясь по коридору в сторону лестницы с чем-то вроде небольшой медицинской книжки в руках, на которой ручкой были написаны номера кабинетов, – пройду всех этих врачей за пару часов. Чего мне беспокоиться?»

Снятие кардиограммы происходило на кушетке, расположенной поперёк довольно узкого кабинета – когда я улёгся, мои ноги, свесившись с края, почти уткнулись в противоположную стену.
Вообще, в таких казённых местах невольно задумываешься о бренности бытия и остро понимаешь, что такие вот кушетки, обтянутые пленкой – неизбежный итог нашего существования.
Пока я предавался философским размышлениям, пожилая врачиха цепляла датчики к моему мускулистому торсу.
– Лежите спокойно, без движений, – пропела она заученную фразу и уставилась на прибор, рисующий синусоиды.
«Это ж самый настоящий детектор лжи», – подумал я, и представил, что меня допрашивают какие-то спецслужбы. «Наебу их всех, – подумал я. – Расскажу всякую хуйню, но не выдам ничего важного, пусть хоть пытают».
Почти мгновенно тётка дёрнулась, глянула на меня, издала какой-то фыркающий звук и завозилась с прибором.
Надо полагать, началась вторая попытка.
В этот момент в кабинет вошёл какой-то врач и стал ломиться вдоль стены мимо моих ног. Пришлось немного убрать их с прохода.
Тётка не выдержала и принялась отчитывать меня:
– Лежите, блять, ровно, – хотела сказать она, но ограничилась чем-то типа «я же просила не шевелиться».
Я открыл рот, сказал «но…», указав пальцем в сторону врача, который к тому времени, взяв что-то, уже покинул кабинет.
– Лежите! – повторила она.
С третьей попытки всё вышло прекрасно к нашему взаимному удовлетворению – я не воображал себя шпионом, она не шипела всякие гнусности. Одеваясь, я бросил взгляд на ленты ЭКГ, оценил почти идеальную ровность линий, удовлетворённо кивнул и направился к терапевту.

Оказалось, что там идёт чаепитие: несколько тёток-врачих из соседних кабинетов перекусывали, хотя на часах было около одиннадцати, и коридор был довольно плотно заполнен людьми.
Я раздражённо принялся расхаживать взад-вперёд…
Минут через пятнадцать-двадцать (тётки явно не торопились, хотя время от времени кто-то из свеже прибывших просовывал голову в кабинет) приём возобновился.
Я спокойно положил на стол бумаги, уверенный, что терапевта-то мне нечего опасаться.
– Снимайте одежду и закатывайте рукав, – врач взяла аппарат для измерения давления… как он там, блять, называется-то… а я вдруг вспомнил, что у меня всегда было слегка повышенное давление, с самого детства-юности. О чём я тут же и сообщил врачихе.
– Сейчас посмотрим. – Она принялась качать грушу, сдавливая артерию на моей правой руке.
После измерений она записала что-то и принялась подозрительно слушать меня стетоскопом. Обстановка накалялась. Я занервничал.
– Кто проходил кардиограмму вместо вас? – спросила она.
– Сам проходил, – отозвался я, прикидывая, сколько мне будет стоить такой неожиданный конфуз. – Может, мы могли бы как-то…
– М-да? – Всем видом показывая, что не верит мне ни капли, она задумалась ненадолго.
– Немного повышенное давление, – пожал я плечами. – Что с того? Я вообще всё время спортом занимался, с самого детства… Борьбой, там, гантели-гири тягал, турник, отжимания, хуё-моё… Сердце никогда не болело… (Тут я спиздел, вообще-то, иногда оно покалывало, кроме того, свою аритмию я изредка слышу и невооружённым ухом).
Врачиха записала что-то в мою книжку. Поскольку слов было явно больше, чем «здоров» и роспись, я скис. Кроме того, штампа она не поставила.
– Пойдёте на осмотр к кардиологу, – заявила тётка. – У вас повышенное давление и неровный ритм сердца. (Может, она сказала «аритмия», точно не помню).
«Это пиздец, – подумал я, – если я не сумел убедить терапевта, то опытный кардиолог найдёт у меня ишемическую болезнь, мерцательную аритмию, тахикардию и ещё хуй знает что». Я снова прикинул, во сколько мне обойдётся эта неожиданная неприятность.
«Надо было выпить что-то перед посещением поликлиники, – подумал я, покидая кабинет. – Что-нибудь от давления или какое-то успокоительное, чтобы меньше злиться в этих драных очередях».

Кардиолог оказалась довольно приятной женщиной чуть старше тридцати. Она невозмутимо выслушала мою пламенную речь о сызмальства повышенном, о доблестных занятиях спортом, о здоровом образе жизни, который я веду. Подытожил и резюмировал я скромным предложением компенсировать причинённые беспокойства.
– Закатывайте рукав, – ответила она.
«Это пиздец», – снова подумал я.
После измерения давления она внимательно прослушала меня стетоскопом. Я подавил острое желание дать сильного щелбана по холодному кругляшку, прижатому к моей груди и обречённо уставился в окно.
Закончив с прослушиванием, женщина принялась строчить что-то в моей книжке. Когда пошла пятая строчка, я чуть было не предложил ей графоманить в каком-нибудь другом месте – например, на удаффкоме.
Наконец, она закончила и, не возвращая бумаги мне, сказала:
– Я вам выписала два препарата. ПРинимайте их и приходите через две недели.
– Не могу, – почти простонал я, – через две недели. Мне нужно быстрее.
– Пойдите и оплатите в кассу, – она назвала очень скромную сумму, – за приём и возвращайтесь.
– Я могу заплатить и вам, – любезно предложил я, но она вручила мне что-то типа чека, с которым я сходил в кассу.
– Я вам рекомендую… просто для себя… попейте эти два препарата в прописанной дозировке.
В завершение, врач утешила меня тем, что ничего серьёзного нет, и слова её хоть немного успокоили меня.
Вернувшись к терапевту, я подвергся проверке давления ещё раз (надо полагать, на этот раз результаты были чуть лучше), после чего женщина записала мне что-то, стукнула печатью и мы простились.

В пункте сдачи мочи мне сообщили, что приём анализов производится до… скольки-то-там, а сейчас уже хуй-знает-сколько, так что процедуру придётся провести завтра.
– Возьмите, бля, баночку с мочёй, нассыте в неё завтра утром до еды и бегом сюда, пока свеженькое, – сказала она что-то в таком духе. (Кстати, я абсолютно проебал тот момент, что надо было взять баночку… кажется, ещё в том кабинете, где выдавали мед. книжку для осмотра. В итоге пришлось мочиться в плотно закрывающуюся небольшую баночку из-под какого-то соуса).
Тут я вспомнил сцену из фильма «Отчаянный», когда Тарантино рассказывает, как чувак, поспорив с барменом, обоссал стойку, представил, что таким же образом обоссываю тут всё, включая миловидную девушку (практикантку, видимо)… но понял, что эффекта не будет никакого – зассанный пункт приёма анализов мочи – это как-то совсем не смешно.

Я всегда стойко переносил забор крови из пальца. В конце концов, мы же мужчины, чего нам бояться какого-то маленького острого мечика и какой-то, блять, пипетки с длинной стеклянной трубкой, по которой кровь медленно ползёт вверх, засасывается туда, словно в горло к вампиру.
Правда, иной раз после такой процедуры у меня слегка плыло перед глазами, на коже выступал пот, лицо белело. Но в остальном, я переносил эту процедуру стойко.
Как оказалось, сдавать кровь нужно и из вены (на СПИД, видимо), и из пальца.
Я отвернулся в самом начале. Просто подумал «ну его на хуй» и отвернулся. Внутренний голос ехидно предложил представить, что после детектора лжи дело дошло и до пыток, но я решительно послал его и мужественно пересидел всю процедуру, глядя куда-то на кафельную стенку. Единственное – вспотел немного.
Кстати, женщина-врач, делавшая забор крови, сама и выдавала свидетельство об отсутствии СПИДа, на каком-то хитровыебаном бланке со всякими защитами от подделок и ставила на нём свою именную печать. Такой сертификат принимают во всяких посольствах и т.п. заведениях.

Далее следовал мой с детства любимый кабинет – глазной.
Я, обладатель умеренной близорукости с первого класса, решил сдаться без боя и сразу же предложил медсестре «договориться» и «отблагодарить» за запись о более-менее нормальном зрении.
Я предложил её написать что-то типа 0.8 – 0.9 и расстаться полюбовно.
Дело было «на мази», когда появилась врачиха и пресекла мои разглагольствования предложением пройти в смотровую…
– Не моргайте, – раздражённо повторила женщина, упорно направляя ослепительно яркий луч мне прямо в глаз.
Я не моргал ровно до тех пор, покуда мог делать это физически, после чего случилось неизбежное – я моргнул. Затем прикрыл глаза на полсекунды и был заворожён представшим перед моими глазами (а точнее, внутри их) зрелищем – перед внутренним взором парило что-то типа Лабиринта Амбера – какая-то странная пугающего вида красноватая сетка из неровных, извилистых линий. Я в панике припомнил всё, что знал об устройстве глаза и решил, что это сеть кровеносных сосудов на сетчатке. Удивительно, как милая женщина не просветила весь мозг насквозь…
– Я не могу работать в таких условиях, – заявила он, бросив фонарик на стол. – Не могу.
– Но я же… предложил… – неуверенно начал я. – Зачем же?..
– Я должна провести осмотр. – Её категоричность была столь странной, что я засомневался и мысленно увеличил сумму «бонусного отчисления».
– Я, наверное, плохо выспался сегодня. Поздно лёг, рано встал, – начал я лепить какие-то гнилые отмазки, отчаянным морганием пытаясь привести глаза в порядок.
– Тогда пойдите выспитесь, и приходите завтра, – сказала она таким тоном, что каждое слово в её фразе следовало бы писать курсивом.
«Чего же она хочет?, – отчаянно подумал я. Деньги к этому времени были предложены уже и ей и медсестре – минимум по два раза каждой. – Чего же этой суке от меня надо?»
«Жениться не буду точно», – мысленно подытожил я.
Мы предприняли ещё пару безуспешных попыток (тут я опять вспомнил о детекторе лжи, спецслужбах, пытках и всерьёз засомневался в том, что смог бы продержаться долго) изучения глубин моих ясных глаз, и мне уже стало казаться, что она будет светить до тех пор, пока я не выложу ей прямо в этой каморке приличную сумму… или пока не ослепну нахрен; но неожиданно всё кончилось, тётка смягчилась и чуть ли не под ручку провела меня со слезящимися красными глазами в кабинет.
Но радоваться было рано. Врачиха всучила мне кружок с ручкой, велела прикрыть левый глаз и начала тыкать в какие-то малюсенькие, безнадёжно далёкие от меня буковки.
– Ё… п… р… с… т… – читал я сквозь зубы, потому что прищурился так неистово, что у меня свело лицевые мышцы.
Когда мы дошли до середины таблицы, к зрению активно подключилось воображение, т.к. щуриться сильнее было просто немыслимо.
– Теперь другой глаз. – Тётка выглядела удовлетворённой и слегка улыбалась спокойной улыбкой.
– Х… у… й… – уверенно начал я, и она опустила  указку ниже. – П… и… з… д… ъ… – Тётка глянула на меня недоумённо, и я спешно поправился: – А.
Видя, что я начинаю теряться в очевидном, тётя прискакала ко мне, водрузила мне на нос аццкий девайс и принялась совать в него какие-то линзы. Медсестра в это время тыкала в таблицу, в которой я как не видел почти нихуя, так и продолжал видеть примерно тоже.
Поняв, что мне пиздец, и что эти тётки загонят меня в могилу своими экспериментами, я начал жалобно блеять что-то насчёт операции, которую давно, чуть ли не с самого рождения, собираюсь, мол, сделать.
В ответ врачиха лишь фыркнула и стала менять линзы ещё более интенсивно.
– Ёбаный хуй, – сказала она так или примерно так, когда мы закончили. Она раскраснелась, покрылась испариной и выглядела уставшей. – У тебя астигматизм, братец, – добавила она таким тоном, словно я с самого начала скрывал от неё что, а она вывела-таки меня на чистую воду.
Для поддержания беседы я поинтересовался, что это такое, хотя, откровенно говоря, к тому времени мне было уже абсолютно похуй.
– Это такая фигня… – Врачиха задумалась, как бы объяснить мне это подоходчивее.
– Когда смотришь на прямой хуй, а кажется, что он неровный, – пришла на помощь медсестра, но осеклась под острым взглядом своей старшей коллеги.
Поскольку я никогда в жизни не разглядывал хуи, и ничего подобного мне не казалось, я понял, что пора прощаться, достал деньги и вручил их медработникам. Чудо состоялось: деньги растаяли в воздухе, моё зрение прямо на глазах изумлённых врачей улучшилось, о чём тут же появилась соответствующая запись в книжке.
Мы расстались бы совсем полюбовно, если бы не мои слезящиеся глаза.
Выходя из кабинета, я увидел собравшуюся порядочную очередь, и, глянув на часы, с удивлением обнаружил, что провёл у окулиста больше получаса. «На сегодня хватит», – подумал я и покинул поликлинику.

На следующее утро, я вручил баночку с мочой смущённой таким неожиданным подарком молоденькой врачихе-видимо-практикантке из лаборатории анализов мочи.
– Спасибо, – смущённо отблагодарила она, – но этого мало.
– Как это? – Я потряс баночкой перед её носом. – Сколько ж вам, блять, надо?
– Надо было наполнить такую баночку,– она ткнула в ряды наполненных пластиковых стаканчиков с крышечками.
Я представил, что завтра придётся опять тащиться в эту сраную клинику.
– Блять, – проговорил я самым ласковым тоном, на какой только был способен. – А не могли бы вы обойтись таким количеством?
– Это невозможно. Мочи мало для полноценного анализа.
– Ну, тогда напишите, что всё в порядке и без анализов.
К моему глубокому удивлению, с этой девушкой мы договорились полюбовно – без финансового стимулирования.

Дерматолог оказался грузным мужчиной чуть старше сорока лет. Он бросил на меня косой взгляд, взял со стола мою книжку и недовольно буркнул, что надо раздеться и провести осмотр.
Поскольку он был прямо противоположного пола для медицинского осмотра, и к тому же мы оба давно уже выросли из детсадовского возраста, я выдвинул встречное предложение, сводившееся к тому, что раздеваться мне совсем не следует, а ему имеет смысл поставить свой автограф в моих бумагах… за скромное вознаграждение.
Он посмотрел на меня слегка недоумённо, будто впервые в жизни услышал подобное предложение и глубоко возмущён и шокирован идеей обменять свои профессиональные обязанности эскулапа на жалкое вознаграждение в виде потёртых грязных бумажек.
Но когда я извлёк эти самые бумажки и положил их на стол, эскулап сделался более добродушным, залихватски смахнул их в стол и бодро стукнул печатью.

Намазав мой живот гелем, женщина-врач приставила к нему какой-то девайс и посмотрела на монитор, установленный таким образом, что взглянуть на него не представлялось никакой возможности.
– Поджелудочная железа увеличена, – сообщила она вскоре с плохо скрываемым удовольствием, почти радостно, и тут же добавила: – и печень тоже.
Она вскоре закончила; я поднялся, уныло обтёр живот платком, и проследовал к столу с медсестрой, которая задумчиво вертела ручку в руках.
– Как писать? – тихо спросила она наивным голосом.
– Что всё в порядке, – бодро подсказал я.
Она вывела несколько закорючек и, взяв в руки печать, остановилась.
– Надо бы отблагодарить врача, – подсказала она, видя, что я до сих пор не полез в карман за кошельком.
– Угу. – Я угрюмо извлёк из кошелька положенную по моему разумению сумму и положил деньги на стол.
Видимо, в сумме я не ошибся, поскольку деньги мгновенно исчезли в ящике стола, печать приложилась к бумаге, и книжка оказалась у меня в руках.
«Проверился, блять», – уныло подумал я и покинул кабинет, прикидывая, сколько осталось до того момента, как я скончаюсь в страшных судорогах.

Последним был кабинет, в котором сидели какие-то три тётки.
Я зашёл, обводя их глазами. Сидевшая в конце кабинета, указала на стул перед собой.
Я уселся. Тётка пролистала книжку.
– Давление, блять, высокое, – она потянулась за аппаратом с грушей, но, вконец измученный бесконечными кабинетами, я бурно запротестовал:
– Идите в хуй с вашими замерами! Вчера три раза мерили, сегодня опять?!
Как ни странно, тётка согласилась с моими доводами, покряхтела-поворчала, полистала страницы книжки взад-вперёд, но я напрочь проигнорировал подобные намёки, как-то нутром догадавшись, что эта тётка – левая, и ей можно не платить.
Со вздохом, врачиха поставила крючок, приложила печать и вернула мне книжку.
Я направился к выходу, но средняя тётка остановила меня – оказалось, что нужно получить и её роспись тоже. Не помню, о чём она меня спрашивала, и вообще, кто она такая, но прошёл я её быстро, и опять направился к двери.
Сидевшая возле двери врачиха перехватила меня. Я раздражённо развернулся, смахнул что-то со стола, извинился, поднял и положил обратно, плюхнулся на кресло и стал развязно рассказывать, как я заебался с этим медосмотром, со всей их блядской больницей, и как вообще мне всё надоело.
– Просто пиздец как – мОчи нет, – резюмировал я.
Тётка внимательно выслушала меня, и попросила продолжать.
– А вы кто? – панибратски спросил я, чуть не добавив «по жизни».
– Психиатр, – улыбнулась мне женщина, разглядывая мои глаза. – Положите ногу на ногу, пожалуйста.
«Ёбаный паровоз, – подумал я. – Вот это попал».
По счастью нога моя дёрнулась как положено, и подозрения с сомнениями (если таковые имелись) растаяли.
Как потом выяснилось, этот завершающий кабинет – что-то типа комиссии, где принимается окончательное решение.

Когда все кабинеты были пройдены, я вернулся в тот самый первый кабинет, где и сдал обратно книжку со всеми росписями.
Женщина вручила мне окончательный сертификат хуй-знает-какого образца, и отправила меня к Самому Ниибацца Главному Врачу – Тому, о Ком мы не говорим, и Чьё Имя не произносим вслух – что-то в этом роде.
Возле двери ошивался какой-то парень. Я молча вопросительно указал на дверь, но он грустно покачал головой и отвернулся. «Вот как бывает, когда человек нездоров и не может пройти медкомиссию», – подумал я и шагнул внутрь.
Главврач восседал в просторном кабинете – большой солидный стол, высокое кресло, на полочке в углу телевизор. Пахло приличным кофе.
Он внимательно изучил мои бумаги, и вернул мне их со словами:
– Приходите через две недели.
– В смысле? – не понял я.
– Вам выписали лекарства. Вот принимайте их, и приходите к нам через две недели.
– Хуй-пезда, – сказал я. – Ебать-колотить.
– Это правильно, – согласился Главный Эскулап, – но у меня есть клятва Гиппократа, семья, двое детей – которых, между прочим, нужно обучить и пристроить на хорошее место, – недостроенный трёхэтажный дом и молодая сисястая любовница – а этой суке всё время нужно делать подарки, оплачивать её счета и вывозить за границу. Выйдите в коридор и подумайте об этом.
Я вспомнил парня под дверьми и представил, как мы будем грустно стоять вдвоём с ним.
Я решительно вернул бумаги Эскулапу, достал кошелёк, извлёк нужную сумму и положил её рядом с бумагами.
– С другой стороны, – сказал он. – Может, вы и правы. Вполне может быть, что пить эти лекарства и приходить к нам ещё раз будет неразумно. В конце концов, со здоровьем у вас всё в порядке.
Он поставил роспись на вышеупомянутом сертификат хуй-знает-какого образца, приложил печать, и вернул документы мне.
Я, заёбанный этими эскулапами вусмерть, вернулся туда, где всё начиналось, упал на стул, и бросил бумаги на стол. Врачиха взяла сертификат, вышла и вскоре вернулась с ним, но уже заламинированным.

Вот оно какое – здравоохранение.
Я покинул поликлинику полностью опустошённым и направился в… впрочем, это уже совсем другая история.