У платформы Томилино полно народу, восемь вечера, люди из Москвы домой с работы возвращаются. Мы же с Сашкой Прохоровым приехали  купить вина. В Быково ничего достать не смогли. Здесь оказалось, тоже. Холодно, зима... А нам догнаться хочется.
        - Петь, я шинок знаю один, на улице Толстого, только стрёмный, там баба с тремя детьми живёт, муж алкаш какой-то. Ну, в общем, подторговывает бормотухой. С наценкой, конечно. Ты как?
        - Что как? Согласен...
    Только прошли немного, пацан, лет четырнадцати на вид к нам по льду автобусной колеи подкатывает и хриплым голосом просит:
        - Дядь, дай двадцать копеек.
    Шапка на нём кроличья, уши опущены, но морда наглая.
        - Нет у нас денег, иди отсюда, - отвечаю.
    Он спокойно направляется стрелять мелочь у других.
    Пришли в шинок. Улица Льва Толстого, 12. Большой деревянный дом. Грязь – пиздец. Отопление печное. Сортир на улице. Хозяйка худющая и пьяная, конечно. И дети по дому бегают.
        - Вам чего, ребятки?
        - Винца хотели бы взять, - отвечаю.
    Она к другу моему обращается:
        - Саш, а это кто? Нормальный мужик?
        - Да это Петя из Быково,  в аптеке работает, не волнуйся.
        - Есть у меня четыре бутылки по 0,5. По полтора рубля. Только я с вами выпью, пойдёт?
    Я посмотрел на друга, тот утвердительно покачал головой. Отдали шесть рублей. Хозяйку звали Зина. Она сказала:
        - Вон на диван пальто кладите, раздевайтесь. Картошка с капустой есть на закуску.
    Я снял  пальто с каракулевым  воротником и остался в зелёном шерстяном свитере, что месяц назад купила мать.
    Только сели за стол, стук в дверь. Зина открыла, и в комнату вошёл тот самый подросток, что двадцать копеек у меня стрелял. В руке бутылка водки. И ко мне сразу:
        - Ты что же пиздил, что денег у тебя нет?
        - Да пошёл ты на хуй...
    Сильный удар пришёлся мне в голову, и  я упал на диван там, где лежали два пальто. Пацан снял куртку и шапку. Длинные волосы распустились до плеч. Передо мною стояла девица, лет восемнадцати. Небольшого роста и с очень злыми глазами.
        - Меня здесь на хуй никто не посылает, понял?
        - Понял, - ответил я, чувствуя, как синяк наливается на левой щеке.
        - Ну, раз понял, значит, забыли. Меня Галчонком зовут, давай выпьем...
      И поставила свою бутылку на стол. Молча, расселись и молча, выпили. Сашка, после первого стакана куда-то заторопился, видать слышал что-то про необычную гостью. Пришёл муж Зинки, и мы продолжили выпивку. На стене висела старая пыльная гитара.
        - Играет кто?
        - Нет.
    Я снял её с гвоздя, долго настраивал и запел:

          Красное, зелёное, жёлтое, лиловое,
          Самое красивое на твои бока...

      Галчонок употребляла только водку, и помалу. Но от песни пришла в восторг. Она подсела ко мне и сказала:
        - Зря я, Петь, тебя так сильно… но ты  сам виноват. Чё ты меня послал?
    Я пьянел, и девица казалась мне всё симпатичнее.
        - Ладно, проехали.
    Мы пили, я пел под гитару, а Галкины глаза смотрели на меня всё добрее. Зинка выставила ещё литр, несмотря на то, что деньги у меня кончились.
    К полночи легли спать. Свой новый свитер я спрятал под подушку. Не успев заснуть, я услышал шорох в комнате, где разместилась Галька. Что-то нехорошее промелькнуло в голове. Но, смотрю, всё в порядке, почти голая идёт, в одной мужской рубашке, и ко мне под пальто ложится. Одеял в том доме на всех не хватало. Гладит моё лицо и шепчет:
        - Петя, ты прости меня, это я так, сдуру...
    Мы трахались почти до рассвета и крепко уснули.
    Утром, сильный стук потряс входную дверь. Потом я услышал голос хозяйки:
        - Витюня,  пришёл! Он вина принёс. Недавно с зоны откинулся. Поднимайтесь, щас отмечать будем!
    Я встал в одной майке, второпях нацепил на себя брюки. Галчонок тоже оделась. Мы опять выпили, но долго не сидели, всех сморил сон.
    Проснулись только к обеду. Я засобирался домой, а свитер не могу найти.
        - Галь, не знаешь, где мой свитер?
    Она обшарила всё вокруг, потом прошла в соседнюю комнату и сказала:
        - Витюня, отдай свитер!
        - Галь, не брал я его!
        - Отдай, я сказала!
        - Да говорю, не брал!
    Я услышал глухой звук удара.
        - Галька, хули, ты дерёшься? Отвечаю - не брал!
    И тут, откинув подушку, я увидел пропажу. Холодный пот пробил моё похмельное тело. Теперь точно пиздец.
        - Галь, поди сюда.
    Когда она пришла, прошептал:
        - Я его под подушкой нашёл, что делать?
        - Давай, одевайся скорей, и вали отсюда, пальто застегни доверху, чтоб свитера  не видно было...

   
  … Через двенадцать лет я высаживался в Томилино вместе с раменским  рыбаком-браконьером Мишкой Хламовым. Минут двадцать ждали автобус до речки Пехорки.
        - Миш, знаешь, а я тут давно на Толстого в шинке ошивался.
        - И Галчонка видел?
        -Один раз.
        - Как ты живой остался-то? Она там бандершей была. Её потом Карлушей стали звать. Удар был, как у Попенченко. Она на зоне парилась, за убийство. Но вроде так и не вышла.
    Рассказать ему, что у меня с Карлушей было? Нет.… Всё равно не поверит.