- Видишь Сашё?- обогнув рукой орбитальный живот, Гарик отклячив правую ногу,  почесал район гульфика. Лицо его приобрело отсутствующее выражение, как исследователя, сунувшего руку в нору    – Непорядок, ничего поставить не могу. Вэй, все! Короче, надо ее развалить здесь и здесь. Вот сюда, - рука вышла из зоны притяжения и указала в угол - вот кирпич почистите и поставите. Мусор, мусор Сашё, вынесите, э?

Из сложных  пространственных построений выходило: что, развалив странное сооружение, мы увеличивали полезную площадь почти на четверть. Что об этом думали жители над нами и проектировщики дома, мне было не известно.

- Сделаем, Гарик, не беспокойся. - Саня как обладатель уникального набора инструментов и не менее уникального мышления, согласно погремел тарой.  Пара мойвин вырвалась на волю и неожиданно для себя очутилась на полу. – Тут делов то. Часа три, не больше. (в своих глазах, он крякая, рубил кладку как берсеркер)

-Лады, Сашё. Я сейчас уезжаю в Москву. Дела, туда-сюда. Приеду, рассчитаемся, э?
- Э, э. Рассчитаемся – Сашка перенял деловой тон собеседника.- Плевое дело. ( сетчатка отражала взмахи и летевшую по подвалу кирпичную щепу)
Заказчик, вполне успокоенный нашим профессионализмом и рвением, сделал ручкой и по четко рассчитанной траектории выплыл.

- Время- деньги. – философски изрек Саня и занялся сооружением стола и стульев. Мы не торопясь, поглощали солнце. Серый бетон веял унынием, а вино благоухало урюком.  Сухая мойва немо взирала на лимоны с апельсинами.

- Малагенья салероса
Бесар ту лабьиос кисьера
Малагенья салероса
Й десирте нинья ермоса-а-а-  Сашка в полном упоении водил пальцем по острию топора. Оставалось добавить темно красный колпак, и вот он - мэтр Жан-Батист Сансон ожидает очередного гугенота. Пели ли палачи, востря топоры? И что пели?  О чем пел Саня? Что –то веселое, слова были не понятны. Я прихлебывал нектар из горлышка и хрустел мойвой. На нас нагло таращился криво выложенный кирпич. Существовать этой конструкции оставалось мало.

  Всегда думал, в чем измеряется такое эфемерное явление как счастье? В калориях? Ом метрах? Секундах? Штуках?  Ампер часах? Столько забавных мерил придумано человеком. Измеряется все. Объем талии и скорость. Плотность и освещенность, радиация и запах. Время и то измеряется (хотя, откуда нам знать, насколько точно?).  Счастье – единственное агрегатное состояние рассудка до сих пор не имеет собственной единицы измерения.  Уровень эндорфинов и прочая биохимия? Чепуха! Следствие, а не причина. Счастье измеряется в «нескольких сантиметрах»! Самая простая и универсальная единица.
  Доказать? Легко. Вот у тебя, сколько в кармане денег? Вынь и аккуратно расправь на столе. Мысленно добавь «несколько сантиметров» к пачке. Ну, как?  А что будет, если покопаться в белье и  добавить «несколько сантиметров» к члену либо груди? (или отнять, у каждого свои радости).
Относительные величины? Пожалуйста! Те «несколько сантиметров» асфальта между твоим, ручной работы, итальянским ботинком и кучкой собачьего пу. А ведь ты опаздываешь на неожиданно образовавшуюся совсем не деловую встречу с Кирстен Данст или Еленой Кориковой. Или вот еще: с умирающим двоюродным дедушкой, нарисовавшимся после тридцатилетнего отсутствия. Старик совсем спятил на чистоте, но он невероятно богат и это его извиняет.  А ты спешишь, и у тебя несколько секунд на осознание этих «нескольких сантиметров». Вот когда все это происходит, добавляется, осознается тогда Бам! – выброс эндорфинов и прочего. А счастье то уже измерено, не правда ли? И тебя оно не волнует..

Саня, из того племени -  счастливых на «несколько сантиметров» людей. Тех тысяч, заглядывающих тогда и сейчас в дыры в потолке до этого скрытые поверженными кирпичными колонами. Что они хотят увидеть? Небо, плывущее над девятым этажом?  Микки Мауса или клад заботливо заныканый сошедшим с ума строителем?  Парящую жопу? Какая  то миллионная доля процента из них повидала что –либо полезное ..Остальным –прилетало… В большей или меньшей степени. Тем не менее, и что странно для меня, количество людей глядящих подобным образом в будущее, не уменьшается.

Нам тоже прилетело. Для начала из дыры посыпался всякий неожиданный хлам вроде стоптанного ботинка и кучи остатков омерзительного вида. Потянуло холодом. Затем отверстие заворчало. Что-то мелькнуло и взорвалось…
Какое там ускорение свободного падения? Не помню уже. Могу только сказать, что девятый этаж, умноженный на тяготение это далеко не шутки.  Все мгновенно, как в физике. Раз и скорость света.

- НА! - произносит дыра и Сашка, я, полуподвал, фруктовые ящики и топор с рыбьими головами исчезают. Камуфлируются, какой-то внепространственной хренью серого цвета. То, что показывают в мультфильмах, когда остаются силуэты на стенах после взрыва – бред сивой кобылы. Все покрывается равномерным очень тонким слоем, это я как эксперт говорю. Мастерски покрывается, без единого светлого пятна. Мегасуперсверхзвук, вот как это называется.  Кто там строит коллайдер в Церне? Ядерщики? Что ищут? Бозоны Хигса? Могу за скромное вспомоществование дать адрес. Там этих бозонов килограммы. Остается только соскрести со стен. Или фруктовых ящиков. Кому откуда сподручнее.

-Бля – это уже я. – Сука. 

- Цемент вроде - Сашка флегматично протер очочки. – Строители  мешок забыли, небось. Короб повалили, его ветром сдвинуло. 

- Саня, это хамбец! В нем же килограмм пятьдесят было - во мне все кипело. Из дыры сочилась муть, придавая ей сходство со стволом орудия.
- Случай…- протянул он -  По весне вон на хлебокомбинате труба пропала, помнишь? Двенадцать  метров на полтора? Так тоже ветер сильный был. 
– А это что  за хрень?
- Да вентканал, вроде – бледная тень моего компаньона тряхнула цементную пыль из волос - У Гарика теперь поддувать будет, как в пылесосе.  Свежий воздух, но ветрено. (он поднял серый палец и заржал)

В помещении действительно свежело, цементная взвесь потихоньку вытягивалась в дыру. 

- Слушай, а куда эта дырка ведет? - я отхлебывал остатки вина, силясь, успокоиться от пережитого. Бутылке, укутанной серым, не хватало лишь пары паутинок до почтенного столетнего вида. На зубах хрустели атомы. – На кой она вообще нужна?
- Да в кухни может , ванные там… От влажности.- Сашка пояснил с задумчивым видом. Некая мысль кружила над пропыленным пейзажем. Важная мысль. Он пытался поймать ее взглядом, но я прервал его охоту.

- Сань. Это все в квартиры, по ходу, выдувает. Сейчас вечер и все дома как бы. – пыль шурша нейтронами и прочим сложноназванным слагаемыми весело скручивалась у отверстия. Глядя на этот минисмерч, я продолжил  – Что будет, если жильцы сюда придут за объяснениями?
- Что?- Сашка начал думать.
- Ну, кого они здесь увидят?-
- Да никого они здесь не увидят – он всегда абсолютно правильно трактовал будущее. Эдакая помесь Месмера с Ленноном. – Потому что мы уйдем.

Весна капризный ребенок. Семи пятниц на уме. От дневного туберкулезного тепла не осталось ничего ровным счетом. Снег, поддавшийся уговорам, полуразложился в кашу, да так и замер прихваченный морозцем. Хрусткая корка, вроде как на киевском пирожном. Вид у нас был тот еще.  Фильмы про зомби появились позже, а вот ленты про ожившие памятники так никому в голову не пришли.

- Сань, может, зря мы лимоны то взяли? –
- Чего так? Корочку срежешь сверху и можно есть. А чай пить? Оксану свою угостишь, а то хули, она тебя кормит постоянно? Простудишься, опять же – лимончик, самое то.
- Ирку, а не Оксану- поправил его я – А что Гарик скажет? Там сейчас шумят люди, небось. Не каждый день такой подарок случается.

Саня задумчиво хмыкнул и продолжил шагать. Я двигался рядом, цементный Леннон и цементный Дзержинский, навьюченные ящиками с бетонными фруктами.

Гарик так нам ничего и не сказал. Его нашли через пол года под узловой в Ожерелье.    Кто – то обладавший великолепным пространственным мышлением сумел протолкнуть нашего планетоидного заказчика в прямоугольную дверь вагона поезда. А лимоны я съел, сколько мог, часть подарил Ленке, своей новой пассии, а частью они сгнили. Что сделал со своим уловом Саня, я не знаю. Да это и не важно, в один из дней мы всем городком проснулись в другой стране.