Весна  - ребеночек капризный вообще то. Она суматошно играла ветром, путавшимся в темных ветках. Заскорузлые форточки, громко бахая деревом о фрамуги, негодующе скрипели петлями.  Им такое баловство не нравилось. А я  ленился их закрывать в любое время года. По этой причине во внешних рамах стекла отсутствовали, позволяя хитрому солнцу беспрепятственно фальшивить теплом.

- Слушай, а в клуб «Технология» приезжает, прикинь?- Ирка сидевшая в ветхом кресле замогильным голосом забубнела – «Нажми на кнопкууу и будет результат…Нажми, ну что же ты не рад». Классно, правда? Давай сходим?

Я закивал и лицемерно разделил ее восторг. На самом деле, меня больше занимал трупик таракана, по неясной причине вознесшегося в середине комнаты. Но Ирка была хорошая. Добрая такая деваха, имевшая упругий четвертый. И массу деревенских родственников, снабжавших ее поразительными деликатесами… В общем, положительная со всех сторон. А таракан был тоже занятный, эдакий оригинал, украсивший останками прямоугольное солнечное пятно.  Я метался в приятных вещах, но женщины иногда безапелляционны.

- Завтра в семь часов.  Я объявление видела. Сорок пять рублей билет, прикинь? – она отхлебнула чай и посмотрела на меня. Я занялся дырой на колене треников. Девяносто рублей  за две недели до получки были сродни покупки небольшой яхты. Сумма не то, чтобы ошеломительная, но значимая на фоне четырнадцати рублей тридцати пяти копеек содержащихся в вазочке на телевизоре.

- Только ты рубашку синюю надень. Она красивая-
- Угум – я хитроумно тянул время.

  Есть порода людей, наносящая мастерские кудеграссы. Телефон, заслуженный ветеран, перемотанный синей изолентой, старчески задребезжал, в трубке бултыхался Санин восторженный голос. В такие моменты я чувствовал себя окруженным приятелем со всех сторон, с севера, юга, запада и востока. Как наполеоновская гвардия, построенная в каре у Ватерлоо.  Там кто-то еще ответил - «Мерд!»

- Привет, йохамба – проинформировал меня Сашка - Че –как там?
- Приветы, нормально все. С Иркой чай пьем.- уточнил я. Про нее он еще ничего не знал, мои отношения  женщинами, в тот период, были несколько стремительны.
- А Настя где? – я покосился на обладательницу сиятельных упругостей, она рассматривала мою пенсионную мебель с перекошенными дверцами и поплотнее прижал трубку к уху. Предосторожность тщетная, ибо Саня как любой другой колосс логики уже утратил всякий интерес к моему либидо.
- Слушай, тут такая шабашка наклевывается, закачаешься!-

Все его шабашки заканчивались для меня ломотой в спине и невнятностями вроде сорока эмалированных уголков для раковин или ящика двухсотых гвоздей. Их по прямому и наивному утверждению Сани необходимо было экспроприировать у заказчика.  Последний наш трехсот рублевый гешефт был связан с разгрузкой полувагона угля, коий я здраво отказался присваивать, несмотря на Сашкины подарочные мешки из - под картошки и гневное бормотание.

- «Дурак, ну и дурак ты. Это ж можно обменять на что нибудь!»-       
- «На хер, Саня. Я сейчас лягу и упокоюсь. Все болит хамбец, просто. Уголь домой тащить не буду»
- «Как хочешь, а я возьму»

Примерно такой диалог мы вели, возвращаясь под накрапывающим и отвратным осенним дождиком по спящим улицам. Санек пыхтел под постепенно намокающим мешком, а я шагал рядом. Мы были черны и кашляли черным. Мои соединения были разболтаны на столько, что я напоминал детскую игрушку из шариков с пропущенной сквозь них леской снабженную хитроумной кнопочкой. Казалось,  нажми кто- нибудь на эту  секретную фиговину и я, как вся эта приблуда, поменяю форму. Город  был темен и благоухал  корицей. Странный запах издает павшая листва. Я всегда его любил. Он грустен и приятен одновременно. Кулинарный прям какой-то, тортовый.  Его хорошо отрезать глухим стуком входной двери с тем, чтобы в разморенном тепле жилища выпить что- нибудь виноградное.

-Эй! Ты согласен!?- требовательно пробурчала трубка.  Блин, Саня. Этот как клещ, уж если сел, то держится за твои мозги до последнего.
- Что делать то, Саш? –
- Бля, ну ты вялый. Я тебе уже пять минут толкую. Гарика помнишь? Толстый такой. В свечке живет. Он сейчас комок открывает в подвале. Ему чего-то там сделать надо я не понял. Полтыщи платит. Здоровски, правда? Ты завтра в восемь подгребай, на повороте встретимся.
- Лады. До встречи - я обрадовался. Ирка, чувствуя неладное, сверлила меня глазами.
-  Обожди.. Это.. Кто там у тебя?-
-  Ирка с пищевого, ты ее не знаешь-
-  Ну, в общем, всем физкультпривет-


Завтра, заманчивое явление. Все что происходит и может произойти в этой вселенной, может случиться завтра. Вот я не могу летать, предположим, но ЗАВТРА, очень может быть…Или послезавтра…Или через неделю.. Но смогу. Кто оспорит? Ты? Смешно… Завтра возможно все.  Или ты Бог?
  Война обычная или война с эскимосами, покупка острова, продажа машины (не бита, не крашена), женитьба (Бальзаминова), смерть рыбки (золотой и любимой), до этого ничем не болевшей, твоя смерть, да масса разновеликих пестрых вещей.  Все это может произойти. Может же? Ты веришь в другое? Я верю только в это. В этом содержится малая крупица истинного смысла нашего существования. В вероятности того, что с тобой может произойти ЗАВТРА.

Санины ласты были когда-то пошиты в Ереване и до мутации назывались «кеды мужские размер 44-45». Он носил их в любую погоду и сезон. (Гении – консерваторы в душе. Им претят заурядные перемены.) За свою долгую жизнь на не очень чистых ногах владельца они приобрели вид способный отпугнуть самого оторванного кота. Кота походя ссущего в тапки генсека НАТО или президента некрупной страны. Эдакого героя - анархиста в шрамах и с оторванным ухом.  В тот момент эти приводящие в трепет лапти попирали снежное полужидкое сало начиненное оттаявшими окурками. ( не люблю весну и все тут) Сашка переминался под девятиэтажкой или «свечкой» как ее называли, странным фарфоровым зубом усевшейся среди кариесных пеньков двухэтажных домишек.

-  Здорово!-  он щурился на меня сквозь круглые ленноновские очки. Солнце, с бело- зелеными этикетками покоившееся в синей авоське  приветственно звякало. -  Сейчас Гарик уже подъедет. Я четыре взял. И мойвы четыреста грамм. Хватит нам, как ты думаешь?
- Привет. А что делать будем?-
- Да хрен его знает, стену сносить что ли. Мойва чего- то не очень, сухая, какая то.
- А инструмент? Не руками же долбить?-
- Головой, гага… Я топор взял, молоток и ломик…И пилку еще – на этом перечень Сашкиного инструментария исчерпывался - Я говорю, мойва плохая чего-то

    «Кому и хуй, лопата»- досадовал я, наблюдая триумфальное появление нашего работодателя. Гарик был дааа. Гарик был упакован. Как раз в то время вышел закон, по которому любой выращивающий на своем подворье всякую всячину мог ее продавать. «О кооперации», по-моему. Гарик выращивал лимоны, бананы и мандарины. И немного водки полутемного происхождения. Все это разнотравье со временем принесло ему новую квартиру в доме молодежного жилищного кооператива «Строим вместе». И сверкающий темным лаком неизвестный простой науке автомобиль с крыльями на багажнике и выводящей из себя надписью «Супер Салоон». Нечто космического происхождения, уникальное в своем роде.  Санек индифферентно относящийся к транспорту, то есть интуитивно догадывающийся, что у машины четыре колеса,  спокойно разглядывал сверкающее чудо. Из него, как зубная паста из тюбика, медленно скрипя молекулами, выдавился Гарик. 

- Здорово Гарик! –
- Здравствуйте. Сашё, как там мама, э? – толстый крестьянин говорил  по- русски с несусветным акцентом. Звук «а» в окончании Сашкиного имени выходил у него одновременно как «ё» и «о». На его лице отражалась истинная забота о Саниной родне.
- Нормалек. К сестре поехала на выходные. – Саня многозначительно позвякал жидким нектаром. Слишком сухая мойва во множестве выглядывала из упаковочной бумаги. – Что делать то будем?
- Пойдем, пойдем Сашё, – плантатор покатился к торцу дома, у которого зияли залитые бетоном ступени, ведущие вниз к заляпанной краской двери.

Помещение будущего магазина было уныло, как могут быть сиры и убоги только что оштукатуренные помещения с неопрятно торчащими  обрывками кабеля. У одной из стен красовались цветастые фруктовые ящики, наполненные весенним урожаем. Почти по центру этого эмбриона сельского великолепия существовала кирпичная коробка, остаток  чего- то необъяснимого. Глаза толстого банановода замерли на ней и наполнились обидой и непониманием. 

(По моим наблюдениям именно в этом месте большинству читающих наскучивает автор. Посему , раз уж все догадались о дальнейшем нудном повествовании, а отжыгов да, не будет , читать окончание - бессмысленое занятие.
Просто пара строк, для предупреждения вялого интереса - убийца - дворецкий ,ага. Если мойва упоминалась много раз - ерго в ней и соль. Все кто ее ел , заболели шистосомозом, туляремией, болезнью коро-коро и умерли: Я , Саня, Гарик , Санина матушка, Ирка, Настя, кто-то в Ереване, кот который ссал в тапки Пан Ги Муну. Девятиэтажку снесли , а место залили бетоном. Жители дома до сих пор проклинают Саню и его потребность в закуске. Продавщицу третьего универсама продавшую Александру триста пятьдесят грамм мойвы, посадили. Но уже через год она вышла на свободу по амнистии. Сейчас живет в Лондоне и возглавляет крупнейшую аудиторскую компанию.)