Проблемы, с которыми Миша и Коля подошли к приезду Плотникова, носили диаметрально противоположный характер. Если Мишу волновал вопрос о предоставлении ему, как молодому специалисту, малосемейки, то случай с Колей был гораздо серьёзней.

Николай был повесой. Любовь к девочкам, пьянкам и укурам имела оборотную, а точнее пиздоворотную сторону медали. Последний замес, который собственно и стал причиной проблемы, приключился три дня назад. Николай с группой товарищей, близких ему по духу, обкурился на квартире незнакомого ему авангардного художника, который в этот день творил. Для этого художник, помимо группы поддержки, пригласил двух натурщиц, которые в течение двух часов совершенно голые, обнявшись, изображали Тоску и Печаль. Эти сложные образы хозяин квартиры попытался увековечить маслом на огромном холсте. Всё шло поначалу неплохо,
но после тройки косяков, выкуренных совместно с гостями, он непонятно зачем нарисовал Тоске хуй вместо носа, а милое личико Печали украсил бородой шотландского шкипера. Девушки, во время планового перерыва увидели это поистине шедевральное полотно. Не сговариваясь, они натянули его на голову автору, и быстро одевшись, поспешили на выход. Коля догнал красоток в коридоре и глупо улыбаясь, предложил их лично доставить до дома. Девушкам, заметившим туманность новоявленного ухажера, это идея не понравилась. Но Николай, проявив настойчивость, все же добился права покрутится вокруг обворожительных тел, ещё какое - то время. Прекрасные незнакомки оказались жительницам самого удаленного и неблагополучного района города – Недостоево, о чём они сразу же поведали Коле, наивно полагая, что парень забздит и откажется от своей затеи.

Молодой человек был прекрасно осведомлён, что в Недостоево можно было белым днём легко получить по голове бейсбольной битой. Добрая половина пациентов его отделения поступала из этого и близлежащих районов города. Но вжаленый, он потерял всяческий страх, и предложил мадмуазелям прокатиться с ветерком на троллейбусе. Дамочки, не придав его словам должного внимания, согласились. А зря.

Когда, Коля, молча, вышел из троллейбуса на следующей остановке, девушки переглянулись и разом выдохнули. Спасительное избавление пришло так неожиданно. Они на радостях даже не заметили, какую- то непонятную возню, крики и грохот. Опомнились эти дуры только после того, как зверски загудев, троллейбус рванул с места. Стоявшие в салоне, в том числе и натурщицы, как кегли при страйке, полетели на заднюю площадку. Хватаясь за все подряд, поручни, сиденья, головы сидящих пассажиров они образовали в итоге кучу-малу. Водитель, Колиным голосом объявил в динамики, что троллейбус пойдёт до Недостоева без остановок и громко засмеялся. Публика негодовала. Женщины визжали, мужчины посылали устрашающие реплики в адрес опиздиневшего водителя. Светофоры, знаки, прочую хуйню, в виде двух машин ДПС с включенными «люстрами», Коля, естественно, игнорировал. Только по невероятному стечению обстоятельств он не нахуевертил дел, после которых, можно было, на несколько лет отправится валить лес. Ситуация уже грозила перерасти в маленький транспортный бордельеро, но на одном из поворотов с троллей соскочил токосъёмник. Троллейбус, проехав по инерции несколько десятков метров, встал. Заблокированные двери салона спасли Колю от неминуемого суда Линча…

Через пять минут машина ДПС везла смотрящего в одну точку Николая в районный отдел УВД. Во время конвоирования он время от времени закатывался идиотским смехом. Когда, сидевшему с ним рядом гайцу это порядком надоело, он с локтя уебал Коле в лоб. Смех, а так же и основные признаки жизнедеятельности задержанного, куда – то пропали.

Утром следующего дня по указанию начальника отдела майора Родионова угонщик общественного транспорта был выпущен из «обезьянника». Майор был школьным другом Петра Валерьевича и не стал давать делу полный ход, хотя не забыл набрать номер главврача больницы и вкратце поведать тому о подвигах Сапожникова. Павел Алексеевич Крутых пообещал лично разобраться с подопечным, и выразил непреодолимое желание отправить того на стажировку в 3-ий троллейбусный парк, с целью последующей переквалификации его в водителя, или на крайняк слесаря-ремонтника. На что Родионов заметил, что не стоит горячиться, и таким образом оголять тылы городского здравоохранения. Крутых, после небольшой паузы согласился, и решил отложить вопрос об увольнении Коли до приезда Плотникова. Судьба Николая висела на волоске.
Кроме всего прочего, парень в одночасье стал охуенно знаменит. Вся больница три дня ржала над его выходкой. Только шеф мог как-то уладить возникшую ситуацию. Его Коля ждал как мессию.

************
Но больше всех, пожалуй, ждала Петра Валерьевича медсестра Галя Лебедева. Эта пышногрудая стройная блондинка вызывала обильное слюноотделение практически у всего мужского, и некоторого женского персонала больницы. Пётр Валерьевич четыре месяца назад взял на работу эту обворожительную девушку. О ней коллективу доподлинно было известно лишь то, что она родом из небольшого провинциального городка, и живёт на съёмной квартире в центре. Злые языки, утверждали, что Пётр Валерьевич снял для неё эти апартаменты, и был в них нередким гостем. Более того, Галя на работе стала внештатной секретаршей Плотникова, напрочь вытеснив с этого почётного поста Олимпиаду Семёновну. Правда, при этом функции секретарши несколько расширились. К чайку- кофейку добавился минет, а бывало и полноценный половой акт. Комплексами она, несмотря на своё пролетарское происхождение, не страдала. Но и проституткой её назвать было нельзя. Галя очень трепетно относилась к Петру Валерьевичу. Всё бы было просто замечательно, если бы не постоянные скандалы жены Плотникова. Изольда Михайловна просто заебывала мужа приступами ревности. Здоровья и нервных клеток это Петру Валерьевичу не прибавляло. Поездка в Таиланд окончательно убедила его в неизбежности расставания с ней. Галина же, в свою очередь, делала всё, чтобы стать единственной женщиной для шефа, и вытеснить его демоническую жёнушку. Затем переехать к нему, и навсегда забыть о той гнусной провинциальной жизни, которая ещё глубоко сидела в её сознании. На лицо был конфликт интересов…

Остальные члены коллектива просто ждали пьянки, по обычаю знаменующей возвращение шефа из отпуска. Вечерок обещал быть весёлым. Обещал…

Плотников появился ближе к обеду. После визита к главному, он владел полной информацией относительно своего коллектива. Поднявшись на третий этаж, он не без удовлетворения отметил, что отделение хлопотало. После утреннего обхода, пришло время процедур. Сёстры, летали по палатам как пчёлки. Пётр Валерьевич, проходя мимо одной из палат, увидел Галю, делающую укол больному. Он остановился и на секунду задумался. «Хороша, чертовка!- промелькнуло у него,- хороша, пиздец!» Ему вдруг так захотелось её. Молодое упругое тело, шаровидные груди, волосы аккуратно собранные в пучок, огромные голубые глаза, обрамлённые густыми «коровьими» ресничками. Всё это заметно приподняло уровень тестостерона в организме Плотникова. Можно было бы конечно зайти в палату, чтобы как бы невзначай прикоснуться к предмету своего обожания. Но это было чревато застрять там минимум на полчаса. Больные по обыкновению на стандартный вопрос «Есть ли жалобы?», начали бы нести всякую херь, и в итоге разговор бы закончился тем, что все в палате единодушно признали бы, что талибы в Афганистане просто прихуели, и с этим надо решительно бороться. Времени у Петра Валерьевича было мало. Через 2 часа ему нужно быть в Городском Собрании. Заседание по проблемам санаторного лечения детей из малоимущих семей пропустить было нельзя.

- Галочка, зайдите, пожалуйста, ко мне как закончите, - как можно деловитей произнёс он в приоткрытую дверь,- с документами поможете разобраться.
Галя, слегка вздрогнула, повернулась, и, увидев Петра Валерьевича, стоящего в коридоре отделения, мило улыбнулась. Она всё поняла. Как впрочем, и всегда. Галя тонко чувствовала его настроение и желания.
- Хорошо, Пётр Валерьевич.
Плотников еле уловимым движением губ отправил ей что-то вроде воздушного поцелуя, и игриво подмигнув, отправился к своему кабинету. По дороге он заглянул в ординаторскую.
- Привет Миш, а где Сапожников?- поинтересовался он у Ковалёва, в одиночестве рисующего какой-то график на компьютере.
- О, Пётр Валерьевич, здравствуйте! Мы вас тут все ждём-пождём. А Колька курить, наверное, пошёл.
- Курить? – Плотников покачал головой, - не накурился видать еще. У меня к нему есть разговор. Ладно, позже тогда его вызову.
- А, по-моему, вопросу подвижки будут, Пётр Валерьевич?
- Думаю, решу твою проблему в течение месяца.
- Хорошо бы.
- Да, Миш.- Плотников протянул Ковалёву две тысячные купюры, - возьми с собой Олимпиаду и метнитесь на рынок. Купите там чего-нибудь поесть и выпить. Вечером отметите моё возвращение. Только без шума и пыли. Расходится по парам. Чуешь?
- Как скажете, Пётр Валерьевич.- Миша засмеялся.
Плотников закрыл дверь и столкнулся нос к носу, с Ветчинкиным.
- Здравствуйте Пётр Валерьевич, я лично несказанно рад вашему появлению, - Николай Валентинович расплылся в натянутой улыбке.
- Здравствуйте, милейший Николай Валентинович. Я только от главного, и должен вам доложить, что вы вполне справились с замещением. Поздравляю.
Посмотрев на Николая Валентиновича внимательнее, Плотников добавил:
- Вид, правда, у вас не очень. Но я понимаю. Накопившаяся усталость.
Ветчинкин на мгновенье улетел в воспоминания о кошмаре, под названием «замещение» но высокий полёт его мысли был прерван смертельным выстрелом:
- Теперь вы всегда будете руководить отделением в моё отсутствие. Главный не против.
«Заебись. Вот и приехали» - улыбочка мгновенно покинула лицо Николая Валентиновича. На одобрительное похлопывание шефа по его плечу, он даже не отреагировал. Оставив Ветчинкина в глубокой депрессии, Пётр Валерьевич направился в свой кабинет.

Всё было как прежде. Цветы не завяли. « Олимпиада - умничка, поливала»,- Плотников закурил, и подошёл к окну. Привычный пейзаж. И только апрельское солнце, золотом отражаясь в окнах домов и многочисленных лужах, создавало некое подобие праздника. Праздника весны. « Интересно, сколько раз я ещё увижу весну. Десять, двадцать?» - раздумья Петра Валерьевича прервал стук в дверь
- Заходи Галчонок. - Плотников подошёл к столу, потушил сигарету и обернулся.
Он не мог ошибиться. Это была Галя. Халат ее был, как бы ненароком расстегнут. Она, молча, вынула шпильку из пучка и распустила свои густые белые волосы. Немного наклонив голову, Галя смотрела на Плотникова голубыми глазами. Декольте её лазурно-синего платья подчеркивало красивую, волнующую воображение грудь, окантованную чёрным нижним бельём. Бросив взгляд на облаченные в нейлон стройные ножки, Плотников совсем начал терять голову.
-Галь, я хочу, чтобы ты была моей.
- Я и так твоя, Петь,- она, не поворачиваясь, нащупала рукой защёлку двери, и повернула её.
- Ты не поняла. Моей. Единственной.
Галя медленно подошла к Петру Валерьевичу, и, нежно прикоснувшись рукой к его лицу, провела сначала пальцами, а затем языком по его губам.
- Милый мой. Как я соскучилась, - она легко толкнула его в грудь.
Пётр Валерьевич даже и не понял, как он в одно мгновенье очутился на диване. Еще мгновенье спустя, Галя, расстегнув ширинку его брюк, достала его вздыбившийся початок, и, присев на корточки начала его жадно отсасывать. Галя хотела растворить Петра в себе. Растворить окончательно, бесповоротно. «Пусть знает, кто его может довести до умопомрачения. Будешь моим. И только моим». И начала работать быстрее. Стоны Плотникова только подстёгивали её.

Когда Пётр Валерьевич как-то неестественно вытянулся, и громко выдохнул, Галя подумала: «Ну вот, милый, сейчас ты у меня пустишь фонтанчик, давай». Вместо ожидаемой струи спермы Галя почувствовала медленно угасающую эрекцию Петра Валерьевича. Более того, он перестал стонать. Она подняла глаза.
Плотников лежал неподвижно, с опрокинутой головой. Рот его был приоткрыт. Привстав, Галина с испугом посмотрела в его глаза. В огромных зрачках Плотникова она увидела отражение, охваченного ужасом, своего лица. Петр Валерьевич не дышал.
- Петя, Петечка!- прошептала она, и в панике побежала на выход. Достигнув двери, Галя обернулась. Плотников лежал с вываленной из ширинки елдой.

« Блядь! Что же это такое!» - Галя мелкими быстрыми шажками вернулась к дивану, и запихала гениталии Петра Валерьевича обратно в трусы. Ширинка, как назло не застёгивалась. Немного помучившись, она накрыла расстегнутую мотню подолом халата, одетым на Плотникове…

Коля Сапожников нервно ждал аудиенцию шефа в коридоре отделения. Что говорить, разговор предполагался тяжёлым. « Во бля еблан! Нахуй я вообще пошёл с этими дураками, на эту блядь квартиру». Самобичевания его были прерваны истошным криком, выбежавшей из кабинета шефа Гали.
- Помогите Петру Валерьевичу плохо! Коля, он не дышит!

Коля несколько охеул, во первых от информации, а во вторых от внешнего вида Гали. Распущенные всклокоченные волосы вместе с размазанными глазами полностью превращали её в этакую сексуальную ведьмочку. Коля быстро пришёл в себя.

- Успокойся Галь, беги в ординаторскую позови врачей, и пусть кушетку привезут, - он немного грубо толкнул Галю, и быстрым шагом направился в кабинет шефа.
Дальше для Гали было всё как в кошмарном сне. Бегающий персонал, больные, вышедшие из палат, кушетка с телом Плотникова. Она сидела на корточках у окна в коридоре и рыдала. Всё закрутилось у неё в глазах как в центрифуге. Она поплыла, и, распластавшись на полу, отключилась.

Мощный запах нашатыря прорезал Гале носоглотку и заставил очнуться, судорожно хватая ртом воздух.
- О бля, проститутка. Очнулась. Глаза бы тебе выцарапать.- Галя в пелене увидела, стоящую перед ней со слезами на глазах, Олимпиаду Семёновну.
- Что с Петей?- немного отдышавшись, Галя вопрошающе смотрела на неё.
- Нет больше Пети.- Понимаешь, НЕТ!- Олимпиада, тихо заплакав, бросила ватку с нашатырем в Галю и медленно побрела прочь.

Несмотря на все усилия, Петра Валерьевича спасти не удалось. По официальной версии он умер от инфаркта. Вся больница, да что там весь областной центр был в шоке. Вроде здоровый и крепкий мужик, жить ещё да жить. Поползли злые слухи, что, мол, молодая медсестра заебала уважаемого человека до смерти. Но это были только слухи. И лишь потому, что первый кто оказывал помощь Плотникову, повеса Николай, всё же догадался застегнуть ему ширинку, и никому ничего не сказал. В ином случае дело могло приобрести несколько другой оборот.

Похороны, состоявшиеся через два дня, носили общегородской характер. Огромное количество машин из различных регионов, людей, венков. На время было перекрыто движение в центре города, на пути следования кортежа. На кладбище мэр города в течение получаса нёс стандартную для таких случаев околесицу. Многие брали слово в этот траурный день. Безутешная вдова, периодически завывала белугой перед гробом с покойником. Только благодаря своему сыну, крепко державшего её, Изольда Михайловна не прыгнула вслед за опускающимся в могилу гробом. За всей этой траурной чехардой, конечно, никто не замечал стоящую в нескольких десятках метров, от могилы троицу. Высокая, стройная девушка с чёрным платком на голове, и два молодых человека. Когда всё было закончено, и народ в полном составе на многочисленном транспорте отправился поминать Петра Валерьевича, девушка подошла к могиле, и сев на колени зарыдала. Молодые люди стояли рядом, и молчали. Через несколько минут она наклонилась, поцеловала могилу и прошептала:
-Прощай, милый.

Затем встала, и подошла к молодым людям.
- Мишенька, Коленька, спасибо вам, родные мои. Ну что, поедем?
- Галь, мы, конечно, понимаем, сейчас тебе тяжело. Но может не стоит? Со временем, всё наладится. Потерпи,- Николай нежно обнял Галю.
- Да, Галь ну зачем тебе возвращаться в твой Богом забытый городок? Оставайся. Не обязательно же тебе работать в больнице. На первое время мы с Колюхой денег тебе дадим. Пока не устроишься.- Миша взял двумя руками её ладонь, и слегка сжал её.
- Милые вы мои. Я не могу. Понимаете, не могу оставаться. Всё вокруг умерло вместе с Петей. Просто я хочу домой…

Час спустя, она сидела в вагоне, и смотрела на идущих по перрону Мишу Ковалёва и Колю Сапожникова. Они ей активно махали руками. Галя же просто прислонила ладонь к стеклу. И сквозь пальцы наблюдала за отдаляющимися фигурками ребят…

Когда хвост поезда исчез из поля зрения, Николай тяжело вздохнув.
- Да бля, дела. Такая девица… Ну что, Миш, пойдем, помянем Валерьевича?
- Да, пожалуй. Только я на троллейбусе не поеду.- Миша ехидно улыбнулся.
-Ну, тебя в очко! Дебил! – Николай с размаху вдарил по плечу коллеге.
Миша засмеялся.
- Пойдем, угонщик. Нажрёмся. Сегодня можно. Куда рванём?
- В «Алькатрас», там пати. Слышь, Миш, а как теперь ты с малосемейкой. Летишь?
- А то. Крутых на хую видал таких спецов. Не поможет. Пойду завтра к отцу. Скажу мол, извини, родитель, погорячился, согласен на переезд. А у тебя чего?
- Да хуйли, майор Родионов вчера звонил. Говорит, 20 тысяч моральной компенсации водиле заплатишь, и 250 часов общественных работ в троллейбусном парке. Вот так.
- Да. Ну, это не самый страшный вариант. Ладно, вон такси. Поехали…

**************
На следующее утро, Николай Валентинович Ветчинкин, ехал на работу в автобусе, держа под одной подмышкой портрет Дмитрия Анатольевича Медведева, а под другой огромный несъедобный календарь. Приказ о назначении его заведующим отделения был подписан накануне.

Олимпиада Семёновна проснулась в странном расположении духа. Первый раз за многие годы ей не приснился Пётр Валерьевич. Она почувствовала какую-то лёгкость и свободу. И даже сама приготовила завтрак, изрядно удивив своего мужа.

Так и не ложившийся спать Николай полупьяный приехал утром домой, зацепил из шкафа 20-ку и направился замаливать грехи в 3-ий троллейбусный парк.

Миша утром подошёл к отцу и, покаявшись, заявил, что был полным дураком. На, что отец засмеялся и предложил вечером более спокойно обсудить ситуацию.

В 140-км от областного центра, в маленьком городишке, на кухне своей двухкомнатной хрущёвки родители Гали второй день бухали за возвращение дочери. А за стеной, на кровати, усыпанной таблетками, лежало бездыханное тело их единственной дочери.


(с) Чёрный Человек