В третьем классе я почти подговорил двух друзей надыбать дома фотографии своих умерших родственников и отправиться к ним. Без фотографий же узнать, кто из них там наши. Я делал это потому, что одному было страшно. Туда одному поначалу всем страшно. Они меня, конечно, поддержали, но только на словах. Потом я еще много раз хотел решить все вопросы сразу и навсегда, всякий раз сталкиваясь лоб в лоб с очередной несправедливостью этого маленького мирка, то и дело попадая под родительскую инквизицию.
Никогда не понимал, почему человек просто не может стать свободным. Больше всего я не понимал ситуации, когда на какую-либо просьбу, аргументированную и, на мой взгляд, вполне безобидную, получал омерзительный, сосавший «под ложечкой», зачастую необоснованный отказ. В самом деле, это я ненавидел больше всего остального. Особенно стремно было его получить на глазах у кого-то. На все мои почему я получал либо "потому что", либо чем попало куда придется. Стоя в углу, где-то в глубине души презирая свои, полные обиды и отчаяния слезы, я усердно задавал себе один и тот же вопрос: ну почему-у-у-у?
.. убежав из дома, всегда возвращался назад. Нет, не сам, на «заслуженном пеньковозе». По дороге разбирая «полеты». Ага, меня-то как всегда в последнюю очередь спросят..
Я не помню, когда эта мысль прочно утвердилась в моей голове: они поймут, как мне обидно только после того, как станет непоправимо поздно. Думая об этом, по каким-то причинам сразу чувствовал облегчение и тревогу одновременно. Но облегчение становилось настолько актуальным и, наверное, долгожданным, что тревога отступала; не помню, долго ли я потом вынашивал эту идею, она всегда была неотступно со мной.
.. всякий раз я пытался представить себе одну и ту же картину – полное моральное удовлетворение за всю причиненную мне боль. Детское воображение от души рисовало образы раскаивающихся в своих поступках родителей, как раз в то самое время, когда уже поздно..
В приступах слепой ярости, от осознания всей несправедливости "рабского" положения детей, жизнь представлялась мне в своих самых мрачных и тусклых красках, вызывая к себе отвращение перерастающее в глубокую апатию. Казалось бы вот он, предел моего терпения, момента лучше не найти .. в какой-то момент, так ни разу и не зафиксированный, как ни пытался, разом куда-то пропадала вся решительность, еще несколько мгновений назад переполнявшая сознание .. на ее место приходил страх.
.. он не был похож ни на одного из своих собратьев, в жизни не раз ловивших меня на "гоп-стоп" .. Долго я не вспоминал образ, который в очередной раз рисовал себе тогда, в день нашего знакомства. Впечатление было непривычно новым и емким. Я долго не мог его «переварить» ..
.. всякий раз мне приходилось отстаивать свое жидкое право на собственное мнение .. годы тогда тянулись, казалось, через чур медленно .. никак не удавалось получить ответа на не дававший покоя с того самого времени, когда впервые он нарисовался, глубокомысленный вопрос ..
Как ни странно, им показался привычный организму, средней паршивости испуг, который вечно не в тему заставляет тело непроизвольно и едва заметно расслабляться в районе коленок. Сама эта мысль, раскрывающая его суть, могла бы изрядно испортить весь оставшийся день, приди она в голову даже самому отъявленному пессимисту.
.. теперь, когда прошло уже достаточное количество времени с того момента, как я перестал вопреки своей воле рапортовать кому-либо свои телодвижения, я, на конец, могу в полной мере, "сугубо субъективно", поставить "риторическую" точку ..
Редкий экземпляр, реликт, я бы даже сказал. Он обитает в самых «трущобных» уголках сознания, созревает там, чтобы произвести абсолютный фурор на и без того наказанных жизнью, влачивших ее бесцельно на протяжении многих лет, появившись в след за полным отчаяния и ужаса выводом, раскрывающим горькую истину, людишек ..
.. как показывает статистика, наиболее популярным и максимально эффективным стоп-фактом, спасающим человека от последнего в его жизни события, принято считать вовремя, в наиболее полном объеме осознанную, наносимую боль утраты mua своим близким ..
.. с тех пор, когда в последний раз панацеей решения всех проблем могла оказаться смерть, мне больше не нужно выбирать между двумя противоречивыми вещами ..
В стопицотый раз, будучи снова отправлен в ссылку куда-нибудь в угол, я задавал себе один и тот же вопрос: где справедливость? Все мои аргументы обречены на вечное прозябание в заднице, их элегантно туда проводит монолит авторитета взрослых. В стопицотый раз в сознании по-свойски утвердился привычный нутру вывод: пора положить этому конец. Как в замедленном кино, один за другим проплывают аргументы в его пользу, ударяясь об стену, падают, залипая там в стопицотый раз.
Справедливости нет, по крайней мере, в моей жизни. По крайней мере в моей .. Произошедшее в следующее мгновение событие можно разве что сравнить с результатом от удара внешней стороны локтевого сгиба о кромку спинки какого-нибудь стула. Цепочка взаимосвязей типа "причина-следствие" возникла в сознании одновременно с выбросом изрядной дозы адреналина в кровь! Такого отчаяния и ощущения абсолютной пустоты я не испытывал потом никогда.
Когда я снова попытался воспроизвести только что ворвавшиеся в сознание мысли, мне стало страшно. Всю жизнь я становился невольным свидетелем вопиющего факта отсутствия здравомыслия у большинства людей; как следствие, о принятии решения вопросов по справедливости ими не могло быть и речи; а самой страшной причиной разочарования в авторитете взрослого в глазах ребенка, хоть для него и не являющейся осознанной, является отсутствие у взрослых желание разобраться в сложившейся ситуации.
В тот момент, мозг, на автомате рисуя привычные картинки родительского раскаяния, выплюнул мне совершенно новый, поражающей своей простотой и в тоже время невероятной значимостью, образ: чтобы начать борьбу со всей несправедливостью нашего технократического мира необходимо достаточно заполучить оружие "врага" - повзрослеть, сражаясь с ним "на равных".
Как подаренная только что конфета, бессовестно отнятая у малыша, насыщенный красками образ вдруг начал тускнеть, угасая, пока совсем не превратился в тлен. Сердце как-будто бы сжалось; я, все еще пребывая в рамках очередного смоделированного самоубийства, продолжая ассоциативный ряд, ощутил всеми фибрами своей души б е с п о л е з н о с т ь пришедших в голову дерзких, революционных мыслей. Стало слишком поздно, удушливый с т р а х заполнял собой все мое естество – им был призрак чей-то чужой, напрасно прожитой жизни. С т р а х за бесцельно прожитые годы ..
..Неподдельная радость, сопровождаемая многообразием охвативших меня эмоций, зацепила, стремглав воспарив до потолка и шлепнувшись обратно, ласковым котенком улеглась на душе. Помню, как из угла "самоходом" не взирая на действующий до сих пор мораторий на передвижение, я прошелся "колесом" в соседний. О-о, даа! Ведь я жив! Слышите, жииив! Мне было двенадцать лет и у меня был самый настоящий смысл жизни.
p.s.
Размышляя о смерти сегодня, я до сих пор нахожу ее лишь крайним событием цепочки взаимосвязей типа "причина-следствие". Ну и по скольку Дембель неизбежен, я нахожу себя весьма довольным жизнью и себе на уме.