В губернском городе "Х", не считая реактивных наркоманов и алкоголиков, "настоящих", закоренелых душевнобольных, на данный момент, оказалось аж шестнадцать десятков человек обоего пола: 81 мужская душа и 79 женских. По крайней мере, официальных, тех, которые заключались в Х-ом психдиспансере. Хотя мы с тобой понимаем, здравый читатель, что официальные данные насчёт городских сумасшедших в сводках всегда обозначены в сторону уменьшения против настоящего положения дел.
  Одна из зарегистрированных - баба лет тридцати всего, имевшая лицо изможденное штукатуркой и продолжительным, невыразимым страхом остаться без второй половинки - носила фамилию Наушкина. Имя ей итальянское - Нина. Она потеряла рассудок на почве того, что ей мучительно хотелось выйти замуж, причём за чужестранца.
  - А если уж не за иностранца,- когда-то говорила она ошарашенным подружкам и друзьям,- То хотя бы за отечественного пластического хирурга...
  У себя и своих родителей она считалась красавицей и "каралевой клёвой", а в жёны почему-то не брали ни иностранцы, ни пластические хирурги. Не брали даже захудалые соплеменники и пластические санитары. Мы-то с тобой знаем, умудренный опытом читатель, почему "красавиц неописанных" редко в жёны берут - не для этого они учреждены на белом свете. А она не знала и от данного неразрешимого противоречия и парадокса однажды и спятила. Ко всему прочему на нервной почве с ней случилась сначала худоба анерексии, потом булимия, и кушать она стала плотно и часто. Облик приняла сначала дебелый - этакое "размоё-моё", потом грузный, и, наконец, круглый. Оттого погремушку среди больных и персонала имела соответственную - дебаркадер. На это прозвание она не обижалась, потому что какой-то тип из палаты алкоголиков утвердил её во мнении, что "дебаркадер" - это немецкая династия фон-баронов, к тому же она быстро привыкала к своему отражению в зеркале и начала оправдывать своё свинское сложение
паскудными поговорками типа: "Пока толстый сохнет - сухой сдохнет", "Мужик не собака - на кости не бросается" и т.п. Не будем открывать точный вес её, а интеллигентно скажем, что к фигуре её шли только свободные рубашки; или ещё загадочней: на Луне она весила бы всего-то полтора пуда. Сейчас врачи ей пишут всего лишь маниакальную фазу МДП*.(ман.-депрес. психоз)
  Теперь с красной строки позвольте мне виньетку. Расскажу-ка я вам, ребятки, маленькую историю про резиновый мячик...
  Той порой, которой мы остановились, ранним утром среды мы наблюдаем эту самую Дебаркадер в одном лишь бюстгальтере, мужских трусах с ширинкой, бусиках и со следами засосов от банок на спине. Это воплощение греха чревоугодия сгоняла вес, играя в коридоре с небольшим резиновым мячиком. Бегала и подбрасывала его, как заправский баскетболист, визжала и веселилась от всей своей хворающей души. Нечаянно её цацка взяла и улетела за решётку, разделяющую административный корпус с больничными палатами. Сумасшедшей так жалко стало свою забаву, она с такими жалостливыми глазами смотрела через зарешеченную дверь вслед укатывающемуся шарику, что не было сомнения: она сейчас перегрызёт крепкие прутья двери, но достанет свой сакральный предмет обожания. Но ей этого делать не пришлось, потому что, дёрнув на себя железную решетку, та почему-то благополучно открылась, хоть и со скрежетом петельным. Несмотря на все запреты, Дебаркадер, озираясь, сделала шаг вперёд, в запретную для больных зон
у. Сейчас мы её можем видеть с шкодным видом на цырлах передвигающуюся по коридору администрации больницы. Подойдя к кабинету с оперативно повешенной табличкой "главный врач д.м.н. Асмодейкин Г.К.", она нагнулась, подняла своё каучуковое изделие, но разогнуться не поспешила, а... приложила ухо к двери...
  - Благодарю вас за вчерашнюю клюкву, Элеонора-Луизна...- услышала дура.- Я понял, для чего вы это сделали. Я сообразительный.
  - Ах, Григорий Константинович не сейчаз, нет... я не можу так...- слышался взволнованный голос его заместителя Мокрженской.
  Создание в трусах хитро и шёпотом захихикало, при этом, интенсивно тряся головой.
  - Эй, Наушкина, ты, что тут на территории руководства делаешь?! Ты подслушивать! Низость какая! Ну-ка, брысь отсюда!- заругалась, увидевшая её медсестра по фамилии Глазунова и навесила дуре ощутимого леща.
  Дурочка убежала вприпрыжку, напевая песенку: "...снегопад, снегопад, если женщина просит, бабье лето её, торопить не спеши...", а медсестра Глазунова, оглянувшись по сторонам, прильнула глазом к замочной скважине...
  - Кисловата только, Норочка, надо бы подсластить клюкву...
  Медсестра увидела, как, сидящий на одном конце стола, главврач начал шагать по столу указательным и средним пальцами в направлении собеседницы, робко присевшей на другом конце.
  - Ну не надо... Зачем вы так уверены, может у меня злой муж есць?- звенела заместитель польским акцентом.
  - Ничего, если он вас бросит, то я могу на вас жениться...
  - Я на рабочем месце никогда не занималась такими вещами...
  - Попробуй один раз, потом получиться много раз... Небольшая сексуальная девиация ещё никому не повредила... А этот чудесный кабинет весь в нашем распоряжении, Элллеонора.
  - И воопше я уже давно не делала такое...
  - Я могу быть с вами достаточно откровенным?.. Нора, я тоже не делал это с той поры, как навсегда потерял подругу в авиакатастрофе... и теперь не знаю, справлюсь ли я с этой потерей в одиночку...
  - Соболезную... А я семь месяцев не занималась этим...
  - Пустяки, это как на велосипеде кататься, один раз научился, потом уж никогда не разучишься, а на рабочем месте в два раза интересней, поверь...- очень ласково говорил он.
  - На велосипедзе кататься?.. Вы случайно не считаете меня "деревенским велосипедом", на котором все покатались?
  - Разумеется, нет, Норочка моя... Я даже не понимаю, о чём ты...
  - Вы всегда и со всеми так шалите?
  - Нет, не со всеми...
  - Вы же, надеюсь, не думаете обо мне, что я всего за миг иль краткое мгновенье с вами буду афишировать себя низкой дженчиной, и воопше...
  - Что воопше? Я лично так не думаю, а другие не узнают, ведь мы никому не расскажем...
  - Вы хоть дружиць со мною после будете?
  - Конечно, это и будет положен мостик... нет - большущий мост меж нами... к нашей крепкой и светлой дружбе... ну и для плодотворной работы...
  - Ах, Григорий Константинович, и вольно же вам смеяться надо мной...
  - Я серьезней, чем когда-либо...
  - Ах, нет же, нет... я не можу такие важные решения принимать в первом же чтении, поцерпице немножко... Вы слишком быстро хочите заполучиць ключи от города...
  - Терпение конечно благодетель, но, к сожалению, не моя...
  - Хоць бы волшебное слово какое-нибудь сказали.
  - Я старый врач и не знаю слов любви... Хотя нет, я должен признаться, что при первичной бимануальной и билатеральной пальпации у вас обнаружились довольно упругие груди... да они у вас просто мраморные, Нора! Мне надо немедленно провести органолептический анализ ваших коралловых губ...
  - О, вы щедрый на комплименты человек...
  - Да, я такой...
  - Ещё...
  - Бельё в горошек - это очень сексуально...
  - Спасибо...
  - Не стесняйся, давай, расширим свой кругозор... Полюби и стань моей, Иродиада!*- страстно пропел Асмодейкин с протянутым к Норе-Луизе подбородком и привлек её к себе за тонкие плечи.
  - Вы страшный человек, Гришенька... Что, Гриша?.. Ах, как же это... Вы что-то сказали?.. нет... ой, мама!.. Да! Неси меня!
  - Куда?
  - Да никуда!.. да, Гжегори...  да... вот так... шыпче...
  За фалду халата медсестры кто-то дернул.
  - Это что ещё за новости, Глазунова!? быстро работать, подлая!- услышала медсестра чей-то возмущённый шепот за спиной и, испугано обернувшись, увидела старшую медсестру Деепричастину; следует добавить, что старшая медсестра была лучшей подругой Мокрженской.
  Глазунова покраснела, схватилась ладонями за вспыхнувшие щечки и смылась. Старшая медсестра подошла к пресловутой двери и очень нечаянно услышала:
  - А... о... а... у... вместе... давай... вместе... вместе...
  Через десять секунд дверь с оперативно прибитой табличкой потихонечку скрипнула, и коридор оказался пуст...
  Вот такая презабавная история приключилась с невинным резиновым мячиком...

P.V. (Post Vyserum): Надеюсь тема ебатекса раскрыта полностью...