Полностью – нет, но полу-видящий взгляд во взгляд,
На коврике две цыганки, женщины две сидят.
Сидят на коленях, близко, так, что нóги одной
Касаются юбкой красной синей юбки другой.
У той, что слева – потоки прозрачных её седин
Идут параллельно темным складкам борозд-морщин.
У той, что справа, ресничек на каждое остриё
Нанизаны бусы сонных семнадцати лет её.
Кверху ладонью держат обе из ворожей
Подруги левую руку в правой руке своей.
Слышит с гневом и страхом, радостью и тоской,
Вторая судьбу от первой, а первая – от второй.
Девчонка древней старухе сразу и набело
Гадает о том, что было, о том, что уже ушло.
Пророчит девчонке старый черный беззубый рот
О будущем, о грядущем, о том, что произойдёт.
Шепчут они друг другу, звук различим едва,
Поочередно, тихо, знаний своих слова:
“Ты шестерых убила.” – “Ты четырех убьешь.” –
“Ты родилась в субботу.” – “В пятницу ты умрешь.” –
“Ты в темнице сидела.” – “Будешь и ты сидеть.” -
“Двух ты мужей имела.”  – “Будешь ты трех иметь.”
Сидят, у обеих кожа муарова и смугла,
Полу-отображая друг друга, как зеркала.
Девочка и старуха, наедине вдвоём,
Видят себя напротив, в Будущем и в Былом.
“Господи, дай мне силу.” – “Господи, успокой.”
“Я ведь тобою стану.” – “Я ведь была тобой.”
И, сколько бы ни клали, что бы ни говоря,
Боги на плаху года голову декабря,
Сколько б ни отрубал их Время, слепой палач,
Сколько бы ни сменилось лет на осенний плач,
Сядут они – и юбка огненного сукна
Тронет другую юбку, синего полотна.
И, по руке гадая, взором ладонь свербя,
Предвосхитят друг другу снова самих себя.