Антону Павловичу Юшкину-Лухманову, владельцу туристической компании "На абордаж!" сегодня секретарша не дала.
  - А чего, Мирзия? Давай! - канючил он перед дверью.
  - Не дам, Антон Палыч, потому что у меня влечение к шофёру и потому что вы - старый, лысый и с пердлявой жопой. И увольняйте - все равно кризис, и никто ваших путевок к лохам не покупает.
  - Как же так? Почему?.. Шофер какой-то... - Антон Павлович похлопал себя по заду и стукнул каблуком неновых Мартинсонов по двери. - Не пердлявый я! И не к лохам, а в Лхасу, Тибет, дура, тантризм!
  - А я не Мирзия, а - Лариса. А шофер - Митя.
 
  ---
  На улице шел дождь, теплый и медленный.
  На горизонте вспыхивали августовские зарницы.
  С клена сорвался лист, полетел по направлению к влажной щеке Антона Павловича, прилип к ней; и тут же Юшкину-Лухманову нестерпимо, дико захотелось овладеть женским телом. Уж хоть каким-нибудь. И он направился к жене Эмме.
 
  - Я тебе не дам, - сказала Эмма, поправила на лице маску из питательных растений, перекинула коричневые ноги и дунула в потолок энтеогенным миксом под названием "Сунь".
  - Как же так?! - развел руками Антон Павлович и смахнул со щеки лист. - Почему?
  - Не надо жестикуляций, Антон. Истерик не надо, - пустив дым на абажур, ответила Эмма. - Нам это не нужно, потому что сексуальная сторона наших отношений - в прошлом. Я наткнулась на мысль: женщина стареет быстрее мужчины. Мужчина всегда молод, если у него мозги не шают, и есть эрекция. А женщина... После тридцати, разве что для порно годна. Для немецкого, - Эмма поперхнулась дымом и глухо рассмеялась. - А ты, Антон, ради наших отношений жертвовал собой. Достаточно! Я освобождаю тебя от сексуального бремени. Ты свободен.
  - Чего? Да, ты обдолбалась, не понимаешь что ли?!
  - Я нашла себе молодого шофера. Да, вот так... Пришлось потратиться, но оно того стоит, и... - Эмма вскинула руки к абажуру. - Ах, Антон, сейчас мы едем в театр на Ионеско, и он даванет меня в лоджии.
  - Ионеско, или шофер?
  - Спасибо тебе, за твою жертвенность! За твои домогательства горячими ночами. Благодарю, за плод чрева моего, за нашего любимого Колюшку Юшкина-Лухманова. Ты знаешь, он сегодня по юриспруденции сдал зачет. Так-то! Дай боже, чтоб такой же хороший стал, как и ты! Чтоб любил и был любимым,- Эмма затянулась, царапнула оранжевым ногтем язык и сплюнула в розовую салфетку. - А теперь, милый, отвернись и не смотри на мое дряблое тело, мне пора переодеваться. И помни: ты свободен, Антон! Свободен!
  - Ети мать! Что ж такое?! - воскликнул Антон Павлович и поморщился. - Какой шофер? Митя?
  - Нет. Олег.
  ---
  Прихрамывая, Юшкин-Лухманов походил по одинокой квартире, лег на диван, включил порно. Мастурбация не помогла - очень хотелось подмять под себя живое туловище. Он взял газету и набрал номер фирмы, которая развозила по квартирам проституток.
  - Сегодня очень загруженный день, - раздалось в трубке. - Из-за МЭКа, мы сделали скидки, и всех девушек быстро и надолго разобрали.
  - Ну, дак.. алло, аллё!... И что?! Какого еще МЭКа?!
  - Не в курсе что ли? Мирового экономического кризиса.
  Антон Павлович, слегка побагровев, вскричал:
  - Что за день такой! Я не понял, девок-шкирл-втыкух у вас что-ли нету?!
  - А, вы успокойтесь. Вот, тут вот, осталась одна такая, очень, условно выражаясь, несимпатичная... Так мы даже вот и не знаем, сколько нам за нее с вас и взять-то. Вы такой раздражительный...
  Антон Павлович глотнул минералки.
  - Алло, стоп. Страшная? Хорошо - страшная. Давайте везите! Мне все равно. Я знаком с эстетикой безобразного, я продаю путевки в Лхасу. Я..
  Из трубки послышалось гаденькое хихиканье.
  - А вы сами за ней едьте. Как вас зовут?
  - Ехать? Да, что же это такое!?- Антон Павлович вскочил с дивана и нацедил себе коньяка. - Меня зовут Антон. Антон Павлович. Антон Павлович Лух.. Лухма... Юшкин!
  - Лухма, тут не совсем в эстетике дело. Вы выезжаете, Юшкин? Пишите адрес на манжете.
  - Да какой в задницу манжет!!! Куда, ехать!? У вас фирма или отсос?! Тьфу, отстой то есть. У вас машины есть?! Хоть одна?
  В трубке громко засмеялись.
  - Вы хочите, Юшка, то есть - хотите, просим прощения, чтоб за вами шофера выслали? Тогда это будет дороже.
  - Перемать! Тьфу! - Антон Павлович опрокинул рюмку. - Хорошо! Хорошо... Дороже. Я согласен!
  - У шофера фамилия - Сругадский, вас это не смущает?
  - НЕТ! - Антон Павлович вцепился в бутылку, костяшки пальцев побелели.
  - Успокойтесь, ждите.
  - Стойте!
  - Да-да?
  - А как вашего Сру..сру...градского зовут?
  - Суперспид Сругадский Тирэ У Дэфис Вау. В фамилии - без "эр" между "гэ" и "а".
  - Чтоб там вас всех!
  - Не ругайтесь. Шутка. Это у него в визитке так написано. Сёма его зовут. Он побибикает под вашим окном. Какой, у вас адрес, Луха?
 
  ---
 
  Сёма оказался грузным мужчиной за рулем красной с прорыжью маленькой машины
  - Как бы из прыщей у тебя гной не брызнул на стекло, - брезгливо сказал Антон Павлович, устраиваясь на жестком сиденье.
  - А что? - глухо спросил Сёма.
  - Что... что... Дороги не увидим.
  - Я увижу.
 
  ---
 
  На жестком сидении Антона Павловича очень трясло и от этого, когда он подносил к губам бутылку, горлышко отбивало нойзовый ритм на зубах и не давало по-человечески выпить.
  - Останови, как там?.. Сёма! Эй! Останови.
  - Я тебе не - "эй", Лухма.
  - Я тебе тоже не Лухма.
  Сема остановил машину у нагнувшейся березы, кряхтя и пыхтя вышел наружу, громко выпустил газы и стал мочиться.
  - Мы это - где? - наконец изрядно глотнув, щурясь, спросил Антон Павлович.
  - Где-где... не ясно - где? В ней, - проворчал Сема, с трудом застегивая молнию. - Шучу, на кладбище.. Что в принципе - одно и то же. Уже до места недалеко. И знаешь что, Лухма... Ты посмотри-ка, моя моча дотекла до правого колеса и сожрала у него резину. Здец, короче. Никуда, мы дальше не поедем пока ты, Лухма, мне не купишь новое колесо. А купить тебе его тут негде...
  Антон Павлович подавился коньяком, прокашлялся и нервно закурил.
  - Сема, удод, мать твою! Что же делать теперь?
  - Удод, говоришь? - спросил Сема, резко открыл дверь машины, выдернул бутылку из пальцев Антона Павловича, сделал большой глоток и отер волосатой рукой рот. - Мою маму, Лухма? Эх! Знал бы ты мою маму, так бы не говорил. Ладно. Давай уж я тебя на закукорках донесу.
  - Куда!? - Антон Павлович дернулся, но руки Семена охватили его торс, приподняли его тело, и луна стала покачиваться и расплываться. - Куда ты меня несешь, урод, быдло?!
  - Дак, ебаться ж ты хотел, Лухма. Вот и несу.
 
  ---
 
  Около развалившейся православной церкви, окруженной могилами, стояли трое. Сема скинул с себя Антона Павловича и ушел.
  - Здравствуйте, - сказал Антон Павлович.
  - Привет, - ответили ему. - Собаку пилить будешь?
  - Кого?
  - Собаку мы поймали, сейчас ее отдерем, а потом съедим.
  - Что?!
  - Собаку валять на травке.
  - Собака-собака!
  - Гав-гав!
  - Копуляция. Коитус.
  Антон Семёнович подполз к могильной ограде, оперся о нее, глотнул из бутылки и произнес:
  - Дак, я ж в фирму звонил, мне сказали, что вот привезут и тут...
  - Щас все будет!
  - Будет-будет!
  - Собака.
  - Нагнуть, отодрать и съесть.
  - Лайка.
  - Видишь какая луна? Полная. Как сосок у собаки.
  Один из троицы стал прыгать, пытаясь схватить зубами желудь у молодого дуба.
  - А кого вы еще дерете? - спросил Антон Семенович. - И едите. Мне бы кого покрупнее. Женщину бы. У собаки вульва маленькая. Но женщин я не ем.
  - О-о! Ну-у! Дядя! Ты и не видел - какая собака!
  - Ого-го!
  - Здоровенная! Самый сок! Зубы-жемчуг.
  - Лайка!
  - Холка-серебро!
  - А вот и она.
  Появилась собака.
  Сверкнула сталь, распушились волосы на мошонках, дохнуло запахом желёз, похотью и кровью.
  - На абордаж!
  Собаку схватили, привязали к ограде, у которой сидел Антон Павлович, и стали насиловать.
  Ограда пружинила, голова Антона Павловича дергалась, и в глазах прыгала и прыгала луна.
  Когда луна застыла, Юшкин-Лухманов сказал:
  - Не ешьте ее, пожалуйста, хорошо?
  - Тогда это будет дороже.
  - Я согласен.
 
  ---
 
  Антон Павлович назвал собаку - Заппа и на ночь всегда ей поет песню:
 
  Собака писала, дрожала,
  А я с постели не вставала,
  А я смотрела в потолок -
  Я не смогла и ты не смог.
 
  и гладит.