Наш усопший любил бабочкек, не обижал козликов и вообще творил всякие чудеса.

В комнату входит Женя и ее новый парень. Ее старый парень сидит в кресле и внимательно смотрит на вошедших. Старый парень очень похож на меня. Черт возьми, старый парень это и есть я. И это я внимательно смотрю на вошедших. За дверью они о чем-то разговаривали, но слышно было только конец последней фразы: 

- ... огромный как медведь.

Не зная сути разговора, я сразу же вставляю реплику:

- Насколько я помню нашу первую ночь, то для тебя, зая, огромное начинается уже от 17 сантиметров.
В ответ ледяное молчание. В последнее время мне очень сложно удержаться от подобных замечаний. Раньше этого сутулого юношу я называл другом, сейчас же он для меня враг номер один. Садится, сразу же наливает себе винцо. О даме мы, конечно же, забыли. Я бы не забыл. Я вообще редко что забывал.

Кроме наших годовщин.

Кроме дня рождения твоей матери.

Да! Может быть я был плохим парнем, но я все же любил тебя и это должно меня хоть как-то оправдывать.
В комнате стоит гул рядовой попойки.
Поиграем в морской бой.
- Следующий тост в честь юбиляра!
- Мимо!
- Дембельнувшегося!
- Мимо!
- Покалечившегося!
- Ранил!
- Наебнувшегося с нефтяного резервуара!
- Ранил!
- Свернувшево себе шею!
- Убил!

Не чокаясь, почти с натуральной скорбью в глазах, пьют на брудершафт. Это люди или их тени?

Ты никогда не умел пить. Пей же еще, Толян, по-больше, пей до вертолетов в глазах. Твоя скорбь до следующего утра, в лучшем случае. В худшем, до первого похода в туалет.
На четвереньки, тварь! Рыгай! Смотрите! Собачка у унитаза сосет воду.
- Не пей, Лорд! Фу!

Выхожу на балкон. Там стоит пьяный дрыщ филолог и пытается закадрить мою сестру. Я ненавижу мою сестру, но это моя сестра. Вступаю в разговор с любителем бунинской прозы. Пытаюсь зацепиться и называю Бунина пидарасом. Сестра понимает к чему я клоню и по-ебнутому улыбается. Она ждет, что будет дальше.

Я понимаю, что филолог ей не интересен, тут же успокаиваюсь и извиняюсь перед мальчиком, говорю ему что Бунин самый сильный, самый ловкий и вообще самый-самый. Мальчик чуть не плачет, но держится, терпит, вспоминает Достоевского, ощущает за собой правду, его крест на спине увеличивается весом в одну обиду. Хлопаю дверью, выключаю свет в кухне, сажусь на стул, смотрю на кран из которого медленно капает вода. Медленнее. Медленнее. Ну хотя бы чуть-чуть. Я хуевый гипнотизер. Зеваю. Открывается дверь балкона. Входит сестра, садится рядом со мной. Кладет голову мне на плечо. Я такого за ней не помню, но мне очень хорошо. Ее тепло делает меня сильнее. Из глаз сами собой текут слезы. Первые искренние слезы за весь день. Обнимаю сестру, говорю спасибо. Беру в руки табурет, иду в комнату к всеобщему веселью. Включили музыку. Ахуеть! Открываю ногой дверь. Толик, пьяненякий толик оборачивается, не понимающе скалится.

- Сегодня этот табурет твой, Толик, - говорю я.

Поиграем в морской бой.
Б4. Удар сверху ребром столешницы по макушке. Слышу долгое тяжелое - "уууу". Падает со стула, цепляет фужер, все вскакивают.
- Ранил, - кричу я.
Вскочили и ничего не делают. Просто стоят. Разбил голову, кровь делает волосы липкими. Мне их не трогать.
Б5. Еще один удар, теперь по грудной клетке. Толик пытается закрыться. Хуй там!
- Ранил, - снова кричу я.
Наконец на меня навешиваются сразу четыре девочки, среди них моя зая. Парни понимающе молчат. Сестра просто стоит рядом. У меня хорошая сестра.

Что-то кричат. Называют долбоебом. Разворачиваюсь, ухожу. На улице тепло. Небо все в звездах. Подхожу к магазину у дороги. Смотрю на лампочку, возле которой летают какие-то насекомые. Смотрю на трассу, где вдалеке свет фар. Снова на лампочку. Все тот же безумный рой. Опять на трассу. Свет уже ближе. Я такое же насекомое? Проносится девятка.

- Мимо... - устало выдыхаю я.