1.
- Вставай!
Волков громко хлопнул дверью сарайчика, пыль взметнулась вверх и заструилась причудливыми узорами в полутонах раннего солнца, которое протиснулось в щелястую стену неровными потоками света.
Зайцева вздрогнула и испуганно вытянула шею из-под лоскутного, с торчащими клочками ваты, одеяла. По всем признакам было раннее утро, воздух был влажным и стылым, как сентябрьская речная вода. Она потянулась и поняла, что очень хочет пить. Выпростав ноги и потягиваясь, она встала, надела на себя тяжелые брезентовые штаны, льняную рубаху и, поморщившись, закончила туалет старой, облезлой телогрейкой с прожженным рукавом. Телогрейка нестерпимо пахла мышами и доставляла ей наибольшее неудобство. Сунув ноги в на два размера большие, чем надо, топотушки, она, не поднимая ног, зашаркала к двери.
Она вышла на улицу, взяла ковшик, который кособоко стоял на почерневшем столбе и, отгоняя губами невесомые льдинки, принялась пить маленькими глотками, чтобы не обжечь горло. Зубы заломило. Зайцева поморщилась и выплеснула остатки воды на жухлую, полегшую уже траву.
Волков, наклонясь, стоял над старой, щербатой лодкой и вычерпывал из нее воду. Могучие мышцы перекатывались у него под гимнастеркой и ходили по спине волнами. Она на секунду залюбовалась им, но, тут же, словно за ней подглядывал кто-то еще, и они не были единственными людьми на этом полуострове, смутилась и опустила глаза. Зайцева достала из кармана косынку и туго повязала ее на голове.
Волков разогнулся, хлюпнул сапогами в черной, торфяной жиже и резко повернулся к ней всем корпусом. Он сощурил глаза и повел своим крупным, поросшим волосами, носом. Быстро, звериным неслышным шагом, подошел к девушке и придирчиво оглядел ее с ног до головы. Потом снял висевший тут же на проволоке армейский ремень и туго, она даже ойкнула, затянул его вокруг ее талии.
- Ничего, ты терпи. Так озноб по спине гулять не будет. Потом одежа сядет под опояс то и будет удобно.
Он рывком усадил ее на бревно и снял топотушки. Вынул из-за пазухи кусок простыни, порвал надвое и ловко (ни морщиночки!) обмотал вокруг ее лапок несколько раз. Завязал края тесьмой и одел топотушки обратно. Снова поставил ее на ноги и приказал:
- Постучи-ко!
Топотушечки сели как влитые и ногам стало сухо и удобно. Волков оглядел ее довольным взглядом, поправил косынку и скомандовал:
- Лезай в лодку. Пора ужо, а то вон солнце верхушки у сосен оглаживать стало.
Зайцева, неловко кособочась в своей неудобной одежде, кое-как перевалилась через борт лодки, пробралась на нос и там затихла. Волков одним рывком согнал суденышко в воду, запрыгнул сам и стал вставлять весла в уключины. Она молча наблюдала за ним и прятала замерзшие руки в рукава. Вставив весла, Волков внимательно оглядел озеро, прислушался и снова поводил носом. Удовлетворенный результатом, он достал из-за пазухи тряпичный сверток, развернул его аккуратно на колене и, достав из него кочерыжку, протянул Зайцевой:
Поешь-ко вот. Когда еще похрустим, хто ево знает.
Покорно взяв в лапки кочерыжку она не стала сразу есть, а продолжала следить за тем, что делает ее спутник. Тот взял с тряпицы ломоть черного, раскисшего хлеба, аккуратно ссыпал крошки в ладонь и стал, не торопясь, жевать краюху, запивая пищу водой, которую он зачерпывал прямо из озера большими пригоршнями. Тогда она тоже стала аккуратно грызть кочерыжку, инстинктивно пытаясь хрустеть как можно тише. Над водой все звуки разносились далеко и, завернув у кромки леса, прилетали обратно, пугая Зайцеву и заставляя настороженно вытягивать шею Волкова.
- С Богом!
Волков взял в руки весла и умело, но не размашисто, стал работать ими, стараясь идти вдоль берега. Они плыли в полной тишине, нарушаемой только криками птиц, скрипом деревьев, да хрустальным звоном воды в водоворотах, оставляемых лодкой. Их путь лежал за мыс Черный к западной оконечности озера. А дальше – Зайцева поежилась – путь лежал прямо к Ним.
Она закрыла глаза и стала вспоминать.
Из всей группы их осталось только двое. Радист Пандич погиб сразу после приземления. Он сломал ногу, неудачно приземлившись на лисью нору, и Они почти сразу нашли его в невысокой траве. Миша отстреливался до последнего. Они хотели взять его живым, но, потеряв пятерых автоматчиков, просто забросали Пандича гранатами. Одно утешение – погиб он, похоже, сразу.
Бегемотенко сначала бежал с ними наравне, но потом лишний вес взял свое и он, тяжело дыша, притянул к себе Зайцеву и сказал:
- Ты давай, кнопка, беги быстренько, лапками перебирай. Я здесь, увалень эдакий, в лесу спрячусь и пережду, а потом догоню вас у озера, ты не сомневайся.
Он улыбнулся ей, а глаза в этот момент оставались неподвижными и бездонными. Она крепко обняла его и поцеловала в щеку. Бегемотенко выпрямился, порывисто обнял Волкова и, вполголоса, думая, что Зайцева не слышит, сказал Волкову:
Ты уж там поработай за меня, Серый. Погромче сыграй, слышишь? Чтобы ударные вокруг слышны были. А я сейчас с ребятками вальс-бостон буду танцевать. Гладишь, на один танец и задержатся при таком-то кавалере.
Бегемотенко еще раз посмотрел на них и скомандовал:
- Бегом теперь, времени нет.
Волков скрипнул зубами, махнул рукавом по глазам, подтолкнул вперед ватную от предчувствия чего-то страшного Зайцеву и бросился за ней напролом через лес.
2.
Пулеметчик Микки сидел у ДОТа, курил ганджу и время от времени крупно сплевывал коричневой слюной вниз. Он внимательно рассматривал какого-то жука рвотно-желтого цвета, который карабкался вверх по его высокому, на толстой прошитой подошве, армейскому ботинку. Жук на секунду замер, а потом пополз дальше, оставляя за собой ярко-зеленый след неспелого жучиного говна. Микки скривился и затряс ногой, пытаясь скинуть насекомое.
- Сан оф зе бич, блять! Весь Мартинсен абдристал бастард! Дажи жукки здесь партизанские. Факинг в рот джангл и в рот ебись эти балота нах!
Облегчив душу, Микки встал во весь рост и с облегчением обоссал большой валун, к которому, когда он сидел, прислонялся спиной. Он размашисто стряхнул, застегнул ширинку и развернулся в сторону лаборатории.
Лаборатория представляла собой большую армейскую палатку, затянутую маскировочной сеткой и присыпанную еловыми лапами. Полог палатки распахнулся и оттуда вывалился, раздетый по пояс, рядовой Гуффи. Он был тощ, как бычий хвост, нетрезво покачивался из стороны в сторону и явно получал удовольствие от того, что лихо откосил от передовой и попал на объект зед-4-пи-12. Гуффи еще раз нетрезво качнулся и заорал пьяным голосом:
- From ze mauntinf, til ze ousheeeen…………!
Но тут же осекся, хыкнул и упал как подрубленный, получив удар прикладом F-116 прямо поддых от подбежавшего Микки. Он упал в траву, скорчился и только ошарашено водил глазами по сторонам. Микки брезгливо посмотрел на него и снова сплюнул:
Сцуко, анималь. Ща точна нас спалит Им, Элтан Джон фэгот. Раскрутить бы ево как следует и ебнуть об зе волл. Стены нет нихуйа в этой вайлд кантри!
Он вдруг замер и нехорошим взглядом сверкнул сверху вниз, каким-то особенным образом разглядывая Гуффи.
- Уи хэв лабараторыя беспезды. Намешать бы йиму пойзона и прогнать порожняк што это испаренийа балотные или багги-киллеры неибаццо. Или – где щас передовая? – отправить бы ево первым же трейном в Боб….
Он не договорил и оглянулся на оклик. Почти одновременно с этим Гуффи вырвало, на его и так испачканных сзади штанах расплылось омерзительное коричневое пятно, и он успокоено уснул. На лице его блуждала дебиловатая улыбка.
На дороге, уперев руки в бока, стоял капитан Донни Дак. Микки непроизвольно вытянулся и быстро пошел ему навстречу:
- Сир, нах! Дакладываит сиржант Микки! За время вашева атсутствия achtung! не выявлено за исключением группового насилия над солджер Гуффи, юзинг ево бессознательное кондишн! В остальном все заебись, охранение ловит ништяки и прецца от beer&chips беспезды!
- Расслабицца беспесды! Гет факд этава иблана, гаваришь? Харашо. Гуд, гаварю. Нада ж салдатам нашего доблестнава абъекта палучить релаксейшн . Пидар не герл, жениццо не надо, а, Микки?
Капитан захохотал и пошел к лаборатории напрямую, по траве. Микки устремился за ним, и скоро они исчезли внутри. Гуффи продолжал сладко спать и не услышал, как в лесу чего-то сильно испугалась сорока и, застрекотав, низко пролетела над озером, направляясь к расположенному неподалеку городу.
3.
- А чего же там дальше было, дедушка?
- А дальше, внучек, было вот что. Долго ли, коротко ли, крались наши богатыри по лесу, а только увидели, в конце-то концов, логово вражье, логово лиха черного. А там лиха этого тьма-тьмущая, да еще сорок-сороков. И ждали они в засаде лежучи, тихо как мыши, три дня и три ночи, да потом еще три раза по стольку. И дождались они минуточки желанной. Когда мать сыра-земля сама травой их укрывает, да небушко голубое дождями супостата в дом гонит, да ветер-братик все звуки заглушает. И поднялась тогда сила богатырская, да выхватила гром-горшок волшебный, да взмахнула плетью-саможженкой, что в тот горшок вставлена была! И швырнул главный богатырь той силищей во врага – змея лютого! И громыхнула земля, и шел тот гром из края в край, из земли в землю. И улыбались люди, и расправляли свои спины, и радовались грому тому!
- И победили богатыри, а дедушка?!
- Победили, внучек. Да только не совсем. Сгинули все вороги как и не было, а только люди бают, что зло их и до сих пор на нашей земле таится, ходит черной тенью-плесенью по ночной стороне и ищет себе жертву среди люда нашего. Так что беги-ка ты спать, а то вон и ночь уже надвигается, дли лихого дела самая пора.
- Спокойной ночи, дедушка!
- Спокойной ночи, внучок мой! Вот целую тебя в лобик на ночь. Беги, давай-ко….Беги- ко…Ушел што ль, пострелец нах? От и заибца нах, пусть спит. Щас косяковского дуну, запью вискарем ниибаццо зловредным и тоже откинусь. А и правда, о каком таком остатнем зле народ та пиздит? Хуй их разберешь, ебланов. Гонит поди народ, аццкий сотона, гыгыгыгыгыгыгыгыгы!
P.S. Все догадки по ходу данного повествования и попытки опорочить кого-либо, преследуются строго, беспезды и по закону. Во время написания рассказа пострадал только один падонок поскольку таковое написание без допинга невозможно в принципе.
Оле-оле(с)
Дядько Глым