(В этой части вы узнаете, как колобок и от дедушки ушел и от бабушки ушел. Ведь в популярной детской сказке, детали побега утаиваются правительством и федеральными службами.)

Жил-был в одной тихой деревушке, на окраине космодрома, дед-говноед со своей старухой-проблядухой. Прожили они длинную, как висячий хуй деда, жизнь, и потихоньку готовились принять смертушку неминуемую. Никому не мешали, ни на что не жаловались. Бабка хозяйство потихоньку вела, а дед с утра закладывал свою тощую жёпу на печь и тихонько лежал, участливо попердывая сверху, иногда бывает пизданет че-нить, да и то не в тему.

Долго ли, коротко ли, заебло деда весь день за печкой сверчкоф дефлорировать, пошевелил он мозгом минут 5 и выдал:
- Ебааааааацца срацца! Заебло блядь, сука, нахуй, надо это, говно вхуй, ибо нехуй!
Смекнула бабка - дед дело говорит, ну и решила она испечь, сука, колопка. Поплелась старая в амбар, по сусекам помела, по пелотке поскребла, набрала радиоактивной муки, замесила тесто и хуйнула все это дело в домну. Через полчаса выколупала получившийся шматок и положила его на подоконник остывать.
Ебнули они с дедом по стакану спиртяги и завалились под стол сеансу набираться.

Проснулся значит дед, переебал бабке кованным лаптем по рылу, дабы навести на нее свежесть после сна, глядь, а на подоконнике сука, только куча теплого вонючего говна тлеет, и никакого блядь, понимаешь, колобка. Накинулся тут дед на бабку, пиздит ей кулаком в морщинистое ебло и приговариват:
- Н-на сука, получай старая пизда, будешь сука знать, как ништяки в одно рыло точить!
- Ты охуел штоли, штарый - оправдывается разбитыми губами старуха - вот те крешт, ни крошки в рот не брала ш утра, ебать мой волошатый клитор!
- Ща ты у меня в рот то как возьмешь!!! - все сильнее распалялся дед.
Одной рукой он держал сожытильницу за сучавку (остатки волос - прим. автора), а второй начал спускать штаны. Достав сморщенную, вечновисячую 30-ти сантиметровую елду, он принялся шлепать ей бабку по разбитым губам, но не добившись никаких успехов присунуть, он присмирел и устало опустился на стул.
- Мудак ты блядь опупевший - сказала бабка и потянулась за стоящим рядом топором - ща ты у меня на обрубках ползать будешь сука.

Остановил неумолимо приближающееся смертоубийство грязно коричневый шар, вкатившийся в дверь. Завоняло.
- Папа, мама! Ебать мой хлебный хуй! Здарова сцуканах!
Веселый тон колопка заставил старуху прослезиться и опустить топор.

Пухлоеблое хлебо-булочное изделие, явно не оправдывало ожиданий возложенных на него стариками. Похожий на свежескатаный шар жука-навозника, колобок улыбался острыми и длинными, похожими на ржавые гвозди зубами и вращал желтыми, с красными прожилками глазищами. Воняло от него даже не как от куска говна, а как от обосраного бомжа, который наелся тухлых яиц и вывалялся в собственной блевоте.
Ну хули делать, не вызывать же отдел по борьбе с аномальными явлениями, приютили бабка с дедом выблядка бородинского.

Поднялись с того времени старые хрычи, стали за деньги показывать удивительного калапка соседям, а потом даже устраивать показательные бои своего зубастика с прочими бойцовскими жывотными деревни. Для придания зрелищности боям, старуха стала все реже кормить калапка и все чаще запирать его в амбаре, откуда по ночам раздавалось хрипло-чавкающее шипение. А дед как-то споив да выебав деревенскую бабку повитуху, спиздил у нее снотворное, после чего усыпленному колопку выбил зубы дрыном и вставил новые - металлические! Вобщем сделали они из колопка, как потом оказалось на свою беду, настоящую машину смерти. Хлебный полу-киборг мутант стал очень агрессивным, перестал разговаривать и его приходилось приковывать в амбаре к спиженному с космодрома титановому каркасу какой-то хуйни. Но как говориться, когда все очень хорошо, значит скоро будет совсем хуево.

Однажды ночью, страдающий гипертоническим энурезом дед, проснулся от того, что его энурез прогрессировал еще и до метаболического калонедержания. Под жопой и спиной хлюпали непереваренные отходы морковки, капусты, кваса и лесных орехов. Схватив аккуратно сложенный, парадно-праздничный кошачий тулуп бабки, он принялся ликвидировать последствия аварии своего желудочного реактора. Увлекательное размазывание зловонной массы по бабкиной одежке, прервали какие-то подозрительные звуки из самого темного угла халупы.
Свесив обосраные тощие ляжки с печи, дед решил вспомнить былые времена и, прыгнув с печи, попасть в стоящие внизу валенки. В валенки то он попал, вот только не ногами, а своей тупой лыбящейся репой. Ну хули, забыл старый дурень, что бабка на всякий случай привязывала его за ногу к печи кажду ночь, толи чтобы не съебался куда-нибудь ночью, толи это была какая-то сексуальная игра, один хуй не помнил уже ничего. Раздавшийся глухой удар и последующее отчаянное мычание так и не разбудили бабку, созерцающую эротический сон, в котором ее дряблый анус ебал богатырский хуй Алеши Поповича (ПОПОвич АХТУНГ!!!) а Соловей Разбойник лихо свистел в ее старую, раздолбанную, лишайную пизду.

Немного оклемавшись, дед вспомнил, зачем он решил спуститься вниз. Перегрызя остатками зубов веревку на ноге, старый красногвардеец взял висящее на стене ружье, и тихонько, пощелкивая яйцами начал приближаться к источнику звуков.

В такой темноте не только черт ногу сломит, сам сатана залупу обдерет! А звуки раздавались совершенно четко, хлюпающие какие-то, изредка раздавалось какое-то тихое утробное рычание и треск. В абсолютной ночной тишине это звучало очень устрашающе, и у деда по седой залупе побежали прятаться, куда-то в район жёпы, ссыкливые мурашки.
Запалив в печи лучину, дед вернулся к углу и резким взмахом руки осветил пространство! И тут он увидел ЕГО… Это было просто чудовищно и невыносимо! В углу, над остатками занычкованного дедом на случай третьей мировой войны куском сала, сидел ОН и безжалостно рвал зубами последние куски. Мышонок выглядел просто омерзительно, губы все жирные, скривлены в презрительной ухмылке. Глаза жадные, прямо говорящие: -Ну ты и мудень, нашел куда сало прятать! Лапки трясущиеся от жадности, хвостик лысый и в говне. Выстрелив наглому мышонку из ружья в живот, расстроенный дед, поплелся обратно к печи.

Закинув руки на печь и судорожно подтянувшись, дед еблом к еблу встретился с колобком. Даже в темноте было видно, как с его металлических зубов капает кровь! Пронзительно обосравшийся дед запищал и начал падать на спину. В полете повернув голову набок, он увидал бабку. Только немного странную. На животе была рана, как будто у нее в желудке взорвалась маленькая бомба. Обрывки кишков вперемешку со сломанными ребрами свисали по краям, дряблые сиськи были заляпаны кровью, а на остекленевшем, изуродованном лице застыла гримаса ужаса. Также в комплектации бабки не хватало ног, а откушенные губы с куском челюсти свисали на лоскуте кожи, которая когда-то была щекой.

От удара спиной, испуга и неожиданности, у деда начался обширный инфаркт миокарда. Боль в сердце все нарастала, мышцы парализовало, из глаз покатились слезы. Вот в таком непотребном виде и начал пожирать деда колобок. Вгрызшись зубами в пах, хлебный киборг долго рычал и извивался, пока не откусил кусок жопы вместе с хуем и яйцами. С хрустом заглотив моче-половую и калоизвергающую системы одного из своих создателей, колобок принялся за ноги. От шока дед не терял сознания и видел, как его нижняя часть туловища после поедания, немедленно превращается в говно, тут же вылезающее из жопы раздувшегося кругляка. Откусив коленные хрящи, колобок принялся жадно пить кровь, хлеставшую из ужасных ран. Охуевший дед еще не умер, когда чудовищные зубы начали сдирать с ног кожу, и видел, как медленно обнажается подкожный слой жира и мяса, когда-то не раз спасавших его ходулей…
Долгожданная смерть пришла только через полчаса, когда ненасытный колобок добрался до легких. Немного покатавшись по оскверненной халупе, колобок сытно отрыгнул ногти, выбрался во двор и весело покатился в лес.

МЫ В ОТВЕТЕ ЗА ТЕХ, КОГО ПРИРУЧИЛИ!