Даже на мой весьма невооруженный взгляд Василий Пригодич явно владеет литературным мастерством. На удафком он пишет длинные, полные самолюбования и снисхождения (а как мол еще здесь писать умному человеку) рецензии и комментарии. Фигура колоритная и слава Удаву, что это возможно. Кстати обращает на себя внимание, что отзывы «неформат» последнее время почти исчезли. Это значит, что формат расширился. И, тем не менее, есть противоречивость в самом присутствии такого аффтора на таком ресурсе. Даже не смотря на неловкие заигрывания с комментаторами, он выглядит здесь динозавром.

И решил я использовать этот случай для небольшого замечания о многострадальной советской прослойке – творческой интеллигенции, тем паче, что перед нами классический ее вариант - питерский «шестидесятник».

Заглянул на страничку Василия Пригодича на поэтическом сайте. Стоит солидный пожилой человек с окладистой седой бородкой, слепыми очками. Но опять-таки нелепое противоречие - сигаретка и галстук-бабочка резко контрастирует с наглухо застегнутым пиджаком и желтым полиэтиленовым пакетиком. 

Декларируемая творческая свобода и гражданская позиция явно противоречат с предсказуемой, банальной трепотней ограниченной набором клеше тем (Бродский, Живаго, Ахматова) журнала «Огонек» конца 1980-х гг.

Называет он себя барином, но рупь за сто все они вышли из рабочей питерской аристократии, хорошо описанной Ю. Лотманом.

Василий Пригодич пишет:

«Немало блудил я – мудак-диссидент,
Таился, как вор, но востёр был и прыток...
Да здравствует мой господин Президент
И слабая власть без расстрелов и пыток».

Автору импонирует высокое звание диссидент, но он в то же время стесняется и делает характерную, прямо по Фрейду, приставку. Да, дескать, я великий, но вполне адекватный. Что тоже очевидно противоречиво. И еще одна характерная черта – с одной стороны кичиться диссидентством, а с другой своим членством в какой-нибудь одиозной литературной организации («литературная организация» звучит само по себе пошло).

«Мудак-диссидент» – вот пожалуй квинтэссенция советской творческой интеллигенции. Это на просто мировоззрение, а тип мышления, которое уходит в прошлое навсегда. Особенно тоскливо становится как зажалуется Пригодич на здоровье, как начнет обращаться к своим прямым потомкам, очевидно понимая, что с социокультурной точки зрения сам он представитель тупиковой ветви развития.

Функции интеллигенции становятся очевидней через призму говна (прямо по Ленину получается).  Если первая категория граждан (пэтэушники) срет и не убирают за сбой, то вторая категория (обыкновенные люди) это делают обязательно. В свою очередь третья категория (культурные люди) вынуждены делать это и за себя и за других. А вот существенное отличие четвертой категории, собственно интеллигенции, заключается в том, что она берет на себя ответственность за то, что все срут, при этом сидя в гавне по уши.

Если по Пелевину современная культура – плесень на нефтяной трубе, то советская диссидентская культура кормилось от испражнений советского государства. Их место никто не займет, потому что этого места больше нет. Стоит ли грустить? Ведь появилось место не только для бесноватых детективщиц или быдловатых конъюнктурщиков-графоманов, но и, наконец, для по-настоящему свободных интеллектуалов, которых сам Василий Пригодич судя по рецензиям высоко ценит.