Проснувшысь паутру, Тузег – боевой кабысдох погранвойск Белоруссии, которого шпиёны всех мастей ласково называли «Сабачка, атпусти пажалуста мои яйца», отработанным движением перекусил дужку навесного замка на двери вольера, и по пластунски двинул в сторону леса. Там, на опушке, его дожидалась заботливо зарытая накануне кучка костей, што остались от очередного неучтенного нарушителя белорусской границы, и полторы банки отжатой у тово же везунчега тушонки. Откопав первую попавшуюся тазобедренную косточку, Тузег уже было занес над ней свое зубастое ебло, но тут, кагвсигда некстати, в нем сработало профессиональное чутье. Патамушта какой-то мудак в белом маскхалате и ластах взял, сцуко, и наступил Тузегу сразу на обе задних ноги.

Слегка ахуев, Тузег поднял свое сабачье лицо и тут же ахуел аканчательно: вокруг него, старательно путая следы, изо всех сил съебывали за границу три каких-то ебаната. Замаскированные по самое нихачу в бабушкины халаты, нарушители кругами ходили по опушке вперед жопами, прыгали из стороны в сторону и сыпали вокруг себя красный перец, штобы никто их если чо не нашол, а на все Тузеговы «А сопственно чозанах?!» отмахивались и отвечали «Э-э-э, слющай, атыбысьнахуй, да?». Тузег уже было прицелился к самой жирной из скачущих по снегу вырезке, но его мечте о вкусной и здоровой пище в этот день паходу сбыцца суждено так и не было – на опушку со всех окрестных ёлок уже сыпались бравые белорусские погранцы. И как не притворялись хитрые нарушители всякой флорой и фауной, от расплаты они так и не ушли:  разлетелись по зимнему лесу валшебные звуки песдюлей,  зубы и крики шпиёнов, и уже через полчаса только эхо да охуевшие глаза местных белок напоминали о разыгравшейся в глухом белорусском полесье драме…




З.Ы. А Тузег мяса так и не пожрал. Надо было в эстонскую погранслужбу идти, там шпиёнов отобрать хуй успели бы...