Палитсейский Ольсен вот уже трицать читыре минуты тирпилива сидел в засаде и ждал каманды на штурм. Их падраздиление падняли па тривоге и привезли к зданию банка в центре Гааги ( блять, абасцака, а ни название горада! Сразу жы наш удавкомафский Гаго с иво ибанутыми высерами пирид глозами фстает! ) и приказали ждать… Время тинулась очинь медлинна, буд-та бы в замедлиннай съемке какова-та третьесортнава нимецкава порнафильма, кагда сантехник полуфставшей елдой ибет ачиридную дамахазяйку.
«Вот блять! Ну и работа! – думал пра сибя Ольсен, - сидиш туд пад деревам, голуби тибе на голаву срут, а ты дажы прагнать их ниможыш. Гаварила мама, штоп на гинеколага учился – вот бы заепца была бы! Еби сибе пациентак и в хуй не дуй. А туд блять сидиш и фтыкаиш».
Из размышлений иво вырвала каманда лийтинанта: «Ольсен! Лави этава пидора! Он через акно ушол!» Ольсен резка фскачил и, заметиф быстра удаляющуюся тень, митнулся за ней.
- Стаять блять, гандон! – кричал Ольсен, набирая скорасть, - Стаять блять! Палитсея нахуй!
- Да пашол ты фпесду! – пракричал в атвет убигающий и, паказаф Ольсену «фак», притапил сильнее.
- Ах ты ж блять! – палитсейский брызгая потам, стикающим у ниво из-пад бронижылета, астанавился и передернул затвор, - Стаять, паскуда блять! Стрилять буду нахуй!
Раздавшыеся высрелы каг-та странна павлияли на убигавшева приступнека. Вместа таво, штобы паднажать, он свирнул в парк и, сарвав с сибя штаны с разбегу впендюрил какой-та телке, каторая так ниастарожна стала ракам, паднимаясь с лужайки.
- А-а-а-а-а!!! Бля-а-а-а-а-а!!! Ебу-у-у-у-ут!!! – взвыла падруга, всем сваим видам паказывая, што такая кароткая прилюдия в палавых ласках ей нихуя нинравицца.
- Заткнись, шалава йобаная! – прикрикнул на ние приступнек, йобнул ие кулаком па галаве и, увидеф, што падруга успакоилас, начал савершать над ней вращательна-паступательные движения, каторые у нас в прастанародье именуюцца еблей.
Ахуев ат ниажыданнава расклада и нагласти приступнека, палитсейский Ольсен рванул в парк и, падбижав к месту, где приследуимый каг будта нив чом нибывала ибал савиршенна пастароннюю дивицу закричал: «Да ты, сцуко, ахуел! Мала таво, што ты аграбил банк, таг исчо и ебеш каво нипопадя!»
- Пашол нахуй, сабака палитсейская! – таким был атвет приступнека.
- Чо блять? – Ольсен са всей дури уебал прикладам приступнеку па спине и заарал, - Да я тибя блять за изнасилавание пассажу!
Ат удара прикладам па спине, хуй приступнека наканец-та вашол на всю длину в песду телки, каторую ебал собственна сам приступнек, ат чиво ана, ачнуфшысь, аткрыла глоза и сказала што-та типа: «Ой!»
- Вот видиш! – павирнувшысь иблом к Ольсену сказал падазриваимый, - нихто тут никаво нинасилует. Фсе па абаюднаму сагласию. Таг што пашол нахуй атсель, а то я на тибя в суд падам!
Услыхав валшебнае слова «суд», палитсейский, каг законапарядачный гражданин ришыл утачнить данный мамент у начальства.
- Альо, лийтинант! – прапиздел он па –галандски в рацею.
- Че нада? – данислос сквозь шумы радиопамех.
- Эта Ольсен! Прийом?
- Блять, пидрила ты йобаный! Ты хде лазиш, сын праститутки и наркамана?
- Дык бля! Приступнека паймал!
- Види иво сюда нимедлинна!
- Нимагу! Прийом!
- Ты чо, савсем ахуел? – голас лийтинанта был разражонным, каг весь пиздец, - сказана тибе «види нимедлинна»!
- Нимагу! Он миня судом пугаит и нахуй пасылаит!
- Дак блять йобни иво дубинкай па кумпалу и валачи сюда!
- Да не магу я – он ибецца!
Тишына в рацеи длилась окала читырех минут, после чиво рацея ажыла.
- Альо, Ольсен?
- Я блять! – атветил палитсейский.
- Ты там исчо с падазриваимым?
- Да.
- А он исчо ибецца?
- Так точна!
- Тагда въебывай аттуда па-быстраму, иначе наступит пиздец каг тибе, так и всиму палитсейскаму управлению!
…
Темната аканчатильна захватила горад Гаагу. Палитсейский Ольсен посли тижолай смены пашол в квартал красных фанарей, снял сибе паблядушку и с чувствам глубокава удавлетварения паебывал ие на диване в сваей комнате. Многие паситители увисилительных завидений привычна заняли сваи любимые миста и папивая гаричительные напитки, папыхивали в свайо удавольствие. И толька бедный приступнек вынужден был все снова и снова ибать девку, на каторую он так никстате напрыгнул в парке. А фсе патаму, што за ним слидили опытные глоза лийтината, каторый сидел на лавке и ждал аканчания палавой ебли.
- Давай-давай! – падбадривал приступнека лийтинант, - фсе равно большы читырех раз нисможыш. А патом я тибя аристую.
Такие вод суровые законы Нидерландаф, уважаимые. Пака ибешся – ниприкасаим. Как толька кончил – в тюрьму. Бляцкая страна, бляцкие нравы, хуле…
Источник -
http://www.newsland.ru/News/Detail/id/294974/cat/37/