На этат раз нага кареспандента Удафкома ступила не на исхоженые вдоль и паперек трапинки и магестрале Пиндосии, а на деффственные прасторы Швейцареи - основного паставщека пацанских чясов и мужыкоф с барадой в песдатай красивай форме, стаящих у двирей кобакоф и с пратянутой рукой аткрываюсчих двери вхадящей публеке.

Пуглива азирая незнакомые пейзажы, архетектуру и сверкающие ливреи абарегеноф, ваш корр., азираясь перемесчалсо в сторану бальницы аднаво из швейцарских гарадков, где атныне распалагалсо вызвавшый жывой интерес прессы субъект. Прадвижение было несколько затруднено абилием швейцарофф, паминутно  норовясчих с паклоном аткрыть перед ним какую-небуть дверь и сарвать манетку. Барадатые швейцары стаяли у каждай двери, калитки и каналезацыонного люка, биатуалета и трансфарматарнай бутки, некатырые проста ставели на тратуаре перенасную дверь и приглашали вайти в ние с хитрай улыпкай. Некатарые аднавременна сабирали из множества малиньких шистиренак чясы и упаковавали их в разнацветные каропки с натпесью: "Чясы швейцарские и ниибет. Не кантавать! Кукушку не кармить!"

Аставшысь пачти без наличных срецтв, пасетив множество заведений, домов, палесаднеков и сабачьих будак, ваш корр. дастиг заветнай цели. Атдав паследний петак барадатому мужыку у двирей бальнитсы, аказавшемуся главврачом, он с трепетам праник внутрь в предвкушении фстречи с челавекам-пауком, ацкем альпенистом па кличке Шлеп.

У многех знаминитастей вся жызнь - эта сплашной, непрерывный взлет. Жызнь нашего гироя прецтавляла сабой адно сплашное, затежное паденее, пака, наканец, едва не завершылась на пичальнай ноте - "А-а-ай-я-я-айбля-я-я!". Длитильнасть ноты можно лигко ращетать па формуле свабодного паденея тела с высаты 200 метраф.

- Доктар, - спрасил пашвейцарске кареспандент, - а где же полата пастрадавшего?
- Петачок пажалуйте, барин, вот эта дверца тады и аткроецо, - прасипел  швейцар.
- А вот эта ты видел? - вспылил кареспандент, паднася к сизаму носу доктара здаравенную фигу.
- А каг же, радимый, дахуя рас видел, пачетай кажын день па десить раз кажут, а кои и в морду съездить норовят!
- На тибе... - пашарил па карманам кареспандент, - на тибе ирискотузег, сцуко, и фантег ат жвачки! Больше ничево нету!
- Исполать Вам, барин, прахадите фполату...
- А ты миня не наибал, барадатый? Где тут кравать бального? Адни голые стены, да коврек на палу... Блять, а пачиму коврек с галавой? Хуясе... Ого!
- Пашол нахуй, - прашыпел коврег, аказавшыйся тем самым альпенистам, - ходют тут, денек не платют, ноги не вытирают!
- Извените, - смутилсо кареспандент, тщятельно вытерая ноги ап коврек.
- А-а-а, сцукооо! - взвыл коврек и палез на стену, привычна вбивая па пути крючья и развешывая виревки.
- Щас уибеццо, вот аккурат до тово торокана паднимецо и уибеццо, - зевая, сказал  доктар.

Мима кареспандента прашелестел, пакачеваясь, как пажелтевшый лист, и плавна апустилсо на пол альпенист Шлеп. Абганяя его, на пол пасыпались куски штукатурки.
- Тихий чяс, - праизнес доктар, напесав на абоях: http://lenta.ru/news/2007/08/11/climber/