I

В саду, где пруд, заигрывавший с тенью
твоей, являл автограф запустенья,
благодаря бушующей в нём тине,
шёл дождь. И ты, не

найдя себе убежища в тенистом
садовом крове, изучала пристань,
где, как твоей тоске альтернатива,
склонялась ива.

Ты здесь стоишь сто лет… Соседство ивы
и век – тебя лишают перспективы
мутировать из мрамора в русалку
и бросить палку. –

Куда здесь плыть? Куда дороже склонность
принять свою же неодушевлённость,
как лучшее лекарство от пустот и
сиротства плоти.

II

…Гладь водоёма сохраняет верность
твоей позиции. Дрожащая поверхность
хранит твоё рябое отраженье,
как часть решенья

той теоремы, что на этом свете
мы все недвижны, попадая в сети
привязанности к месту, в рай из вёсен,
предтеч и вёсел…

Что сё имущество, твой инвентарь и бремя
важнее, чем деревенеющее время,
которого не видишь и не слышишь,
которым дышишь,

что в будущем твой образ двинет дальше
любой возможной лодки или баржи,
которой нет пока, пока Евтерпин
лимит исчерпан…



ЗЫ
Афтэру самава песдатава кавера я подарю своего любимого утёнка из колекцыи игрушек «Киндыр сюрприс». Он такой беленький с жолтеньким клювиком и розавыми лапками. Вам панравица. Жжыте. Ваш НРР.