Вся наша жизнь – это одно сплошное наебалово.
Куда-то ускакали все эти ебанные видения, в которых бежит ебанутый на всю голову Форест Гамп, где орет не своим голосом хуй знает живой ли еще Джо Долан, который непонятно каким образом и затесался на "Романтически ниибацца сборник", который дежурно включается, когда в назначенный час "Ч" жена приходит в твою комнату напоебацца. Но это грубо. Приходит в феерическом экстазе слиться со своим сюпругом. В порыве искрометной любви и желания. Аго, типа так. Приходит она, а не ложится еженощно рядом, по простецкой причине - сюпруга этого , мужа ее, кидает 20 ночей в месяц в разные стороны. Во сне. Не говоря уже о полнолуниях. Потому он спит отдельно, в отдельной комнате, которую он купил спецом, для семьи в три человека трехкомнатную, что-бы была для него своя комната, 2 на три. А все ебанутая юность, в сапагах, под эгидой злоебучей ООН. Голубые береты, с желтыми шевронами и мендальками из латуни, вертушками, енотами. А Джо Доллан орет, сука, "ай ду май далинг", песдабол старый, и песня у него ему под стать. 
"Это без разницы", бял.
А вокруг вертится, вертится, ускользающий мир-наебалово. Он кидает прямо в ебало где-то, краем глаза, увиденные киношки, там где с чего- то начинается Родина, Харатьян кричит "За то что верны мы птиццам весны", Харлей Девидсон сидит со своим камрадом Мальборо на козырьке панельно-фанерного псевдосдания, курит сигару и спецыфически цыкает сцуко зубом, повторяя "Яебал врот, камрад, яебал". Потом какие-то пендостанские домики, в ряд и под штангенциркуль вычерченные, где газетки валяются под включившимся фонтанчиком поливчика, а в газетках аццкие статьи о Карибском кризисе. Потом еще - опять сраный Долан выебывается голоском своим о друзьях, о завтра и о игре в жизнь. О сегодня. Лет сто назад или пиццот. Кукукнул злоебучий куип гдето, вроде, а Доллан заорал о любви. Да когда ж ты сука заткнешься. Жена. 
Ага, точно, жена лежит пластом на тебе, сверху, ее 40 килограм а тебя 92. Ей удобно, да и тебе тоже нехуево. И вот они - моменты кайфеца. О них ты мечтал, валяясь ночью в крошеве камней, в 40 километрах от Луанды, размазывая сопли по раскровавленной морде, неумелой левой рукой вкалывая третий и он же последний  2-хкубовый пузырек бензедрина в правое предпльечье, ниже которой дергалась в конвульсиях веревка, в которую превратилась твоя правая рука. "Правая рука укажет дурака". 
Правило буравчика, 3 курс электротехники. Да потому что все - наебалово.
Оно, все, то что - настоящее - оно ушло. Как-то само по себе, ушло, перекликаясь с Джо Дилланом (кто это вообще такой, откуда оно взялось в плэйлисте?). В припеве оно орет "Это все без разницы". И никого не ебет, что они все так же сидят в барах, в спортивных штанах с лампасами, в туфлях.  Что те кто не сидит - нахуярившись безалкогольного пива, хуярит с пятизарядки в небо, с криком "Четвертый взвод, гип-гип!". Все эти хрущевки, из окон которых играет сначала Пьеха, потом Высоцкий, потом с неделю Ласковый Май, потом вываливается бобинник, а кассетник, иногда, в августе и феврале играет "Черная птица, через границу, к русским зарницам несет...", и "Если б только я мог - я достал бы звезду, чтобы стал мой старлей - капитаном"...
А потом первый этаж купят под красную линию, там будут автоматы, пивнуха, аптека. И это все будет наебаловом. Автоматы зароют пяток идиосинкразирующих клоунов в долги, пивнуха предоставит разбавленное разливное под названием "Гёссер", на самом деле являясь клинским, аптека пренадлежит хачеку и нехуй удивляться, когда купленные в ней гандоны лопнут. а аспирин не проаспиринит.
Форест Гамп песдовал себе пешком и бежком. И ему было похуй что он уже в газетах. Вот он, Форест - не наебалово.
- Ты спишь?
- Почти.
- Ты что-то бормочешь. Кто такой Джо Диллан?
- Да никто. Уходишь уже?
- Да, пойду. Ты не обидишься?
- Нет. Ночи.