Жарко. Дышать нечем, вагон трясет, еще 5 остановок, чтиво читается, пролетарии тихо воняют, вива-подземка! Тетка, сцуко, ты такое слово – «дизадарантъ» – знаешь, нет?
Ура, приехали. Оркестр, ковровая дорожка, еще бы трамвай сразу. В гонке к эскалатору побеждают только чемпионы. Потеющее стадо 15-20 голов проносится, остальным спешить некуда. Топаем. Переход длинный. Я бы не обратил внимания, я бы прошел мимо, но я шел слишком близко и на секунду заглянул в эти глаза. В них ничего не было. Совершенно. Она ни от кого и ничего не ждала. Глаза пустоты. Маленькая сморщенная ладошка вперед. Несколько монеток. Я тормознул, достал кровные. Это не на водку, я вижу, это – жить.
Неделя или больше. Я снова там. Я смотрел вдоль стены уже специально. Бабушка. Возьми, пожалуйста. Нет, нет, слов не надо, я спешу.
Еще несколько дней. Черт, я же могу дать больше, почему я этого не делаю? Бабушка, возьми. Вслед затихает даже не выкрик, а скорее птичий писк «Спасибо..». Я не останавливаюсь, мне стыдно…
Я появляюсь там постоянно, иногда я вижу эту сгорбленную фигурку, иногда ее нет, и я думаю – неужели все? Неделя-две – а, живем, бабуля! Главное – не останавливаться надолго, потому что потом горло перехватит эмоциями и я опять захочу убить. Бабушка, да какая разница, как меня зовут? Возьми, и все. Я прикасаюсь губами к сморщенной щеке и бегу к эскалатору.
Другая дорога, я сменил путь, я не бываю там. Иногда я специально приезжаю, но ее нет. Пару раз удается застать. Разговариваем. Рассказывает мне, что из метро выгоняет милиция. О, как я люблю и уважаю, вас, люди в серой форме! Благородство ваших стремлений! Искренне желаю вам всем, выблядки, такой же старости!
Я приезжаю еще несколько раз. Ее нет. Ни в метро, ни наверху, ни в переходе под проспектом. Бабушка, где ты?
И у меня так и лежит нераспечатанной подаренная ей упаковка простеньких носовых платков. «На чистую дорогу». Бабуль, спасибо. И прости меня, если я не успел. Мы в ответе за тех, кого приручили. Я все равно приеду еще раз. Дай Бог, чтобы я увидел тебя снова. Дай Бог…