Венский хор мальчегов, «В мире жывотных».


В мире жывотных.

В нашем беспесды неспокойном мире невозможно постоянно находиццо в напряжении, иногда требуеццо расслабиццо, промедетировать и, так сказать, продуть забившиесо каждодневной суетой чакры.  А где это можно сделать с максимальной эффективностью, как не на природе? Поэтому, я снарядил автомобиль марки ВАС цвета утренней синевы, проложил маршрут в сторону загорода, и рано утром поехал.

Шашлычог и водочька в ахуительно запотевшей бутылке уже замаячили на горизонте, а предвкушаемый аромат жареного мяса достиг желудка. Ровно порезанные помидорки, обложенные пучьками петрушечки и укропчега, как по команде выстроились на тарелке ровно в ряд, и, вместе с соленым огурчегом на вилке, возбужденно ждали своей овощной участи. Воспаленное воображение яркими красками ресовало безветренный зокат, костерог с поднимающисо вверх дымком, вселенское умиротворение и, пачиму-то, нежную трель дятла…

Маршут как назло пересекалсо с гаишным постом, который, как показывает практика, в ранние утренние часы абычьно ничего хорошего водителю принести не может.  Это за бугром милиционеры всеми силами стараюццо оказывать содействие дорожному движению, у наших же гиббонов все совсем наоборот, то есть - через жопу. Не содействие, а – противодействие. Так вышло  и в этот раз.

Дверь кануры, гордо именуемой постом, медленно заскрипела и начала открываццо. Из нее на свет появилось заспанное ебло такой ширины, что сразу стало ясно – за вчерашний вечер ему (в смысле - еблу) стыдно быть не может. Отработал на питерку с плюсом. И по сивушке, и по портвешку.

Утро, солнце еще только-только встает, а он уже вылазиет, сцуко! В вопросах рефлексов я не силен, однако заспанные, еще не продранные глаза ясно давали понять, что без врожденных инстинктов тут никак не обойтись. Ебло, не открывая глаз, повернулось в сторону дороги и вышло из двери, явив под собой жывотастое туловише, а под ним -  две кривые махровые кегли. На кегли были надеты серьезно разношенные говнодавы, из которых на свет божий точали большие пальцы с ахуенно длинными жолтыми ногтями, загибавшимисо вниз к подошве.

В правой клешне гиббон уже держал надроченный паласатый хуй, отобранный не иначе как у зебры, и активно им жестикулировал.

Естественно, остановил, педорас… И явно не доброго утра пожелать. Я уже приготовилсо со всей серьезностью выслушать, как космические карабли бараздят просторы вселенной, а вместо этого:

    #$@#!#$%$%@&, ваши документы!

Хуясе! Сколько раз замечал - либо вообще никак не представляюццо,  либо, блять, такую хуйню себе под нос бормочат, что хуй кто разберет, включая их самих же. Сам если захочешь – никогда не произнесешь. Наверное, приходит с годами.

Этим временем салон машины начал заполняццо вчерашним перегаром подошедшего жывотного, в горле стало першить, а в глазах начала пропадать резкость. Ну нахуя сразу с химической атаки начинать? Стекла начали запотевать. Ну, думаю, щяс еще пять минут глубокого дыхания и мне начьнут шить пьянку за рулем. Шашлычог и водочька сотоварищи уже начинали медленно ускользать, поэтому, стремясь сократить временные патери, я протянул права и техпаспорт. Хотя, судя по заспанными зенками, прочитать, гиббон там вряд ли что смог бы.

    Пройдите на пост для проверки.

Так и есть, букв не понимает. Диагноз, хуле... Азбуку учи, жывотное! Ладно, бля, мне уже стало интересно, кто там в этой будке такой грамотный прячеццо.

То, что открылось моему зрению в кануре, перекрыло даже самые смелые догадки.

Дверь располагалась сзади. Такое архитектурное решение, скорее всего, было вызвано тем, что делают гиббоны обычно все через жопу. Ну, хуле, жопе – жопово, теперь еще и ходят через жопу.

На стене, противоположной двери, находилось одно большое акно, с фасада сильно напоменавшее аквареум. Непосредственно перед акном стоял стол, паходу многофункциональный, и, одновременно, задроченный до невозможности. На столе лежали ниибаццо важные бумаги. Почему именно такие, спросите вы меня? А потому, что для всех прочих бумаг под столом распологалось не менее задроченное жолтое пластмассовое ведро. Стены были выкрашены в какой-то мерзкий паносный цвет, а в воздухе витал не менее паносный запах. Венцом этой раскошной апстоновки явилась масса жира, воспарившая за столом, спиной ко мне.

Вот это нихуя себе гиббоны бывают! Тут, как говориццо, Карабас-Барабас охуел… Да такой хуй куда самостоятельно дойдет, еще десятерых надо, чтобы эту жопу сдвинуть с места - стационарный, блять.  От вида левитирующего жывотного я канкретно ахуел, поскольку ранее ничего подобного встречать не приходилось.

Зрелище, честно признаццо, не для слабонервных. Такую сраку в самолете меньше чем за три билета никто перевозить несогласиццо!

Когда волна шока сошла, под ним удалось разглядеть маленькую табуреточьку, которую со всех сторон обнимали обе половины его жирной жопы. Из дверей даже показалось, что она забилась ему промеж батонов, подобно семейным трусам, превзойти которых по ловкости в подобном действии, по всей видимости, не сможет никто.

Животного природа одарила щедро: туловище было больше похожим на гусеницу, поскольку жир на боках собиралсо в складки, в которые, в свою очередь, затягивалась рубашка. Вверху оно переходило в маленькую  лысую башку с редким пушком, лоснящимсо от пота и еще какой-то хуйни наподобие бреолина, которая покоилась не на шее, а, опять же, на каких-то складках жира, собиравшихсо на загривке.

Рубашка была покрыта свежими потными разводами – гиббон потел, как слон, и, по всей видимости, крепко бздел, что, наверное, и являлось причиной этой мерзкой атмосферы. Но это нихуя не пугало, а лишь только привлекало стайку жирных зеленых мух, от которых он лениво отфыркивалсо по типу каня и даже пыталсо шевелить ушами. Мухи не сдавались и не теряли надежд отложить в такой богатый субстрат десяток-другой опарышей. Превед, кросавчег!

Заслышав мои шаги в дверях, он, не оборачиваясь, сунул свои мерзкие короткие клешни под стол и начал ими яростно совершать возвратно-поступательные движения.

Вот это нихуя себе я попал, промелькнула у меня мысль, – гиббон яростно дрочит на жирных зеленых мух! Или, может, просто поддрачивает, чтобы быть в тонусе? Да в такие места надо с кинокамерой заходить. Зачотный сюжет может получиццо.

Возвратно-поступательные движения вдруг резко прекратились и левая рука начала движение из под стола назад прямо в мою сторону.

Ужос от того, что я в ней могу увидеть, подкатил к моему желудку и, зацепив там недавно съеденный завтраг, активно погнал его к горлу. Мысль о том, что сейчас мной будет заблевана вся канура, думалась все активней и активней, однако, гиббоновская клешня  все-таки опередила завтраг, и в ней я с удивлением обнаружил кулёчег из плотной бумаги, свернутый на конус. Вот это НИ-ХУЯ-СЕБЕ! Ты мне, блять, в него еще семечег насыпь!

Появление кулька на свет сопроводилось фразой, короткой, как выстрел, ахуенно лаконичной и преисполненной глубокого фелософского смыла.

    Дуйте!

Тут я, признаццо, уже не просто ахуел, а ахуел в кубе. Хуясе – дуйте! Сам, нахуй, дуй! Вместе с этим, желание поскорее вырваццо из этого вертепа и сохранить ради шашлычков апетит обязывало быть лаконичным.

    Зачем?
    Проверим вас на опьянение.

Причина инсенуации, как оказалось, лежала на поверхности – жыртресту, паходу, требуеццо липосакция, и на это надо копить, паскольку удовольствие это нихуя не дешовое. Хотя, с другой  стороны, нахуя копить? Если прикинуть, сколько из этого жира можно наделать мыла, так ему еще и должны остануццо.

Желания раскрывать сикреты коммерции я не имел, да и такие состояния, скорее всего, неоперабельны. Ладно, хуй на них, на его проблемы. Единственное, что пока оставалось  загадкой, это - бумажный фунтег.

    А пакет тут причем?
    Как причем? Вы дунете, а я – буду нюхать и определю, пьяный вы, или нет.

Теперь стало понятно, для каких целей гиббон на улице пыталсо обкуривать меня парами вчерашнего перегара. Если ему этот кулег сунуть - разъело бы, наверное, нахуй! Аригинальный метод, революция в диагностике.

    А вы кто? Доктор? У вас диплом об окончании хотя бы медучилища имеется?
    Нет, я не доктор, я инспектор ДПС.

Да уж, на таких в медучилищах не учат. Хуй выучишь. Тут надо мудучилище заканчивать. Поездка из лечебной уже начинала превращяццо во вредоносную, чакры еще больше зашлаковывались. Поэтому, я решил завязывать с лирекой, апстановка уже стала ясна, рекогнисцырока праведена, а по сему -  настало время брать быка за жабры и наносить контрудар.

    Зачем же тогда нарушаете?
    Что я нарушаю?

Попытка гиббона выстроить из себя  целку сразу же провалилась на корню.

    Как что? Вы что, уважаемый, правил освидетельствования на состояние опьянения не читали?  Они, кстати, утверждены министерством здравоохранения. Или вы там на полставки подрабатываете?

    Я имею право направлять на освидетельствование, и сейчас вы у меня туда поедете. А потом – два года пешком будете ходить!

Не гиббон, а властелин мира ниибаццо. Хачю – казню, хачю – нет… Дерзкий аж песдец... Промелькнула мысль не сдерживать себя, а  рыгнуть в пакет чесноком с аджикой (просто ахуеть как люблю ими завтракать) где же тогда будет чистота эксперимента? Там уже хуй какие пары унюхаешь. Как отделять котлет от мух, которые, к слову, как коршуны продолжали виццо над лысой башкой гиббона?!

    Да вы что! И в направлении, наверное, напишете, что нюхали из бумажного пакета алкогольные пары, которые я туда выдохнул? Давайте. Только я для начала вам сообщу, что проверять содержание паров алкоголя в выдыхаемом воздухе можно только с помощью приборов из утвержденного Минздравом списка. Это раз. И операцию эту имеет право производить только врач, прошедший специальную подготовку…

Кулег явно в списке отсутствовал. Видимо, ахуев от такого развития событий, гиббон всем свои телом начал движение, намереваясь развернуццо ко мне, чтобы лично увидеть такого дерзкого собеседнега. Это движение он, видимо, выполнял впервые, от чего не проанализировал последствия. Комната наполнилась аглушительным треском. Едкий пот разъел рубашку, и она, не выдержав напора мощного дельтавидного жира спины, разошлась в местах, где к ней приделываюццо рукова. Из образовавшихсо амбразур на меня уставились два пучька светло-жолтой растительности, также разъетой потом, от которых запах в помещении заметно сгустилсо. Защемленные меж батонов служебные штаны развалились на две части аккурат по единственной извилине нижнего полушария, показав кусок трусов коричневого оттенка. Жывотное удивленно выпучило глаза.

    …Все, что вы можете сделать сейчас – только нюхать. Нюхайте на здоровье, только если вдруг вам чего-то померещится, я потребую двух понятых, которые должны будут поставить свои подписи в протоколе о направлении.

Тут я решил, что, наверное, зря сказал про нюхать… То, что открылось взору на повернувшемсо ебле, заставило меня пересмотреть свои взгляды на проблему. Вместо носа гиббон имел канструкцию, по форме напоминавшую гигантсткую мясистую грушу сизо-сиреневого цвета, из которой во все стороны выступали жирные вены, сквозь которые угадывалось многолетнее беспробудное пьянство. Волчанка. Дописло, хуле…


    Что умный такой, да? Ну, ладно, не хочешь по-хорошему – будем по-плохому. Сейчас будем пробивать вас на розыск и угон. Часа два на это уйдет.

Такая угроза на меня не возымела ровным счетом никакого воздействия, ибо знание – главная сила. Посему, я решил бить врага его же аружием: хочешь пробивать – давай, вперед, пробивай!

    Давайте! Я – законопослушный гражданин своей страны. Для того, чтобы начать пробивать, у вас должен быть мотив – ориентировка. Если таковой не окажется, вы понесете за это ответственность. Сегодня вечером я, собравшись с мыслями, напишу жалобу в прокуратуру, в которой потребую инициировать привлечение вас к ответственности, возможно даже уголовной. Особенно учитывая то, что вы меня сейчас пытаетесь шантажировать. К жалобе я приложу диктофонную запись нашего с вами разговора, из которой сразу всем все станет понятно.

Зенки гиббона достигли угрожающих размеров, а вены в носу напряглись и пульсировали с такой силой, что казалось, еще чуть-чуть и лопнут окропив казенное обмундирование и задроченный стол.

    Впрочем, нет. Лучше я поступлю следующим образом. Сейчас я наберу телефон дежурной части и оставлю сообщение о том, что в отношении меня вы совершаете противоправные действия и потребую принять оперативные меры по их прекращению. Затем данное сообщение я продублирую в управление собственной безопасности. Это их хлеб, пусть работают.

С этими словами я полез за телефоном и приготовилсо набрать номер, чтобы воплотить задуманное в реальность.

Гиббон напрягсо, и мне уже показалось, как медленно, будто в замедленном кино, расходиццо кожа на его носу, появляюццо вены, стенки которых начинают лопаццо,  со звуком новогодних хлопушег, и на свет выливаеццо красноватая слизь…

Однако, столь смелым догадкам не суждено было сбыццо – все кончилось будничьно. Избыток напряжения в лысой башке привел к возрастанию давления на нижнем клапане, которое в некоторый момент достигло критического уровня и вошло в наш беспесды неспокойный мир в виде звука, чистота и глубина которого могла  бы лехко соперничать с гудком нефтеналивного танкера, а запах – с выбросами химкомбината. Гиббон серьезно обосралсо, о чем красноречиво свидетельствовало расслабление, покрывшее его ебло и выступившая на нем испарина. В сложившейся ситуации он решил принять единственно правильное решение – капетулировать.

    До свидания, счастливого пути.

    Прощайте. И больше не нарушайте. Никогда.


Венский хор мальчегов