Волшебный             Жизть в ГумФаковской оопщаге НГУ



Комнаты в этих общагах студенты разделяют на три категории: обжитые, необжитые и засранные. Эта была между второй и третьей. В дружных комнатах студенты, бывает, делают ремонт. Но это, если им всем одинаково это нужно и если им жить там не один год.
Интереснейших, изумляющих и самобытнейших особенностей нашего совместного проживания было много.
Самое первое утро, когда я проснулся в этой комнате.
- Какая-то духота сейчас ночами стоит, нехорошая, – сказал высунувшийся из-под  простыни Саня.
- Да-ааа. – протянул я.
- Андрей Саныч! Просыпайся!
- Ага-а.
Я проснулся и свернул постель с пола, освободив тем самым проход между койками. Андрюха кое-как встал, сомкнул руки, поднял вверх и, не отпуская, так и закинул назад донизу.
- Ну ты даёшь!
- Да не, я просто постепенно так научился.
- Андрей Саныч недооценивает всю неординарность этого упражнения.
- Надо чайник поставить. – подсуетился я.
- Не-а, чувак! Видишь Тимура в комнате нет? Значит он в туалете. Молится. Этак у нас каждое утро, это теперь минут на тридцать.
- А так как это? Разве можно в туалете?
- А он дверь в туалет закрывает, и дверь в умывальную изнутри закрывает. Перед умывальником можно.
- И это ты, Сань, с ним так весь прошлый год жил и не рассказал мне про него такого прикола?
- Ну, я же тебе говорил, что он православный и очень верующий.
- Нууу…
Вот. Вот так мы и жили: утром полчаса, днём бывало и час, и вечером не сильно быстро. А когда праздники, коих оказывается в православии достаточно много, бывало и внеурочно, и даже по два часа. А ведь туалет один на блок. В блоке маленькая комната и наша. А в маленькой жил аспирант с женой.
Как ни крути, а всё-таки в комнате собрались достаточно нравственные и культурные люди, иначе мы могли бы придумать какие-нибудь издевательства, чтобы не позволять Тимуру портить нам жизнь. Объяснить ему что-то словами? Теперь мне это кажется просто смешным. Ведь он уже жил в своём мире.              
У него было только два вида общения с людьми: возвышенное (и тогда он был интеллигентнейшим человеком, это они с Саней могли иногда разговаривать на  исторические темы, инициатором всегда был он сам) и крик (если кого-то что-то не устраивало, и ему говорили об этом, он сразу переходил на крик). Ну и ещё такая разновидность, когда возвышенная беседа случайно забредала в религию и превращалась в крик. На этом она, конечно, и заканчивалась.
В торце комнаты у нас было три встроенных шкафа. Средний – Тимура. Вся верхняя полка заставлена иконами, и лампадка горит. Ну и естественно, дверцы открыты, оттуда вываливается весь бардак хозяина шкафа. Я так прикидываю, это задумано, чтоб все эти святые на Тимура смотрели.
Раньше православная вера у меня как-то ассоциировалась с простотой, чистотой и порядком, ну и, наверное, со стойкой доброжелательностью. Тимур считал чистоту и порядок чем-то мирским.
Однажды он мне сказал таким мягким стесняющимся голосом: «Я бы с удовольствием занимался приборкой, если б у меня было на это время». Всё это дешёвый пафос: «типа, я весь в своём мире, весь готовлюсь к будущей жизни после смерти, она-то и будет настоящей жизнью». Ну, то есть, он как-то почти дословно и говорил.
Даже Саня считал это бредом: «Если уж бог создал земную жизнь, то, в ней, наверное, есть смысл, и, наверное, больший, чем только лишь  подготовка к жизни после смерти».
А вообще, Саня всегда защищал его, когда мы с Андрюхой обсуждали какие-то нелепости тимуровской религии  или просто религии, но сам мог сказать что-нибудь язвительное, когда мы молчали.
Он любил такие фразы как: «Ну, хватит возжигать свою гордость», или «ну, только при мне не надо веру трогать». Хотя как-то он признал, что когда они жили вдвоём, не было никаких компромиссов, было одно лишь давление Тимура.
В ночь с субботы на воскресенье нам никому не хотелось ложиться спать рано. Я мог припоздниться из гостей, Андрей обычно книгу читал, а Саня или учился, или читал, или занимался творчеством (стихи, то есть, писал). Но кое-кому, нужно было спозаранку в церковь идти и проводить там пол дня на ногах. (Через какое-то время, он стал проводить там и всё воскресенье, ведь там ему, наверное, кайфно, а дома-то ведь мы – нечестивые.) Вот он и устраивал нам «театрализованные» скандалы: «В другое время вы, конечно, можете делать всё, что вам заблагорассудится, но от часу до шести по уставу общежития, извольте! в комнате должен быть покой». Я, конечно, раньше парней спать ложился, хотя тоже мог книгу почитать, но само это требование меня бесило.
- Саня! Это же студенческая общага, ну что ты потихоньку не можешь под лампой читать?
- Ну, Тимуру же мешает.
- Это общага!!! Здесь все должны ко многому привыкать! Это такая школа. Я тоже не всегда могу быстро заснуть, но я считаю, что это моя проблема.
Тут у Сани боролось природное чувство такта с нежеланием отдавать это время сну. Где-то через пол года (я уже, конечно, жил в другом месте) Сане стало настолько очевидным его право на чтение в любое время суток, что он уже не обращал внимание на бурчание из-под одеяла, и его душевное равновесие от этого никак не страдало. Кстати да! чуть не забыл, любое возмущение Тимура выливалось обычно именно таким образом. Да! Да! Реально как старая бабка! Ворчит себе под нос, но чтоб мы слышали.
Хотя он делал и мощные жесты. Как-то он вдруг нервно вскочил, свернул постель и ушёл спать в туалет. На следующей неделе, он хотел сделать так же, но там Андрей стирал свои вещи. Он вскричал: «Ах! Вы теперь уже и туда не пускаете! Я должен был быть умнее!», оделся и ушёл по ночи.