Доброе утро, падонак! Если ты это фтыкаешь, то скарее всиво, уже праснулся, вздрочнул, пасрал и припиздовал на работу. Не обязательно в указанном парядке – наверняка кто-то рукаблудил уже в офисе и обсрался, когда его спалил начяльник за дрочкой. И сийчас он бесшумно папердывает в офисное кресло, сербает натуральный кофе из молотых жолудей и сцуко думает, какая у ниво хуевая работа: шеф – каварная свилога, сатрудники – гнусные жополизы, а зарплата – ваще хуйня одноразовая. И ты тожи сидишь такой нисчястный и не знаешь, што в это время люди ныряют в гавно. И это нихуя не метафора. Речь пайдет не об удаффкомовских графоманах, фтыкающих в камменты под своими унылыми высерами в надежде атыскать среди кэгэаэмной жижи што-то вроде «аффтор, канешно, мудак, но и немношко молодец». А о настоящем любителе сигануть с верхотуры в гавно, где с нослождением паплюхацца, пабрызгацца и папускать  изо рта каричневые фантанчики. Встричяйте австралийского чемпиона мира по заплыву брасом на аткрытом сёреве, нипривзайденнава калодайвера и дваюраднава шурина Васи Хоботка – Брендана Уолша! 
 
  Агенцтву Удафф-тасс в майом летсе удалось паапщяцца с этим беспесды уни-кальным таварисчем:
  – Здравствуйте Бреня. Руки я вам не подаю, уж не взыщите. Какая чюдовищная вонь! Да вы – настоясчий катях в ластах. Расскажыте, как это начялось? 
  – Что именна?
  – Влечение к дерьму.
  – О-о-о! Я очинь люблю роцказывать эту удивительную исторею за обедом в большой кампании. Это была любовь с первой ложки. Аднажды, кагда я был маленький, я пасрал в гаршок, а рассеянная мама поставила его мне на столик рядом с пригатовленным зафтраком. А так как мама готовила из рук вон хуево, то в атчаянии я решыл папробовать каричневое Даниссимо сопцтвенава производства. Разница оказалась калоссальной. Я зохавал все до паследней крошки, аблизал стенки и папрасил добавки. Мама не могла панять, о какой добавке я говорю, ведь ее стряпня оказались не тронутой. Потом, разглядев майо чюмазое ебальце, они с папой долго смеялись, падрисовывали мне гавном усы и почему-то называли Вовка Сорокин.
 
  – И как дальше развивались ваши отношения?
  – В восемнадцать лет я подхватил говнорею. Это было у бабушки в селе. Я скатал из коровьих лепешек навозную бабу в чилавеческий рост. Она получилась очинь красивая. Просто Венера Милосская в буквальном смысле из гавна и палок. Вечером, когда все уснули, я принес моей Говновенерочке цветы. Мы немного поболтали, а потом я завалил ее на землю и грубо трахнул. А через неделю у меня из очка закапало. Рези в жеппе были невыносимыми. С тех пор я стал осторожней и типерь вхожу в гавно только в резине. 
  – Насколько я знаю, сейчас вы каждый день вместе по шесть-семь часов. Скажите, вы счастливы?
  – Безмерно. Я совместил приятное с полезным. Мы растворяемся друг в друге. Гавно – это целый мир. Я погружаюсь в него полностью и нахожу много интересного. Например,  кукурузку для крабового салата, каторый так любят мои гости. Я постоянно нахожу чьи-то вставные зубы и беру поносить. Каждый день с новым прикусом. Ащющения замечятельные! 
  – Вы, наверно, очень харашо разбираетесь в гавне. 
  – Канешно. Перните мне в ладошку, и я скажу, што вы кушали на завтрак.
  – Блядь! Говновидящий, отойди от меня. Я сейчас блевану, и все без тибя будет видно. 

На этом месте интервью пришлось прервать. Жываписнава фото моего внутреннева натюрморта не сахранилось, а остальные красоты можно пазырить па сцыле:

http://muz4in.net/news/professionalnyj_fekalnyj_dajver_kotoryj_ljubit_