Я сижу в кресле и пытаюсь повторить бритвой на своей ноге зимний узор, который оставила зима мне на окне в подарок. Красивые завитки, штрихи, все это соединяется в единую картину. Боже мой, как это красиво. Но зима искусней меня, у нее я вижу деревья на ветру, реку, метель, а у меня какие-то уродливые полосы с растекающейся кровью. Бритва - слишком грубый инструмент в таком деле. Рисунок на стекле прекрасен, чист, от него веет свежестью, а от на моей ноге не видно легкости исполнения, раны не жгут так легко и колко как снег, поцарапавший лицо. Зимой, на морозе, можно почувствовать ясность мыслей. Отрезвляющий холод - лучшее лекарство от любых недугов. Холод пленяет меня, его обьятия успокаивают.
Серое небо, да... я смотрел в Её глаза: захватывающая глубина, бескрайние просторы и тишина.
- ААА!- Пошла кровь, похоже я задел вену. Теки, мне приятно, это ведь так расслабляет.
Наряд санитаров врывается ко мне в комнату. Один готовит шприц с какой-то дрянью, второй, ухмыляясь, не спеша подходит мне. Улыбайся шире, сволочь. Меня уже забирали в больницу, и снова отпускали. Я абсолютно нормален, здоров, сыт и эгоистичен. Мне плевать, как будут чувствовать себя родоки, если я сдохну от потери крови...Плыву...плыву. Теперь меня отвезут в диспансер по просьбе матери. Я всегда вижу ее морщинистое лицо и выплаканные глаза. Отец давно уже не разгаваривал со мной. Он просто шлет мне денег на питание и все. Он все еще надеется, что я поправлюсь.
Олег был в костюме, из кармана торчала розочка, галстук был подобран под костюм идеально. Олег шел в больницу. Он чувствовал, что с ним что-то не так. У него ничего не болело, но чувство рока не оставляло его. Его направили в корпус А на осмотр к терапевту. Но Олег не мог найти этот дурацкий корпус. Очередной врач что-то показывал пальцем, говорил сумбурно, в спешке.
"Где же этот чертов корпус А?" - подумал Олег. "Они сами напрашиваются на еще одного тяжело больного. Я устал. Поганые врачи с их бумажной волокитой!" Олег остановился перед очередным плакатом о здоровье, его ноги подкосились, и он постепенно осел на пол, а потом и просто лег. Силы оставили его внезапно, он знал, что это Она. Он тоже посмотрел в Её глаза. Теперь уже поздно. Люди проходили мимо Олега. Один старичок попытался поднять парня :"Вставай, чего разлегся. Тебе ещё рано. Это такому старому хрычу как мне можно так валяться". Но Олег не отвечал, он смотрел в потолок. Его глаза почти не моргали. Наконец-то подбежал врач и позвал двух мед братьев, чтоб те отнесли Олега в злосчастный корпус А.
Теперь он лежит рядом со мной, на соседней койке. Его в отличии от меня не привязывают, потому что он почти не двигается. Олега кормят с ложки или через воронку. В туалет его носят на руках, закидывают в парашу и ждут, пока его мочевой пузырь и ректа непроизвольно не опорожнятся. Потом его моют, чтобы смыть остатки испражнений, и снова кладут в кровать. Олег ни с кем не разговаривает. Я орал на него, пытался подпнуть его койку, но он не реагировал. Он тихо лежит, а во сне иногда дрыгает ногами, словно от чего-то бежит.
Михаил любил дождь. Грозовые тучи навевали на него романтическое настроение. Он любил гулять ночью, вдыхать запах озона и мокрой листвы. Молнии будоражили его впечатлительную натуру. Ветер хлещет по лицу. Холод пронизывает пальцы, рваные кросовки давно промокли - это не огорчало Михаила. Лужи отражают небо, асфальт преображается, теперь это не просто серая поверхность. Лес после дождя - вы гуляли по нему? Это же прекрасно, всё пахнет и блестит жизнью.
Одного не любил Миша в дожде: раздавленных червяков на асфальте. Ему было жаль их. Он собирал их сколько мог и отпускал на землю. Миша не мог видеть, как прохожие безжалостно давят этих беспомощных существ. Он просто не мог смотреть на асфальт. Его била дрожь при виде раздавленного червя, ведь еще час назад он был округлым и упругим, он пульсировал и извивался, как можно убивать таких существ?
Однажды Михаил шел в магазин за молоком. Он переходил дорогу, когда услышал резкий визг машины и глухой удар...Позади Михаила валялась раздавленная кошка. Она все еще была жива, тяжело дышала, срываясь на хрип, с морды и из глаз текла кровь, бок был неестественно вмят - она умирала. Кошка даже не шевелилась, она просто все ускоряла свое дыхание, присвистывающее и неритмичное. Кровь текла маленькими ручейками, жизнь вытекала из животного. Михаил стоял в шоке. Его глаза были широко открыты, он не понимал, он впервые видел такое, на его глазах скончалась кошка, а это куда больше червя. Михаил не мог отвести взгляда от кошки. Он смотрел в ее глаза, которые были открыты, которые плакали кровью. В них, в их отражении, он тоже увидел Её - его посигло то же, что и нас с Олегом. Михаила не оставляли параноидальные мысли, ему казалось, что все, кто ему дорог, могут внезапно умереть как та кошка. Он впервые задумался о смертности родителей. Отца может хватить сердечный приступ, а мать - изобъёт прохожий. Что тогда? Михаил часто думал об этом. Он стал замкнут и пуглив. Стал бредить о всякой чепухе, помешался на идеи смерти и фатальности. Потом он даже решил убить человека, своего друга с детства, ради эксперимента. Он думал, что это будет для него ритуалом , знаком свыше, как в библии. В итоге Михаил теперь тоже с нами, лежит справа в углу от меня.

Наши родители учили нас не заговаривать с незнакомцами, правильно поступать, уважать старших, не просить.
А ведь всего-то и надо было, что просыпаться и радоваться новому дню, ходить в школу и заводить друзей, гулять и в сотый раз смеяться над одной и той же хуйнёй, что показывают по телевизору... Олег, Михаил и Я - другие.