Леха Чекушкин проснулся рано утром. Солнце еще не успело низвергнуть умирающую луну, но уже вступило с ней в неравный бой . Последние лунные зайцы медленно передвинулись по стенам, переползли на кровать и осветили спящую жену. Та лежала на спине, раскинув руки и раздвинув ноги. Холмы Венеры вздымались и опадали. Хищные остро заточенные когти подергивались, словно подманивали очередную жертву. Из ее полуоткрытого рта вырывались неровные всхрапывания и побулькивания, а губы кривились и шевелились - будто она и во сне продолжала ругаться. В Лехе шевельнулось недовольство, шевельнулось и затвердело. Он придвинулся поближе.... Через пять минут Леха отвалился. Как всегда казалось, что будет хорошо, и как всегда оказалось как всегда. Жена даже не пошевелилась от всех его действий, продолжала спать.

«Сучара» - привычно подумал Леха. Пора было подниматься. Леха перевалился через любимую-богомданную-ненавидимую, встал и на всякий случай, стараясь не шуметь, двинулся к кухне. Не успев сделать и шага, ушиб большой палец о собственные носки, затвердевшие от многомесячного непрерывного ношения. «Суки все» - выругался Леха.

Шумно выхлебал из носика пол чайника и пошел ванную, но по дороге передумал, и приступил сразу к завтраку. Из холодильника были извлечены три сырых яйца, сырокопченая колбаса и головка чесноку. На шум хлопающего холодильника вышла жена, запахивая халат, зевая, шаркая шлепанцами-в общем, совершая всякие утренние действия.

- Ну, хо-орош, мне Вовку нечем кормить, а он уселся! А ну-ка...

Колбаса и яйца были немедленно отняты и водворены обратно, взамен были положены перед Лехой пакетик вьетнамского супа и холодная котлета, частично надкушенная вчера недорослем Вовкой, их сыном. «Жаба ты» - как всегда решил Леха.

Во время описываемых событий Вовка беспокойно сучил под одеялом мосластыми конечностями: ему снилось, что он раздевает уборщицу сельсовета тетю Клаву.... Когда во сне до самого главного осталось всего ничего, Вован проснулся. Молодой растущий организм избавился от излишков энергии слишком рано... «Б...и все» - в истоме подумал Чекушкин младший...

Тем временем Леха надел телогрейку, намотал душистые портянки, натянул заскорузлые сапоги и вывалился на улицу. Невзирая на раннее утро, было тепло, и снег уже таял. Спотыкаясь об раскисшее коровье дерьмо, Леха брел к родной автобазе.

У ворот стоял механик-оператор насосной станции Григорий Пидерасов по кличке «Отсос».

- Слышь, Леха, седня зарплаты не будет!

- Как это не будет? Почему?

- А наш бля колхоз признан рентабельным и развивающимся, и деньги теперя будут перечисляться на кредитную карту.

- Че за карта еще? Где она?

- А хрен его знает. Дай закурить.

Леха вытянул из кармана мятую папиросу, мельком подумал: «Тупой ты, Отсос», и пошел в диспетчерскую. Там все в голос обсуждали новость: кровно заработанные рублишки будут теперь выдаваться не как всегда-10 числа каждого месяца, а переводиться на кредитную карту, а деньги обналичивать в райцентре (два часа на тракторе, или пять часов на лошади-это зимой и летом, а в распутицу че, разве что на х...ю галопом-это как понимать, граждане?).

Леха молча прошел к столу, закатал рукав, дунул в стакан, получил путевку и вышел, подумав на ходу: «че разорались, придурки?». Рабочий день начался.

Леха вышел на крыльцо, закурил. Из двери высунулась голова диспетчера: «Лешка, к директору, срочно!». «Щас, все бросил» - ухмыльнулся Леха, не торопясь заплевал бычок, и зашел к директору.

Директор автобазы был краснорожий, маленький и плешивый. Наблюдательный человек без труда распознал бы в нем часто и много пьющего казнокрада. При первом же взгляде на него появлялось сильное желание оттаскать директора за пористый, как поролон, нос.

При входе Чекушкина он поднял голову от журнала «Плейбой»(отнял вчера у несовершеннолетней дочурки), прикрыл его старой ведомостью.

- Чево, Степаныч? Опять без Чекушкина никуда?

- Так, Леха, поедешь щас в райцентр, заберешь представителя банка, с ним карточки эти дрюченные, и машинка для них специальная, привезешь его сюда. Как тут разберемся, отвезешь его обратно. Он будет ждать возле правления. Все, езжай.

- Ну конечно, ближний свет, два раза туда и обратно, это когда я домой вернусь? Мне за переработку не платят!

- А за недоработку? У кого за прошлый месяц три прогула? У Гоголя? Или у бабушкиной кошки? У меня тут все записано - директор постучал кривым пальцем по «Плейбою». Поговори еще у меня! Иди! Погоди! Еще раз узнаю, что бензин продаешь - уволю по статье! Вот теперь иди.

«Да пошел ты» - чуть было не сказал Леха, но только подумал, развернулся и вышел.

С руганью и уговорами завел свой «уазик», выехал с территории. заехал к себе, слил пол бака бензина, и двинул таки в райцентр.

На главной площади райцентра возле памятника Добролюбову стоял явный банкир, в кожаном плаще и хорошо начищенных ботинках, уже заляпанных, однако, гусиным пометом. На голове его имелась замшевая кепка, под кепкой блестели смышленые вороватые глаза. Ноздри крупного носа шевелились, выискивая запах жареного. Молча загрузился банкир в вонючий «уазик». Леха посматривал искоса на него.

«Жиреют на нас, ишь харю наел, боров. И кожан небось дорогой»- думал Леха, шевеля рычагами.

В конторе была толкотня, неразбериха, перебранка в очереди к банкиру, который, однако же, не уставал улыбаться и в сотый раз разъяснять, как надо все делать с карточками.

Когда дошло дела до придумывания номера, Леха подумал: «а я всех на...бу, номер своего мотоцикла запишу! И никто не догадается! Так, 42-13, 02RUS, значит 421302, ха-ха!»

- Как зарплата у вас - поинтересовался Леха на обратном пути у замученного банкира.

- Подходящая - проронил банкир...

«Сука ты рваная» - сразу же понял Леха.

Домой вернулся поздно. Жена встретила на пороге.

- Карточку давай. Я за тебя получать буду.

Спорить было бесполезно. Леха отдал карточку, но сказал:

- А кода ты не знаешь! Только я один знаю!

- Знаем мы твой код.... Небось мотоцикл свой ржавый загадал.... Иди сарай чистить, навозу до крыши!

Леха взял кривые вилы, поплелся в сарай. «Теперь с получки и чекуша не выпьешь, все эта стерва заберет - козлы вы все, банкиры!»- думал Леха, вороша теплый навоз.

«Бараны вы все» -справедливо думали о Лехах банкиры, деля награбленное добро.