(Слабонервным, беременным женщинам, кормящим матерям, только что покушавшим, кушающим в данный момент, или собирающимся это вскоре делать, НЕ ЧИТАТЬ!!!).

…Сходил я проверил, произведена ли ревизия туалета. Все в порядке, говно отсосали, обе кабинки открыты, но заняты. Сам туалет стоит на деревянном возвышении. В лучших деревенских традициях, в самом полу вырезана дырка, в которую надо попадать. Под туалетом стоит здоровенная металлическая емкость для фекалий. На двери висит новая табличка: "Гаспада! Зашел, спустил штаны, присел - проверь, попадаешь ли в дырку". Дождался я очереди. Поднялся по дюжине ступенек, набрал побольше воздуха и вошел внутрь. Запер на щеколду дверь. Достал истосковавшегося дружка и стал обильно поливать чужие какашки своей мочей, вероятно с привкусом утреннего кофе и вчерашнего пива. Стою, внимательно изучаю, чем гадит рабочий класс, что он пьет и чем подтирается. "Зевой" здесь не пахнет. Не пахнет даже "54-мя метрами". Пахнет лишь говном и газетами. Вот какой-то интеллектуал Аргументы читал, вот любимая газета всех имбицилов Калейдоскоп, во всех ее проявлениях, вот какая-то местная черно-белая пресса, ее больше. В соседней кабинке барышня пустила струйку. Она так забавно журчит. Воздух в легких давно закончился и мне пришлось вдохнуть туалетный аромат, а т.к. уже наступило некоторое кислородное голодание, то вдох получился очень обильным и глубоким. "Бодрит",- подумал я. В этот момент я услышал голос рабочего: "Осторожно, я сейчас майнать буду. Там кто-нибудь страхует?". В двух метрах от сортира стоял кран и работяги что-то куда-то поднимали, или опускали. Мне представилась такая картину вдруг:
Здоровая бетонная балка, которую этот кран проносит над туалетом, в котором я нахожусь, срывается со стропов и летит вниз. Она очень большая и тяжелая, поэтому легко пробивает тонкую деревянную крышу сортира, сминает меня, проламывает пол и летит в самое говно, унося с собой меня. Я лечу вниз под тяжестью груза, каска слетает с головы, схватиться ни за что я не успеваю. И вот я падаю прямо рожей в самую жижу. Я подминаю собой еще не успевшие растечься недавние колбаски человеческого навоза, превращая их в блинчики. Все отверстия в моем теле - рот, уши, нос, начинают заполняться вонючими продуктами обмена веществ. Говно заполняет всего меня. Моя алая кровь с проломленной головы и переломанной шеи смешивается с фекалиями и приобретает их цвет. То говно, что было светлым, в силу неприятностей в желудке после столовской пищи, само становится немного красноватым. Мухи встревожено улетают прочь. Они не ожидали такой агрессии. Несколько из них тоже навсегда вдавлено в их вонючую стихию мной и балкой. "Бляяяяяяяяять",- слышно откуда-то сверху. Это орет крановщик. Мой член, все торчащий из штанов тоже весь в дерьме. Он еще никогда в жизни не был настолько измазан в нем. "Больше никакого анала",- думает он. Бабу из соседней кабинки тоже задело. Она заорала, когда услышала грохот. Ор не помог. Она сидела на корточках и ссала в дыру, тоже разглядывая чужие какашки. Падающая балка сначала придавила ее прямо жопой в сраное отверстие, поставив круглую печать, а потом, проломив пол, сбросила еще ниже, туда же, куда и меня. Приземлилась, точнее приговнилась, она прямо на задницу. Моментально и ее жопа, и ее песда наполнились ужасной массой, заполнявшей добрую половину резервуара. Мы лежали рядом, такие беззащитные и уговленые, с оголенными гениталиями, так близко друг к другу, но нам было не до секса. Нам вообще было ни до чего, потому что мы умерли…
…Умерли самой говняной смертью, какую только можно представить. Лежа целиком в говне, с проломленной головой и окровавленными унавоженными письками, смотрящие друг на друга…
…Бедная жена, бедная мама, бедная дочка. Им будет даже не поцеловать меня на прощание, т.к. от меня навечно теперь будет пахнуть говном…