1.Поезд
Холодно. Очень холодно. Я поплотнее завернулся в дырявый плащ и пошел курить в тамбур вагона. Пуская дым сквозь разбитое стекло, где он объединялся со снежинками в своем постоянном движении в никуда, я вспоминал последние прошедшие дни. В мою память они врезались тараном. Да, именно тараном, который пробил иллюзорную стену спокойствия, надежности и безмятежности… стабильности, в конце-концов. Разве могло предположить совсем недавно дворянское сословие великой России грядущие перемены, причем настолько радикальные. Мы пили чай, читали стихи, восторгались всякой возвышенной чепухой у каких-нибудь Орловых, Нарышкиных или Куркиных, а сейчас постыдно бежим, оставив страну на растерзание анархии. Бежим от народа. Нет, чушь! Скорее от того призрака, который имеет обыкновение проявляться в больших скопищах людей. Он делает толпу разъяренной, безбожной, будто бы опутывает голову каждого непроницаемой для здравого смысла оболочкой. Вся подноготная человеческой натуры неудержимым потоком выплескивается в ноосферу. И начинается кошмар, какой-то бредовый сон, словно сошедший с картин этих художников-футуристов. Раньше я считал их бездарностями, теперь - гениями. Они нарисовали будущее, или, может, сотворили его? Эта мысль до сих пор не приходила мне в голову. А вдруг это все действительно кто-то придумал, нанюхался кокаина, взял и вообразил?..
- Очень интересная мысль, молодой человек, в свете последних событий, я бы даже сказал, революционная.
Я резко обернулся. Сзади меня стоял как-то нереально ровно щуплый человечек в пенсне и во фраке с бабочкой. Его лысина матово блестела в освещении тамбура. "Так… Начинаю думать вслух. Это срыв. На нервной почве. Вот так"-подумал я.
- А вы кто, собственно, будете?
- Я? - страшно удивился человечек, - Никто. - Он противно хихикнул - А вы разве не знали?
- Отчего же, знал. Это я так - для вежливости спросил. - решил сыронизировать я.
- Для вежливости глупых вопросов не задают, - явно обиделся человечек, - тем более старшим. Я, может, Зимний своей грудью от этих варваров оборонял!
Я с сомнением посмотрел на его впалую грудь и, закрывающую ее, накрахмаленную белую рубашку. Ярый защитник императорского дворца аж побагровел.
- Мужлан неотесанный! - грозно пискнул он и, воздев к небу пенсне, исчез внутри вагона.
Я ему мило улыбнулся на прощание, хотя на душе стало невыразимо тоскливо. Внезапно поезд затормозил. Из глубины вагона донеслись характерные для такой ситуации звуки: женский вскрик, детский плач, кто-то упал с верхней полки. Я выглянул через разбитое окно тамбура. Вдали виднелись черные фигурки красноармейцев. Мне повезло: мой вагон был последним. Я освободил окно от ненужных ему уже давно осколков стекла и протиснулся наружу. До леса было метров двести. Побежал. Через метров четыреста пришло понимание, что по сугробам далеко не убежишь. Я остановился и оперся на ель. Отдышавшись, закурил, обдумывая ситуацию. Поезд сейчас кишит красноармейцами, которые изымают у буржуев ценности, конечно же, "в судебном порядке". А очень подозрительных забирают вместе с вещами. Я был бы очень подозрительным субъектом. Двухдневная щетина, старенький продырявленный плащ, маузер, полный патронов, с запасной обоймой и шоколадка в кармане. Последнюю я приобрел еще в Петербурге для своей домоправительницы в виде поощрения, но так и запамятовал отдать. Да, личностью я был крайне подозрительной. Судя по всему, поезд остановился недалеко от Москвы, километрах в двух-трех. Это был своеобразный паспортный контроль. Что ж, значит надежда наткнуться вскоре на какой-нибудь поселок все-таки есть. Через два часа она начала угасать, как и мое сознание, когда я упал без сил в сугроб. Пустота раскрыла передо мной свои объятия.

2.Деревня

***
Мне снилась моя домоправительница в пиратской бондане с саблей и шваброй, которая истошно вопила: "Где моя шоколадка, сукин сын!"

***
Я открыл глаза, на носу у меня нагло сидел таракан и шевелил усами. "Так, - подумал я - в раю тараканов не бывает, а в аду придумали бы что-нибудь попротивней". Я ураганно чихнул - зверюшка обиженным парашютистом улетела прочь. Оказалось, что мое тело покоиться на грубо сколоченной деревянной кровати в грубо сколоченной деревянной избе. Около топчана, напротив печи, раскинув ножки стоял столик. На нем - бутылка водки, классический граненый стакан и огурец, большой, соленый и в пупырышках. Моя душа вместе с руками сразу потянулась к этому "завтраку". Я никогда особо водку не любил, но настоящее мое состояние настойчиво требовало принять градус. После ста грамм по телу разлилось животворящее тепло, понял - хватит. Я встал с постели, собираясь выйти на двор, но вдруг обнаружил себя голым и несчастным. Голым - потому что в трусах, несчастным - из-за отсутствия маузера. Но впасть в панику не успел - мой взгляд воткнулся в печь, на которой и лежала одежда. Маузера не было, шоколадки тоже. Быстро облачившись, вышел из избы. Внезапно я понял, откуда в моем сне взялась визжащая домоправительница. На дворе мужик, весь красный от натуги, пилил дровеняку. Визжала пила. Увидев меня, мужик оставил свое занятие, вытер рукавом лоб и задорно подмигнул.
- Что, барин, оклемался малость?
- Благодарствую, немного да. Это ты мой ночной спаситель?
- Не я тя спас, а Господь Бог. Ежели бы я тогда на охоту не пошел ночную, хана бы тебе, барин, пришла. Кабы не Боженька, - он перекрестился - быть тебе Снегурочкой.
Мужик засмеялся, хорошо так, от души. Он мне определенно нравился. Было в нем что-то простое, народное, по-настоящему русское. Я строго свел брови.
- А где маузер? А шоколадка?
- Ты про пистоль? Под кроватью он. А сладости с чаем пить будем.
- Слушай, мужик, что это за деревня и нет ли тут красных? Далеко ли до Москвы?
Мужик потемнел лицом.
- До Москвы версты две будет. А деревня Лесной зовется, и красные отсюда ушли недавно… У-у, черти окаянные, безбожники! Идем в избу - вечерять время.
Я только сейчас понял, что уже вечер. Темнело. На небе загорались звезды. Меня опять охватило чувство нереальности происходящего. Я поспешил в дом, на дворе становилось все холоднее и холоднее.
Мужик быстро собрал на стол: хлеб, кусок медвежатины, лук и водка. После еды страшно захотелось курить. Хозяин достал откуда-то из-за печи пакет с махоркой и ловко соорудил две самокрутки. Задымив, я начал расспрашивать его про дорогу до Москвы. Странно, что до сих пор ни он ни я не спросили имени друг-друга.

3.Москва
Москва встретила меня недружелюбно, неуютно как-то смотрели пустыми глазницами серые каменные дома. То и дело раздавались выстрелы. По заснеженным грязным улицам шастали пьяные матросы, красногвардейцы и просто мародеры. Царила атмосфера абсолютной вседозволенности. Впрочем, как и везде. Стерлись все рамки и отличия, когда можно было с уверенностью сказать: "Это - Питер, а это - Москва, это - Рязань, а это - Пенза". Страна окунулась в серый туман анархии.
В Москве у меня было много знакомых, в основном поверхностных и посредственных, но тут жил и друг детства Миша. Веселый, жизнерадостный парень, казалось, ничто в этом мире не кинет его в пучину отчаяния. Вся надежда на него. Я чувствовал, что схожу с ума. С каждой секундой рассудок вытекает наружу, смешиваясь с утренним московским туманом. Михаил жил на Чистых Прудах, путь не близкий. Не пройдя и половины, я увидел его. Кричать не стал, громкий звук мог привлечь ненужное внимание. Я догнал, это не стояло труда. Миша шел очень медленно, безвольно передвигая ногами. Я дотронулся до плеча товарища, он резко развернулся: в руке сверкнул вороненым стволом наган.
- Мещерский, ты что! Это же я - Дмитрий Зеленин!
В глазах - безумие, волосы растрепаны. Но вдруг он задумался, улыбнулся, правда только краешком рта на миг и тихо сказал:
- Пойдем.
Мы зашли в какой-то трехэтажный дом нелепой архитектуры. Сели за стол. Миша достал из внутреннего кармана куртки водку, из серванта стаканы. Налил:
- Пей.
Что мне оставалось делать. Он пристально смотрел, как я пью, затем залпом осушил свой стакан. Достал наган (моя рука непроизвольно дернулась к маузеру), положил на стол дулом ко мне.
- Документы! - выпалил он командным тоном.
- У меня нет документов. - тихо, вкрадчиво, четко.
- Значит не чекист. - как-то сразу сник Миша, достал из куртки красную ксиву и кинул мне. - Ну, а я вот…
Пока я разглядывал удостоверение сотрудника ЧК на имя Михаила Мещерского, мой собутыльник направил мне в лоб дуло пистолета. На мой спокойный взгляд он жалко улыбнулся, опустил глаза. Вдруг быстро поднес дуло к виску и нажал курок. Я отстраненно наблюдал, как его тело медленно сползло на пол. Меня мучила мысль, почему Миша от такого удара не упал сразу набок. Я просидел еще около часа, не двигаясь, просто уставясь в настенные часы, которые, как мне казалось, ехидно улыбались, словно желая сказать: "Что, дружок, жизнь удалась?"
"Надо валить, валить к чертовой матери отсюда, за границу. Переждать это безумие и вернуться! А что если оно никогда не пройдет? Что ж, не я это придумал, не мне что-то менять" - Я резко поднялся. Опять чье-то присутствие… меня все время что-то преследует, странный призрак, hidden movement… Я выскочил на улицу…