У Петра Гавриловича все было хорошо. Он был очень умный и у него всегда все получалось. Например, он мог проснуться за десять минут до начала рабочего дня и все равно успеть на службу. Еще он умел надевать и снимать ботинки не развязывая и не завязывая шнурков. К числу его самых потрясающих достижений относилось умение поправлять очки на место одним круговым движением носа.
Но у него была маленькая слабость - он не любил свои носки. Не то чтобы он их не любил носить. Он не любил их вообще. Бывало, забросит одного на шифоньер, а другого под диван - а им бы вместе лежать, греться на печке и вспоминать свой рабочий день в уютном тепле. Носки Петра Гавриловича жили под комодом, где домработница Василиса Ивановна не могла из-за радикулита и труднодоступности подкомодного пространства толком протереть пыль. Из-за этой пыли и холода носки постоянно простужались, съеживались и черствели душой. Они прозябали под комодом, и ненавидели всех. Они ненавидели свою никчемную жизнь, они ненавидели Петра Гавриловича, хотя, в сущности, он был очень добрым человеком, по крайней мере, неплохим. Они ненавидели Василису Ивановну с её мокрой тряпкой, которой она постоянно их загоняла в угол, где жили пауки, мокрицы и пыль там скопилась еще с позапрошлого года, когда этот комод сюда поставили. Они ненавидели эту грязную, мокрую тряпку, которая ехидно над ними хихикала, хлюпая носом и толкаясь. От такой жизни, конечно, засохнуть можно.
Каждый день из числа носков выбиралась жертва. Утром Петр Гаврилович просыпался, и, откушав чаю, с хорошим настроением читал в кресле газету. После этого он вскакивал и кричал: "Блять! Я же на работу опаздываю же!" Носки сразу съеживались еще больше и, затаив дыхание, ждали своей участи. Петр Гаврилович бегал по квартире и кричал: "Сука! Где мой второй носок! Я же его вчера под диван положил!" На самом деле, носок из-под дивана уже был нещадно распят на ноге Петра Гавриловича. А тот, который попал на шифоньер, лежал там и боялся даже чихнуть. Трудное дело - с хронической то простудой! Потом Петр Гаврилович, щурясь, заглядывал под комод. "Вот вы где, пидоры вонючие," - говорил Петр Гаврилович при этом, шумно поводя носом, поправляя так очки. Брал за шиворот один носок, вытаскивал его на свет и внимательно осматривал. Потом брал второй носок и так же внимательно его осматривал, а потом бросал на пол. После этого выгребалась вся стонущая, хромающая, кашляющая носковая братия. При дневном свете они жмурились, морщились и пытались заползти обратно. Выбрав подходящего кандидата, или пару, Петр Гаврилович распинал их на ноге и бежал обуваться. Ботинки он умел надевать, не прибегая к услугам шнурков, на что те обижались и норовили развязаться сами - чтоб хоть как то обратить на себя внимание. Сами ботинки, в силу своего растоптанного характера, уже давно забили на всё и только ждали случая, когда Петр Гаврилович наступит ими в лужицу пролитого пива, или на брошенный окурок. Правда, везло им не очень часто, скорее, больше им решительно не везло. На улицах, знаете ли, собачки бегают, лошади ходят, коровы разные. Поэтому, ботинки не любили животных и всегда норовили их пнуть под тощий зад. Иногда им доставалось от самого Петра Гавриловича. Бывает, после работы тяпнет литру-полторы пива с сослуживцами - так обязательно обоссыт. Ботинки, правда, имели большой жизненный опыт и накопленную житейскую мудрость. Поэтому на хозяина они не обижались - понимали, что это издержки их профессии.
Носки же, брошенные на полу, опять уползали под комод до следующего раза. В силу своего мелочного и склочного характера они пытались делать гадости Петру Гавриловичу. Пойдет, например, Петр Гаврилович на чашку пал… палку ча… Фу! Чашку чая, к гражданке Сидоровой. Снимет ботинки, а носки как начнут… плохо пахнуть. Ну, и, натурально, вгоняют Петра Гавриловича в неудобное положение. Он ноги и под ковер прячет, и одна на другую ставит. Ан нет - есть запах. Хорошо, хоть, гражданка Сидорова Петра Гавриловича и так любит, что ей до носков. Ну, а им, все равно бальзам на раны, натертые ботинками, когда Петр Гаврилович краснеет и смущается. Или вот - наденет Петр Гаврилович на службу одни носки, а домой приходит, снимает ботинки (нога об ногу, конечно) - а там глядь - другие. Или вообще носков нет. Вот он и озадачен. Или уснет Петр Гаврилович без носков - просыпается в носках. Или они лежат у него под носом. Или прятались так, что он их не мог найти и опаздывал-таки на службу. Очень они ему старались досадить.
Ботинки у Петра Гавриловича тоже не любили носков. Конечно, кто их, этаких потных злобных вонючек будет любить. Поэтому они их всячески протирали до дыр. "Вот выкинут вас на помойку, будете знать," - шипели они на носки. А носки знали, что они всю жисть и так под комодом проживут, кто их на помойку выбросит? Поэтому не обращали на ботинки никакого внимания и подставляли им самые заметные места, чтоб еще больше смутить Петра Гавриловича, когда он будет пить чай у гражданки Сидоровой.
А Петр Гаврилович женился потом на гражданке Сидоровой. Она стала у него жить, выгребла носки из под комода, бросила их в горячую воду и намылила шеи. Потом носки, ошеломленные, притихшие, висели на теплой печке, обсыхали и оттаивали душой, с испугом глядя на иголки и нитки в подушечке-игольнице этой активной гражданки. И Петр Гаврилович уже больше их не называл нехорошими словами - стеснялся, наверное. Да и за что? Носки у него теперь жыли на втором этаже комода, в ящике. Пахли лимоном и все были парами, поэтому никуда не разбегались. Вот так все и почуствовали себя на своем месте.
А ботинки Петр Гаврилович отдал сапожнику. В обмен на новые. С доплатой, конечно.