А сегодня мы летали с тобой над Баварией.

Я показывал тебе мои любимые уголки, пивнушки с веселыми шлюхами и индюкастыми бюргерами, невозмутимейшим кельнером и тем особым запахом, который присутствует только в провинциальных пивнушках пригородов Мюнхена. Я робел иной раз покрепче придержать тебя за руку, когда мы огибали очередной собор или радиомачту - наверное у тебя захватывало дух от таких наших не совсем воздержанных пируэтов, прости... но я-то знал, что времени у нас мало, совсем мало, до шести утра, когда неведомая сила бросит меня на землю и все кончится, и поэтому я спешил, я торопился показать тебе все места, которые так мечтал тебе показать за все мои прошлые визиты сюда - да и фиг на то, что у меня никогда нет и не будет загранпаспорта, я бывал там чаще иных местных;

а позавчера я летал один, удивляясь нелепой пустоте в моей руке;

а еще раньше мы были в таком малопонятном ?-мерном месте, что я и сам удивлялся, как я осмелился затащить тебя сюда... ни один галлюциноген не давал мне никогда визитов туда, но тем не менее меня так грели твои холодные пальчики в моей руке, такая уверенность во мне была от этого, самоуверенность и небоязнь ничерта, что я смело поволок тебя за эти сполохи... черт, какие же мы везучие - это в наши-то сорок без малого, ну не может же нам так все время везти, бывать в таких заварушках, среди "малых новых" и светящихся и вибрирующих сталактитов, среди абстрактных сгустков разума и колоний молекул рибонуклеинов, среди астероидов и среди потоков ки, фонтанирующих из чьих-то чакр, или барахтаясь в паутине струй вечного здесь нездешнего дождя, создающего такой розовый шум на лопухах умных чумовых растений, чего бы они их себя ни корчили;

и обычно магнитом держащая нас Земля ослабевала и отступала, сдаваясь перед нашим устремлением куда-то... куда? да куда захочешь!

и та досада за тебя, за твою какую-то непостижимую мне несвободу, отступала. Я брал твою руку и твоя несвобода вдруг исчезала, и мы растворялись в измерениях, зная, что нам довольно малейшего движения мысли, малейшего оттенка желания - и мы уже там, там, где никогода не бывать нам в эдаком измерении, где ты можешь бывать только лишь со мной, и не можешь бывать никогда без меня; там, где не осмеливаешься ты бывать в этих измерениях - и не надо нам прушек и кораблей, все именно так, без всяких стимуляторов бываешь ты там со мной и даже с самыми суперскими стимуляторами и близко не подойдешь без меня; просто от того, что ты рядом, перед нами стираются границы и энергетические барьеры...

а наш неожиданный даже для нас самих визит к счастливой парочке на бульвар Милле - а что нам делать возле ратуши - Миурик была так смешно и трогательно растерянна, а Франсуа делал вид, что все нормально, дипломатическая школа всежки;

а помнишь, где-то с месяц назад мы чихали среди органных труб и орагнных мышей Домского, видя синюю, зеленую и желтую луну сквозь витражи;

а помнишь... я однажды все-таки упал во сне... ты, наверное, этого можешь и не помнить - твоя свобода была всегда на порядки больше моей, мне было не жалко дать тебе столько, и я не боялся... я попытался покрепче сжать твою руку... на какие-то доли секунды все колыхнулось, и я увидел все, в деталях, куда я мог плюхнуться со всего маху, мордочкой с маху, сердцем, но взлетел обратно, а ты к счастью не заметила ничего особенного;

и я рад, что тебе неведомо, чего мне пришлось заплатить за возможность быть столь рядом с тобой, так близко к тебе... но... так же далеко от тебя.

И вот внофь опять ритмично цокают копыта моего мустанга среди скал Великого каньона, и ты покачиваешь головой, слыша, как нелепо звучит моя северная речь, особенно на фоне этих жолтых извеснякоф Волнат-крик;

и, раскумаривая третию беламорину, я удивляюсь - до чего же странные хуйнюшки обитают в головах многих мущин, до чего ж блядь магическое действо оказывают на эти мушские мосги бапские всякие улофки и прышки - шо тока с третьей дудки вдрук торкает: какой же я епнутый был, когда ложился 23 февраля в ручиек в качестве бревнышка, лишь бы ты могла перейти через тот сраный ручиек... да бля стыдно даже вспомнить многие другие хуйни, которые были наворочены из-за близости твоей, не простой такой в стогу сена близости, а от того, что ты просто со мной, просто рядом и не посылаешь нахуй; блять, какой хуйни я только не наворотил! блять господи что за чирвичкоф ты пасилил в ети мушские мозгишки за то самое ебаное чирвивое тыблоко с той гребаной пальмы, где жыла такая прикольная змиюка - бля буду посли дождичка кагда она тока полиняла заибись как смотрица, вротъебись всякие армани и прочие блять интерьеры хули толку карячица, шоп ты протянула сваи капыта вдоль маиво камина и выгнала миня нахуй на кухню с маей любимой тычинкой от самой знаменитой кубинской тети-дуси - я п оглянулся пасматреть не охуела ли ты кагда мой любимый ножык хруснуф фтыкнулся ф тваю нежную шейку...

тыры-пыры--туду-руду,,, красатища-та какая, всеш заибись я придумал купить у плесневых музейных крыс на Пахре то самое ленинское кресло-качалку, реставрированное волей и сретствами магучиво Фиделя - ахуительное кресло, заибись оно на куфне смотрица, заибись качаца и пых-пыхать сигарой или беламориной на куфне ф такой кресле, с ниво такой взлет - чайка жонатан ссыт дробно и атдыхаит! Как-то даже забываишь свой гатский микраскоп со спирахетами и прочими глистами - пых-пых, вонючие ж сигары у этиф кубинцеф, не ссы, джонатан, все хуйня, крылья растут у всех, не у всех они успевают вырасти, полетели штоль?

-- KoX