Когда-нибудь я стану большим и влиятельным, богатым и всемогущим… А, может, и не стану, но, все-таки, если стану, первым делом сделаю одну штуку. А, может, и не первым делом, но обязательно сделаю. Что, им можно, а мне нельзя?..

Вот и прошла Новогодняя ночь, отгуляли, отбухали и уже даже один день отработали. Теперь "Голубые огоньки" опять в моде, настолько в моде, что одновременно идут по всем каналам. Нет, не как программа "Время" в своё время - одно и то же по всем каналам, "Огоньки" разные. По одному каналу собрали звездный состав, - всех в лицо и по именам знаю. На другой звезд не хватило, и собрали всякий сброд с улицы. По третьей программе русифицировали "Вечера на хуторе близ Диканьки".

На второй день прокрутили всё сызнова, чтобы самые сонливые и забуханные граждане приобщились. А на третий день новогодние передачи стали иссякать, настроение еще праздничное, дыхание еще хмельное, а передачи кончились. Начинают показывать псевдопраздничные передачи, среди которых уже второй раз за последние два месяца бенефис Розенбаума. Новогодней передачей это не назовешь, но потешно. Я попал как раз на то место, когда Александр Яковлевич очень высокопарно высказывался по поводу военных. Мол де, пока на земле стою, но в неё не зарыт, пока в облаках не летаю, военных буду чтить и уважать. И всё с такой суровостью, с металлом в голосе, с желваками. Сила.

Сразу после этого идет казачья песня. Почему именно казачья? Они-то тоже в какой-то степени военные, но о них совсем другой разговор. Ну, какая разница? Захотелось человеку именно сейчас на собственном концерте исполнить именну эту песню. Замечательно. Попутно он решил задействовать военный хор. То ли хор Александрова, то ли ещё какой-то. Они в последнее время перестали представляться. Александров-то умер, но военные остались. Понятное дело, что военные они не настоящие, бутафорские, картонные - только внешняя атрибутика: фуражки, кокарда, погоны т.д. Спроси его, как нажимать, чтоб оно стреляло, не ответит, но всё-таки военный оркестр - духовики, теноры и баритоны, солидно выглядит. А дирижирует ими седовласый офицер в белом кителе и золотых погонах.

Так вот, стали подпевать эти военные Розенбауму, что само по себе лишнее, на мой взгляд. Но тематика кое-как подходящая - казаки, кони и т.д., пусть поют. И вдруг все поющие переворачивают фуражки задом наперед, изображая казаков. От этого выступление начинает походить на сборище слабоумных. Чтобы угадать в перевернутых фуражках казачество, приходится сильно напрягать воображение. Сами же военные улыбаются, и от этого сердце кровью обливается. Неужели они не осознают совего идиотского положения, или проклятое безденежье толкает их на такое чудовищное изменение имиджа? Поют родимые, похихикивают, торсами покручивают - прямо утренник какой-то.

Но более обидную штуку недавно сотворил с ними Кобзон. Он, видать, побогаче будет, и шутки у него, стало быть, пообиднее. В начале он заставил александровцев петь "Тум-балалайку", что является одновременно издевательством и над песней, и над военными. Песня эта, изначально веселая, всегда воспринималась советскими евреями с грустью, как далекий отзвук еврейских традиций. Но скорбь на лицах пожилых представителей хора была вызвана иными соображениями. Да и как же тут не печалиться, когда вас купил Кобзон, со всеми вашими званиями, титулами и наградами. А Кобзон денег зря не платит. Он уж если куражится, так на полную катушку. За "Тум-балалайкой" последовала "Макарена", и военные заерзали на местах, расставили локотки и задвигали попками. Зрелище, я вам скажу, омерзительное. Но гвоздь программы (он же полный провал) был после этого. Вояки спели "песню про зайцев" из репертуара Никулина, в финале песни они резким движением сорвали с голов фуражки, и под ними оказались картонные заячьи уши на резиночке. Вот это была настоящая демонстрация кобзоновской мощи.

Так на чём я там остановился? Ах да, когда я стану большим и богатым, я найму хор Александрова петь матерные песни Лаэртского.

Январь 2002.
Влад Гринзайд