В канун великого праздника Победы советского народа над фашистской Германией, нахлынули на меня воспоминания о славном моем предке – дедушке Никифоре – которыми и хочу поделиться с вами, уважаемые фтыкатели. Ибо, наверняка, у каждого из вас тоже есть что вспомнить о героических своих родичах, сложивших головы на полях сражений или дошедших до Берлина и вернувшихся домой. Все меньше их остается, людей, подаривших будущее народам нашей страны,  и все реже мы вспоминаем, чем мы им обязаны.

    Родился дед мой в 1925 году и назван был старинным русским именем Никифор, отец его и, по-совместительству, мой прадед – Мартемьян Филимонович – был матерый уральский киржак (старовер), раскулаченный и переселенный с Урала на Урал, как у Высотского: «…повезли из Сибири в Сибирь». Кроме деда в семье было восемь детей (дед был старшим) и, естественно, как и все обычные чумазые чертенята они любили пошалить, побаловаться, в том числе и за столом, за что получали от строгого отца деревянной ложкой по лбу. Так, по рассказам деда, лупил батя с такой силой, что ложки раскалывались.

    Прадед был тоже личность очень интересная, посему пару строк о примечательных случаях из его жизни. Был он крепким хозяином и при жене и восьми детях (все из которых дожили до преклонных годов) имел неплохое подворье: коз, овец, лошадь и двух коров, за что и был записан в мироеды,  раскулачен и переселен из уральской деревеньки в уральский городок в котором коптил небо металлургический завод, построенный в 19 веке продолжателями дела Демидовых. В гражданскую прадед воевал в армии Колчака,  сражался против новой власти, тогда и произошел один очень интересный случай. Заболел прадед брюшным тифом, умирал практически, а ближайший лазарет был под красными. И тогда его родной брат, служивший как раз в Красной армии, один приехал в расположение колчаковцев и беспрепятственно забрал умирающего брата в больничку! Вот вам и брат-2!
Как мне рассказывал мой отец, со слов которого я и знаю все исторические события нашего бедного, но беспезды древнего и благородного семейства, заехал тот прямо в буденовке и остальной форме бойца Красной армии к колчаковцам, сказал им, таким же крестьянам, как и он, что брата спасать приехал, и никто даже слова не сказал ему, отдали брата и отпустили.

    Второй случай с прадедом произошел, когда уже мирно жил он с большим семейством своим на месте выселки своей. И там обзавелись они небольшим хозяйством – гусями. Так вот за этих гусей прадед и получил пять лет лагерей. Чтоб различать своих птичек от соседских, порвал он на ленточки тряпицу и эти ленточки на шеи им повязал. На беду тряпица та оказалась красного цвета, бдительные граждане усмотрели в этом акте контрреволюционном нехороший намек на пионерию и прадед поехал рубить сучки у елей несколько севернее привычной широты. Впрочем, оттарабанив пятерку вернулся к семье, правда с туберкулезом, который лечил, потребляя периодически вареное мясо щенков, вот такой вот неслабый рецепт, Геннадий Малахов нервно курит сушеный подорожник. Прадеда я не застал живым, умер он задолго до моего рождения, видел лишь на немногочисленных фото, неулыбчивый мужик с колючими взглядом из-под кепки и густой длинной бородой.
    Ну а теперь о деде, моем любимом дедушке, Никифоре Мартемьяновиче. О войне дед никогда мне не рассказывал, не любил вспоминать. Но несколько фактов о том периоде его жизни я все же знаю из рассказов моего отца и прабабки – матери деда, которая дожила до моего более-менее сознательного возраста.

На войну дед ушел в 18 лет, в 43 году. Отучившись 3 месяца на ускоренных командных курсах, в звании лейтенанта был отправлен на Белорусский фронт, в должности командира взвода. Освобождал Белоруссию, получил там пулевое в плечо, лечился в госпитале и вернулся в свою часть уже в Югославии, где принимал участие во многих боях, в последнем из которых подорвался на противопехотной мине. В результате ему оторвало ступню левой ноги и посекло осколками правую. В госпитале на культе началась гангрена, и врачи резали без наркоза ногу пять раз, т.к. гангрена перекидывалась все выше. В итоге осталась у деда культя чуть выше середины бедра. В 18 лет! Когда он был комиссован и приехал домой, встретили его мать и отец, младшие сестры и братья, сели все за стол, отметили прибытие защитника, ну все, как положено – выпили, посидели, поговорили, мать всплакнула, отец дымил самокруткой. А потом разошлись все спать. Утром мать встала раньше всех, подошла к кровати старшего сына и закричала, заплакала в голос – увидела под кроватью протез отстегнутый с ремнями лежал. Дед ведь не сказал, не написал, что нет у него больше ноги, пришел на протезе, и вечером не увидел, не приметил никто, что нога-то одна у него теперь…

    А дед прожил потом не очень долгую, но славную жизнь, женился заделал двух сыновей, один из которых мой отец, сменил несколько профессий, но самые большие его увлечения – автомобили и картины. Водил дед виртуозно, выдавали ему от государства бесплатные ЗАЗы с ручным управлением – лепестки акселератора  на руле и рукоять тормоза над рычагом КПП – и дед летал на них будь здоров, и в сад и на рыбалку! А картины какие он рисовал! Он был замечательным художником-копиистом, делал копии с репродукций известных картин, да так, что на мой взгляд, оригиналы просто отдыхают.

Умер дедушка в 67 лет,  в больнице, от врачебной ошибки, говорят, что сильно мучился перед смертью и все звал меня, любимого внучка, а я, тогда 16-летний долбоеб, был занят своими 16-летними долбоебическими делами и ни разу не пришел  к нему в больницу. Не потому, что просто забил или не хотел, а просто не верил, что он умрет, не мог себе этого представить даже, что больше не увижу своего деда, который качал меня в моем глубоком детстве на своих огромных, сильных руках, пел мне, маленькому, вместо колыбельной про несдающийся «Варяг», вырезал из коры парусники, зимой отряхивал меня, с ног до головы вывалянного в снегу веничком, прежде чем запустить в квартиру… К сожалению, понимаешь, что человек тебе бесконечно близок и дорог, только тогда,  когда теряешь его, по крайней мере так произошло со мной. Дед умер 17 лет назад, весной 92-ого, помню, тоже было прохладно,  и я шел, ежась, впереди огромной вереницы провожающих, неся перед гробом на бархатной подушке ордена и медали деда. Но до сих пор я скучаю по нему, огромному, сильному, умному, ироничному, простому уральскому мужику, работяге, художнику, воину. Спи спокойно, светлая тебе память, дед! 

Лёха.