Пишу банальность.
Хочется потеряться. Не умереть, не уехать на край света. Просто потеряться
Чтобы остались мама, папа, дочка, а меня замазали белой гуашью и поверху нарисовали счастье.
Какое оно – счастье? Пусть это будет ласковое море, пухлые купидоны, целующиеся люди, белые розы, смеющиеся дети и много-много зеленого цвета.
Мне тяжело, люди. Я потеряла душу, совесть, любовь. Я очерствела и превратилась в морального урода.
У меня умирает папа от рака. Я вспоминаю об этом очень редко. Я не хочу думать, что его скоро не будет. Мне удобно, когда он вечный.
Моя дочь воспитывается моими родителями. Я, конечно, езжу к ней на пару дней в месяц и пишу раз в три дня смс: «Люблю тебя, моя хорошая!». Но из семи ее Дней Рождений я была рядом только пару раз.
Моя мама страдает от гипертонии. Ей вызывают скорую каждую вторую ночь. И она не может себе позволить лечь в больницу и обследоваться, как следует, потому что на ее руках МОЯ ДОЧЬ!
Мои близкие болеют, страдают, а я бухаю пиво с феназепамом. Когда у меня очередной приступ, папа, слабый от неизлечимой болезни, садится в машину и пять часов едет ночью ко мне, только потому, что мне опять страшно и не хочется жить.
Моя семидесятисемилетняя бабушка каждое воскресение доползает до церкви, молится за меня, ставит свечки за здравие и заказывает сорокоусты.
Когда я допилась до белой горячки, мой брат сидел со мной сутками, кормил лекарствами и не давал выпрыгнуть в окно. Он несколько ночей не смыкал глаз, охраняя мой тревожный похмельный сон.
Сколько раз родные пытались лечить меня, спасти ради дочери, которая уже начала все понимать. И хоть щебечет каждый раз по телефону: «Мамулечка, ты у меня самая лучшая! Я люблю тебя сильнее всех на свете!», но сердечко ее чувствует все по-взрослому. Чувствует, что маме не до нее. Папы я ее лишила, вот она и пытается сейчас достучаться хоть до меня. Бабушка хорошо, дедушка хорошо, но семилетней девочке нужны родители. Нужна мама.
А мама – пустая. Как мыльный пузырь, который в любой момент может лопнуть и исчезнуть.
Зачем я им? Я только приношу горе и несчастья. Я заставляю их переживать, страдать, беспокоиться.
Мне сейчас хочется орать, выть, мне воздуха не хватает.
Пусть останутся мама, папа, дочка, бабушка, все близкие и родные. А мои тридцать лет пусть замажут белой гуашью и нарисуют поверху счастье.